Михаил Цетлин (Амари) - Цельное чувство
Поэт, переводчик, исторический беллетрист[23], издатель, редактор литературный критик и меценат Михаил Осипович Цетлин родился в Москве в семье еврейского купца Еселя (Осипа) Шмерковича (Семеновича, Сергеевича) Цетлина (1856–1933) и Анны Вульфовны Высоцкой (1860–1935), дочери крупнейшего чаепромышленника Калонимоса Зеева (Вульфа) Высоцкого (1824–1904). Войдя в дом Высоцких, Цетлин-старший стал компаньоном тестя в основанной тем чаеторговой фирме «В. Высоцкий и К°». Как отмечал современник, указывая на правила ведения разрешенным для еврея торговым делом,
в разрешительных бумагах московского обер-полицмейстера оговаривалось всегда, что разрешение дается с тем, чтобы имя и отчество «оного еврея» было изображено «крупным и жирным шрифтом». Увлечение доходило до того, что на вывеске товарищества на вере, коего вкладчиками состоят евреи, выписывались поименно все участвующие. Так на вывеске Т<оргового> Дома Высоцкий и Ко (Лубянско-Ильинские Торговые помещения) красовалась следующая надпись: «Оптовая торговля развешанным чаем Торгового Дома В. Высоцкий и Ко. Учредитель 1-ой г<ильдии> купец Иосиф Яковлевич Высоцкий. Вкладчики на вере пот<омственный> поч<етный> гражданин Есель Шмерков Цетлин и 1-ой гильдии купеч<еская> жена Либа Вульфовна Гавронская»[24].
Миша рос мальчиком хрупким и болезненным: с детских лет он страдал кокситом — костным туберкулезом и всю жизнь слегка прихрамывал на одну ногу[25]. Наверное, этим болезненным состоянием в известной мере можно объяснить некоторую замкнутость его характера, стеснительность и мечтательность, которые в той или иной форме будут сопровождать его до конца дней. В написанной много лет спустя, в эмиграции, пародии Дон-Аминадо «Горит восток зарею новой…», где выведены многие известные деятели русской колонии в Париже, к М.О. Цетлину приложен эпитет «вдумчивый»[26], возможно, не объясняющий всецело его личность, но, без сомнения, схватывающий ее важнейшее качество. Если бы потребовалось найти второе слово для моментальной характеристики цетлинского индивидуального портрета, стоило бы остановиться на глаголе «вчувствоваться». Вот на этой основе — способности вдумываться и вчувствоваться в окружающий мир, незаменимом даре тех, кто хочет отлить в слова свое лирическое волнение, — построен художественный мир поэта, с творчеством которого знакомит настоящая книга.
Борясь с болезнью, Цетлин в течение четырех лет после окончания гимназии прожил на французском курорте Burke Plage. Болезнь тогда действительно отступила, и он отправился в Германию, где слушал лекции по философии в Гейдельбергском и Фрейбургском университетах.
Будучи с детства человеком не просто обеспеченным, но по-настоящему богатым, он тем не менее никогда не ставил материальное выше духовного и, сызмалу научившись ценить прекрасное в жизни и искусстве, искал упоения и воплощения своих мечтательных грез в стихах.
В нем рано проснулись революционные чувства и сложились демократические убеждения. Став членом партии с.-р., Цетлин, при всей своей врожденной мягкости и деликатности, в полной мере разделял идеи кровавого террора и насилия, будучи, как и его сверстники и единомышленники, убежден в том, что путь в обетованную землю свободы лежит только через героическую борьбу. Ее романтическим пафосом пронизан первый цетлинский сборник Стихотворения» (1906), куда включены поэтические посвящения тем кто был главными врагами правящего режима и кумирами демократически настроенной молодежи тех лет: революционерам-народникам, эсерам, террористам — А.И. Баранникову, П.С. Поливанову, С.В. Балмашёву, Г.А. Гершуни. Свой высокий книжный настрой ниспровергателя существующего общественного порядка молодой поэт подтверждал вполне материальным образом, жертвуя собственные средства на революционные нужды (см. об этом далее).
Начиная с первого сборника, Цетлин подписывал свои стихи криптограмматическим псевдоним Амари. Несколько нелепым выглядит утверждение публикатора дневников З. Гиппиус о том, что псевдоним Цетлина был якобы граф Амари[27]. Здесь, конечно же, произошла контаминация двух разных псевдонимов: Амари-Цетлина и совсем другого лица — литератора и музыкального педагога И.П. Рапгофа, будущего анархиста, расстрелянного в 1918 г. большевиками, известного в творческих кругах как граф Амори.
Как Цетлин стал Амари?
По одной версии, этот псевдоним происходит от французского имени будущей жены поэта Марии Самойловны Тумаркиной (в первом браке Авксентьевой; 1882–1976), — об этом, например, писал в мемуарах близко знавший Цетлина И. Эренбург[28]. Под псевдонимом Амари, и именно во французском написании — А Marie, — вышел сборник Цетлина «Лирика» (Париж, 1912).
Следует в этой связи заметить, что там, где у Цетлина возникает имя Мария (Мэри), как, скажем, в стихотворении «Кавалер» (сб. «Прозрачные тени»), можно быть вполне уверенным, что дело не обходится без «сопровождающей» (а возможно, и главенствующей) ассоциации, подсказанной самым дорогим для него женским именем:
Ночь, и тишь, и имя «Мэри»
В тихом сердце. Завтра бой.
Эти люди, эти звери
Там за дымкой голубой.
Близок час борьбы и гнева,
Уж недолго до зари.
Нынче имя королевы
Будет лозунг наш: «Marie!»
Это имя, имя «Мэри»,
Светлой девушки моей.
Ждут, быть может, нас потери,
В грозный час я буду с ней.
По другой версии, однако, псевдоним сложился из первых букв имен наиболее близких автору людей: А — Амалия (Осиповна) Гавронская, двоюродная сестра Цетлина, в будущем жена его близкого друга, однокашника по гимназии, И.И. Фондаминского, члена ЦК эсеровской партии[29], известного политического и общественного деятеля)[30]; М — Мария (Самойловна) Тумаркина; А — Абрам (Рафаилович) Гоц, двоюродный брат Цетлина, член Боевой организации эсеров, окончивший свои дни в сталинском лагере[31]; Р— Рая (Исидоровна) Фондаминская, двоюродная сестра Цетлина, в будущем жена крупного эсеровского деятеля, писателя и публициста В.И. Лебедева; И — Илья (Исидорович) Фомламинский. Эту вторую версию отстаивала дочь Цетлиных Ангелина Цетлин-Доминик[32] в воспоминаниях «Моя семья»[33].
После царского Октябрьского манифеста 1905 г., даровавшего некоторые либеральные послабления и свободы, как грибы после дождя, стали возникать книжные издательства. Цетлин был членом редакционной комиссии московского эсеровского издательства «Молодая Россия», которое наряду с другими издательствами радикального эсеровского толка — «Новое товарищество» «Народная мысль», «Колокол» и нек. др. — входило в «Союз издателей социалистов-революционеров». Именно в «Молодой России», само существование которой, как можно думать, было главным образом обязано деньгам Цетлина, в 1906 г. увидел свет упомянутый выше его сборник «Стихотворения», имевший два издания.
В пору наступившей реакции, последовавшей за вспышкой либеральных надежд, издательская деятельность подверглась преследованию властей: книги, которые успели отпечатать за этот короткий период, вновь были признаны запрещенными, они беспощадно конфисковывались, издательства закрывали, работников арестовывали. Была изъята почти вся хранившаяся в этих издательствах переписка. Жандармские власти признали их действия опасными для режима, хотя прокурор Московской судебной палаты не нашел в них состава преступления и 3 января 1907 года уведомил начальника Охранного отделения, что «не усматривает оснований для возбуждения по содержанию этой переписки формального дознания или предварительного следствия». Однако в Московском жандармском управлении распорядились иначе: 18 человек, имевших непосредственное отношение к деятельности издательств, входивших в «Союз издателей социалистов-революционеров», были привлечены к дознанию. Среди них оказался Цетлин, которому вменялась в вину Финансовая поддержка этой деятельности. 6 января 1907 г. после начавшегося дознания Цетлина арестовали и взяли с него подписку о невыезде (или, как говорили тогда, «подписку о неотлучке»). Но, несмотря на запрет, он выехал за границу: официальная причина отъезда была связана с необходимостью лечения. Так началась его первая эмиграция.
В основе того, что Цетлин подвергся политическому преследованию, лежало, однако, не только и не столько желание полиции пресечь его издательскую деятельность, сколько соображения совсем другого порядка. В 1913 г., накануне 300-летия дома Романовых и в связи с ожидаемой амнистией, к Николаю II с просьбой о пересмотре дела сына обратился отец Михаила Осиповича богатый и знатный купец О.С. Цетлин, коленопреклоненно просивший о царском снисхождении и милости. Его ходатайство поддержали влиятельные лица, близкие к высшим сферам власти.
Из этого обращения, однако, ничего не получилось: Департамент полиции упорно не желал давать свое согласие на амнистию. Судя по всему, главному российскому полицейскому ведомству стало известно (информация, скорее всего, исходила от провокатора Азефа), что Цетлин не только содержал на свои деньги издательства, либерального толка (этот «грех» ему как-нибудь простили бы), но финансировал террористическую деятельность боевиков-эсеров. Один из проектов, инициатором которого, к слову сказать, явился сам руководитель Боевой организации Азеф, был связан с производством летательной машины для бомбометания, над которой в Германии трудился инженер С.И. Бухало. Из строительства «воздушного бомбометателя», как известно, ничего не вышло, хотя сбор средств на него был осуществлен. Борис Савинков, который вместе с Азефом курировал этот проект, среди имен ведущих жертвователей называет в своих «Воспоминаниях террориста» имена Цетлина (3000 рублей), его кузена Бориса Гавронского (1000 рублей) и лично ему, Савинкову, неизвестного Доенина[34]. Нечего и говорить, что охранка не могла позволить себе такую «роскошь», как амнистировать столь опасного политического преступника, каковым был в ее глазах Цетлин, оказывавший денежную поддержку террористам[35].
