Владимир Набоков - Трагедия господина Морна. Пьесы. Лекции о драме
(встает и подходит)
Довольно… голос оголю… довольно!
Ждать дольше мочи нет. Долой перчатку!
(К Мидии.)
Вот эти пальцы вам знакомы?
Ах!..
Морн, уходите.
(страстно)
Здравствуй! Ты не рада?
Ведь это я — твой муж! Воскрес из мертвых!
(совершенно спокойно)
Воистину.
Вы здесь еще?
Не надо!
Обоих вас прошу!..
Проклятый фат!..
Горячий свист твоей перчатки черной
приятен мне. Отвечу тем же…
А!..
Она бежит в глубину сцены, к нише, и распахивает рывками окно. Морн и Ганус дерутся на кулаках.
Морн.Стол, стол смахнешь!.. Вот мельница!.. Не так
размашисто! Стол… ваза!.. Так и знал!..
Ха-ха! Не щекочи! Ха-ха!..
(кричит в окно)
Эдмин!
Эдмин! Эдмин!..
Ха-ха! Стекает краска!..
Так, рви ковер!.. Смелее! Не сопи,
не гакай!.. Чище, чище! Запятая
и точка!
Ганус рухнул в углу.
Морн. Олух… Развязал мне галстук.
(вбегает, в руке пистолет)
Что было?
Только два удара: первый
зовется «крюк»{147}, второй — «прямая шуйца».
А между прочим, этот господин —
Мидиин муж…
Убит?
Какое там…
Смотри, сейчас очнется. А, с приходом!
Мой секундант к услугам вашим…
(И замечает, что Мидия лежит в обмороке в глубине, у окна.)
Боже!
О, бедная моя!.. Эдмин… постой…
Да позвони… О, бедная… Не надо,
не надо же… Ну, право… Мы играли…
Вбегают две служанки: они и Морн ухаживают за Мидией в глубине сцены.
Ганус.(тяжело поднимается)
Я… вызов… принимаю. Гадко… Дайте
платок мне… Что-нибудь. Как гадко…
(Вытирает лицо.)
Десять
шагов и первый выстрел — мой… по праву:
я — оскорбленный…
(оглянувшись, порывисто)
Слушайте… постойте…
Покажется вам странно… но я должен…
просить вас… отказаться от дуэли…
Не понимаю?..
Если вам угодно,
я — за него — под выстрел ваш… готов я…
Хотя б сейчас…
По-видимому, я
с ума схожу.
(тихо и быстро)
Так вот, нарушу слово!..
Открою вам… мне долг велит… Но вы
должны поклясться мне — своей любовью,
презреньем, ненавистью, чем хотите,
что никогда вы этой страшной тайны…
…Извольте, но к чему все это?
Вот,
открою вам: он — этот человек —
он… не могу!..
Скорей!..
Э, будь что будет!
Он…
(И шепчет ему на ухо.)
Ганус. Это ложь!
(Эдмин шепчет.)
Нет, нет… Не может быть!
О, Господи… что делать?..
Отказаться!
Нельзя иначе… Отказаться!..
(к Морну в глубине)
Радость,
не уходи…
Постой… сейчас я…
(твердо)
Нет!
Зачем же я нарушил…
(подходит)
Что, решили?
Решили, да. Я не гожусь в убийцы:
мы драться будем à la courte paille.{148}
Великолепно… Выход найден. Завтра
подробности решим. Спокойной ночи.
Еще могу добавить, что дуэли
не обсуждают с женщиной. Мидия
не выдержит. Молчите до конца.
Пойдем, Эдмин.
(К Мидии.)
Я ухожу, Мидия.
Ты будь спокойна…
Подожди… мне страшно…
чем кончилось?
Ничем. Мы помирились.
Послушай, увези меня отсюда!..
Твои глаза — как ласточки под осень,
когда кричат они: «На юг!..» Пусти же…
Постой, постой… смеешься ты сквозь слезы!..
Сквозь радуги, Мидия! Я так счастлив,
что счастие, сияя, через край
переливается. Прощай, Эдмин,
пойдем. Прощай. Все хорошо…
Морн и Эдмин уходят.
Пауза.
Ганус.(медленно подходит к Мидии)
Мидия, что же это? Ах… скажи
мне что-нибудь — жена моя, блаженство
мое, безумие мое, — я жду…
Не правда ли, все это — шутка, пестрый,
злой маскарад, как господин во фраке
бил крашеного мавра… Улыбнись!
Ведь я смеюсь… мне весело…
Не знаю,
что мне сказать тебе…
Одно лишь слово;
всему поверю я… всему поверю…
Меня пустая ревность опьянила —
не правда ли? — как после долгой качки
вино в порту. О, что-нибудь…
Послушай,
я объясню… Ушел ты — это помню.
Бог видел, как я тосковала. Вещи
твои со мною говорили, пахли
тобой… Болела я… Но постепенно
мое воспоминанье о тебе
теряло теплоту… Ты застывал
во мне — еще живой, уже бесплотный.
Потом ты стал прозрачным, стал каким-то
привычным призраком; и, наконец,
на цыпочках, просвечивая, тихо
ушел, ушел из сердца моего…
Я думала: навеки. Я смирилась.
И сердце обновилось и зажглось.
Мне так хотелось жить, дышать, кружиться.
Забвенье подарило мне свободу…
И вдруг, теперь, вернулся ты из смерти,
и вдруг, теперь, врываешься так грубо
в тебе чужую жизнь… Не знаю, что
сказать тебе… Как с призраком ожившим
мне говорить? Я ничего не знаю…
В последний раз я видел сквозь решетку
твое лицо. Ты подняла вуаль,
чтоб нос — комком платочка — так вот, так вот…
Кто виноват? Зачем ушел? Зачем
бороться было — против счастья, против
огня и правды, против короля?..
Ха-ха… Король!.. О, Господи… Король!..
Безумие… Безумие!..
Мне страшно, —
ты так не смейся…
Ничего… Прошло…
Три ночи я не спал… устал немного.
Всю осень я скитался. Понимаешь,
Мидия, я бежал: не вынес кары…
Я знал бессонный шум ночной погони.
Я голодал. Я тоже не могу
сказать тебе…
…И это для того,
чтоб выкрасить лицо себе, а после…
Но я хотел обрадовать тебя!
…а после быть избитым и валяться,
как пьяный шут, в углу, и все простить
обидчику, и, в шутку обратив
обиду, унижаться предо мною…
Ужасно! На, бери подушку эту,
души меня! Ведь я люблю другого!..
Души меня!.. Нет, только может плакать…
Довольно… Я устала… уходи…
Прости меня, Мидия… Я не знал…
Так вышло, будто я четыре года
подслушивал у двери — и вошел,
и — никого. Уйду. Позволь мне только
видать тебя. В неделю раз — не боле.
Я буду жить у Тременса. Ты только
не уезжай…
Оставь мои колени!
Уйди… не мучь меня… Довольно… Я
с ума сойду!..
Прощай… Ты не сердись…
прости меня — ведь я не знал. Дай руку, —
нет, только так — пожать. Я, вероятно,
смешной — размазал грим… Ну вот…
Я ухожу… Ты ляг… Светает…
(Уходит.)