Лариса Миллер - О том, о чем и вдох и выдох
Обзор книги Лариса Миллер - О том, о чем и вдох и выдох
Миллер Лариса
О том, о чем и вдох и выдох
Лариса Миллер
О том, о чем и вдох и выдох
1. Вниз по реке
Со временем все проходит: и человек и эпоха. Наступает другая эпоха, приходит другой человек. Но и он, как и его предшественник, непременно принимается выяснять отношения СО ВРЕМЕНЕМ И ПРОСТРАНСТВОМ. Прошлое, настоящее, будущее - что мы ведаем о них? Знаем ли мы о прошлом больше, чем о будущем? "Медлительность старого доброго времени", - прочла я в чьих-то воспоминаниях. Но было ли оно медлительным и добрым? Не иллюзия ли это? И что значит - старое? И не покажется ли нам завтра сегодняшний бешеный темп умеренным и спокойным? И все же, вспоминая свое детство, думаю о нем теми же словами - "Медлительность старого доброго времени": длинный зимний вечер, матерчатый абажур над столом, за которым бабушка штопает, дедушка читает газету, а я рисую. "И тихо, так, Господи, тихо, что слышно, как время течет". А текло оно неспешно и плавно. И я плыла в нем неспешно и плавно, как мультфильмовский ежик, который заблудившись в тумане, упал в воду и покорно поплыл по течению. "Я ежик. Я упал в реку", - изрек он, глядя на звезды в ночном небе. Каждый из нас, родившись, попадает во временной поток и плывет по течению, радуясь всему, что возникает на пути, пока однажды не спохватится и не спросит себя: "Кто я? Куда и откуда? И есть ли здесь дно?", а спросив, не начнет немедленно захлебываться и тонуть. Он больше не чувствует себя в реке времени, как рыба в воде, и вынужден заново учиться плавать, на что может уйти вся жизнь.
"Row, row, row the boat gently down the stream, merrily, merrily, merrily, merrily life is but a dream" ("Плыви, плыви вниз по реке спокойно и весело. Жизнь всего лишь сон"), - поется в старой английской песенке, которую обычно исполняют на несколько голосов. Причем сперва поют одни, потом другие, как и положено вступать в реку времени. Только, увы, не получается плыть по этой реке "спокойно и весело". Душа не желает мириться с тем, что "жизнь - всего лишь сон", в котором не существует ничего, кроме изменчивого представления об изменчивых вещах, и, сказав сегодня "я знаю", завтра поймешь, что тебе помстилось.
Один наш друг, эмигрировавший в Штаты в начале 70-х, как-то пожаловался своему американскому коллеге: "Вот проблема: без машины до работы не добраться, а водить не люблю. Мне это очень трудно. У меня к машине сложное отношение. Не знаю, что и делать." "I think, you must change your attitude" ("Я думаю, вам надо изменить свое отношение"), - посоветовал разумный американец. "Измени свое отношение", - сто раз повторяла я себе, попадая в очередную тупиковую ситуацию. Измени свое отношение к изменчивому и непостоянному миру, в котором смена иллюзий - процесс столь же естественный и неизбежный, как смена времен года. Смести акценты, перенеси ударение с тщетности надежд на тщету отчаяния. Ведь то, что ты с тоской называешь сменой миражей, можно с благодарностью назвать ПРЕОБРАЖЕНИЕМ, превращающим каждый новый день в tabula rasa. Время течет, и ты в потоке. Так плыви без судорог и страха. Плыви, пока время не впадет в вечность, а ты - в беспамятство. Впрочем, кто знает, куда впадает время и что происходит за пределами земного существования.
***
Жизнь - исчезновение
Каждого мгновения,
Всех до одного...
Ты другого мнения?
Выскажи его.
Говоришь - тягучая,
Долго длится, мучая
Особь ту и ту...
Вздор - она летучая,
Жизнь - она лету...
2. О том, о чем и вдох и выдох
И не осмыслить в словесах,
И не измерить здешней меркой
В бездонность маленькою дверкой
Сияет просинь в небесах.
Сияет просинь в небесах,
Зияет пропуск буквы в слове.
Не надо с ручкой наготове
Стоять у буквы на часах.
Пространство, пропуск, забытье...
Лишь тот земную жизнь осилит,
Кто будет поражен навылет
Непостижимостью ее.
В пустом пространстве ветер дик...
Попробуй жить, в стабильность веря:
Что ни мгновение - потеря.
Что ни мгновение - тайник.
Начиналось так: сидела на Рождественском бульваре на скамеечке и чувствовала - сейчас произойдет нечто. И оно произошло: я вынула из сумки тетрадку и ручку (благо, они всегда были при мне, поскольку я преподавала в школе), минута - и стихи свободно потекли. "Я иногда люблю бродить по улицам,/ Смотреть по сторонам и на прохожих,/ Бывает, и они посмотрят тоже,/ Порой помягче, а порой построже..."
С того дня прошло тридцать лет, и все тридцать лет - строчки, строчки (детские опыты - не в счет). Не пора ли оглянуться и понять, что же они мне накопили - эти строчки. "Хрустит ледком река лесная,/ И снег от солнца разомлел./ А я опять, опять не знаю,/ Как жить на обжитой земле" - год 65-й. "Не знаю, не узнаю впредь,/ Зачем живу на белом свете/ И для чего мгновенья эти,/ Опять стремлюсь запечатлеть..." - 81-й. "Не ведаю, как быть и как не быть - не знаю,/ Иду себе, бреду, травинки приминаю..." - 92-й. Обнаружив, что уже тридцать лет, как ничего НЕ ЗНАЮ, впала в тоску и решила устроить себе допрос с пристрастием. Итак:
Что для меня писание стихов?
Способ жить. Когда не пишу, пребываю во тьме и не понимаю, что со мной происходит. Стихотворение, даже если в нем сплошная сумятица чувств, все равно - свет. И еще. Само проговаривание слов, сам процесс озвучивания душевного состояния (даже мучительного) - наслаждение. Перекатывать во рту все эти согласные, касаться их губами, выдыхать гласные, шептать слова и слоги, одни казнить, другие миловать - ни с чем не сравнимая радость. И до чего же пусто, когда нечего проговаривать. И с какой завистью к себе самой вспоминаю я в такую глухую пору, как целый день твердила: "Тончайшим сделаны пером/ Судьбы картинки/ И виснут в воздухе сыром/ На паутинке..."
Нужен ли мне читатель?
Да, нужен. Жить без читателя, как находиться в сурдокамере. Хотя именно так я и прожила большую часть жизни.
Почему я начала писать прозу?
Потому, наверное, что стихи мои всегда приподнимаются над повседневным предметным миром, который люблю и помню. Проза моя - автобиографична. Пишу о том, что не вместилось в стихи.
Можно ли назвать мою прозу прозой поэта?
Вряд ли. Когда читаю прозу Цветаевой или Мандельштама, чувствую, что рождается она так же, как стихи, питается теми же соками. Моя проза - иная. Пишу ее чаще всего в состоянии отчаяния или потерянности. Пишу, как жизненно важное письмо, торопясь высказаться, сражаясь со словами, тяжелыми и неповоротливыми, как бревна. И никакого наслаждения от процесса. Наоборот, сплошная мука и желание поскорее кончить, изжить тему, освободиться.
Читатель ли я?
И да, и нет. Читаю много, но гораздо меньше, чем хотелось бы. И очень выборочно. Стараюсь читать только то, что помогает писать, заряжает и заражает творческой (простите за слово) энергией. Постоянно стремлюсь к самообразованию, хотя осознаю тщету своих усилий. Голова моя - решето. Не помню ни дат, ни названий. Забываю сюжет, имена героев, стихотворные строки. "Зачем читать, - спросил однажды младший сын, - если ты все забываешь?" Но толк все же есть, потому что многое помню "в духе". И то, что помню, живет во мне и никуда не девается. Впечатление от прочитанного бывает столь сильным, что почти заболеваю. Так в разное время "болела" Заболоцким, Набоковым, Мандельштамом, Цветаевской прозой, поздним Георгием Ивановым. И если бы я все это помнила "в букве", то, возможно, не смогла бы писать. Память на одно и отсутствие памяти на другое, наверное, от Бога. Ему одному ведомо, что нам помнить, и что забывать. Но и сегодня, когда мне за 50, я пытаюсь продолжить ликбез, начатый в конце 60-х, и держу на столе не только книги, невесть почему нужные мне в данную минуту, но и литературу по искусству, истории, философии.
С чтением происходили удивительные вещи. Часто книга, которую, как потом оказывалось, необходимо было прочитать, чудесным образом сама меня находила. "Дай мне что-нибудь почитать", - я никогда не понимала подобной просьбы. Чтение - процесс сугубо внутренний и загадочный. Именно благодаря неожиданно поселившейся на моем столе книге, я иногда чувствовала, что ведома.
Какие это были книги?
Всего не назову, но помню, что в начале 60-х с увлечением читала о Швейцере, его подвижнической и необычайной жизни. Тогда же меня потряс "Дневник Анны Франк", заставив испытать самые противоречивые чувства - от полного бессилия и апатии перед лицом черной бездны до ощущения драгоценности и значимости каждого мгновения. Позже поразили труды Ромэна Роллана о Рамакришне и Вивекананде. Но подробнее остановлюсь на одном особенно важном для меня событии.
Однажды мои друзья Зинаида Миркина и Григорий Померанц, знакомство с которыми само по себе было подарком судьбы, дали мне почитать тонкую книжку, вышедшую в России в начале века и с тех пор не переиздававшуюся (лишь в 91-м году впервые за почти 80 лет появилось ее репринтное издание). Я бережно открыла драгоценную книгу, которую мои щедрые друзья не побоялись на некоторое время выпустить из рук, и поняла, что происходит то, что неминуемо должно было случиться. Я не могла не прочесть этих пожелтевших от времени страниц. То были духовные проповеди и рассуждения великого немецкого мистика 13-го века Мейстера Экхарта (в переводе М.В. Сабашниковой).
