Александр Артёмов - Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне

Дочурка мне привиделась во сне.
Пришла, пригладила мне чуб ручонкой.
«Ой, долго ты ходил!» — сказала мне,
И прямо в душу глянул взор ребенка.

От радости кружилась голова,
Я крошку обнимал, и сердце пело.
И думал я: так вот ты какова,
Любовь, тоска, достигшая предела!

Потом мы с ней цветочные моря
Переплывали, по лугам блуждая;
Светло и вольно разлилась заря,
И сладость жизни вновь познал тогда я.

Проснулся я… Как прежде, я в тюрьме,
И камера угрюмая всё та же,
И те же кандалы, и в полутьме
Всё то же горе ждет, стоит на страже.

Зачем я жизнью сны свои зову?
Зачем так мир уродует темница,
Что боль и горе мучат наяву,
А радость только снится?

Быть может, годы будут без письма,
Без вести обо мне.
Мои следы затянутся землей,
Мои дороги зарастут травой.

Быть может, в сны твои, печальный, я приду,
В одежде черной вдруг войду.
И смоет времени бесстрастный вал
Прощальный миг, когда тебя я целовал.

Так бремя ожиданья велико,
Так изнурит тебя оно,
Так убедит тебя, что «нет его»,
Как будто это было суждено.

Уйдет твоя любовь,
                                а у меня,
Быть может, нету ничего сильней.
Придется мне в один нежданный день
Уйти совсем из памяти твоей.

И лишь тогда, вот в этот самый миг,
Когда придется от тебя уйти,
Быть может, смерть тогда и победит,
Лишит меня обратного пути.

Я был силен, покуда ты ждала,
Смерть не брала меня в бою:
Твоей любви волшебный талисман
Хранил в походах голову мою.

И падал я. Но клятвы: «Поборю!»
Ничем не запятнал я на войне.
Ведь если б я пришел не победив,
«Спасибо» ты бы не сказала мне.

Солдатский путь извилист и далек,
Но ты надейся и люби меня,
И я приду: твоя любовь — залог
Спасенья от воды и от огня.

Друг, не горюй, что рано мы уходим.
Кто жизнь свою, скажи, купил навек?
Ведь годы ограничены той жизнью,
Которую избрал сам человек.

Не время меж рождением и смертью
Одно определяет жизни срок,—
Быть может, наша кровь, что здесь прольется,
Прекрасного бессмертия исток.

Дал клятву я: жизнь посвятить народу,
Стране своей — отчизне всех отчизн.
Для этого, хотя бы жил столетья,
Ты разве бы свою не отдал жизнь?

Как долгой ночью — солнечного света,
Так жду в застенке с родины вестей!
Какое счастье — даже на чужбине —
Дыханье слышать родины своей!

Чем, шкуру сохранив, забыть о чести,
О, пусть я лучше стану мертвецом!
Какая это жизнь, когда Отчизна,
Как Каину, плюет тебе в лицо!

Такого счастья мне совсем не надо.
Уж лучше гибель — нет обиды тут!
Не стану чужаком в краю родимом,
Где даже мне воды не подадут.

Мой друг, жизнь наша — это только искра
Всей жизни родины — страны побед.
Пусть мы погаснем — от бесстрашной смерти
В отчизне нашей ярче вспыхнет свет.

И этой смертью подтвердим мы верность,
О смелости узнает вся страна.
Не этими ли чувствами большими,
О друг мой, наша молодость сильна?!

И если молодости ствол подрубят,
В народе корни не исчезнут ввек.
И скажут юные:
                          вот так отважно
Смерть должен встретить каждый человек!

Любовь так долго юношу томила,
Что как-то раз, дыханье затая,
«Люблю», — шепнул он робко. Но от милой
Капризницы не услыхал: «И я!»

Была ли то уловка страсти скрытой,
Иль вправду был он безразличен ей,—
Не всё ль равно? Любовь в душе
                                                     джигита
Всё ярче разгоралась, всё сильней.

Пришла война и увела нежданно
Джигита в пламя и водоворот.
Любовь жила и заживляла раны,
И за руку вела его вперед.

Сражался на переднем крае воин
За дом родной, за девушку свою.
Ведь имени джигита недостоин
Тот, кто не дышит мужеством в бою.

Любовь была и силой и опорой,—
Со страстной верой в битву шел боец.
Когда зажглась заря победы скорой,
Свалил джигита вражеский свинец.

Последнее дыханье в нем боролось
С угаром смерти. Бредил он, хрипя.
«Люблю…» — сказал он и услышал голос
Своей возлюбленной: «И я!»

В душе взрастил я песенные всходы.
Цветите ж, песни, на полях страны.
Я вас взрастил в честь мира и свободы,
Права на жизнь за это вам даны.

Вам, песни, я вверяю вдохновенье.
Вы — жизнь моя, где пятен темных нет.
Умрете вы — я отойду в забвенье.
Живете — буду жить и я, поэт.

Когда мне долг и сердце приказали,
Как факел, я воспламенил свой стих.
Друзей я песней утешал в печали
И песней же разил врагов своих.

Пусть не прельщают низкие соблазны,
Я их отверг и сердцем чище стал!
Живу затем, чтоб стих, прямой и ясный,
Лучами правды ярко засверкал.

Пришли последние минуты жизни —
Со славой завершить бы мне борьбу.
Я отдаю народу и отчизне
Порывы, вдохновение, судьбу.

Я пел в бою. Не думал никогда я,
Что пленником умру в чужом краю.
На плахе песнь последнюю слагаю.
Вот заблестел топор, но я пою.

Меня на битву песня призывала,
Она учила смело умирать.
Призывной песней жизнь моя звучала,
И будет, будет смерть моя звучать.

Людей-слонов нередко я встречал,
Дивился их чудовищным телам,
Но я за человека признавал
Лишь человека по его делам.

Вот, говорят, силач — железо гнет,
Вода проступит там, где он пройдет.
Но будь ты слон, а я не признаю,
Коль дел твоих — по горло воробью.

Пускай во всем, что совершаешь ты,
Проступит след душевной чистоты.
Ведь сила не во внешности твоей,
А только в человечности твоей.

В твоих делах проявится сама
И справедливость твоего ума,
И то, что сильным сердцем наделен,
Что ты любовью к родине силен.

Жить бесполезно — лучше уж не жить:
На ровном месте кочкою служить.
Свети потомкам нашим как маяк.
Свети как человек, а не светляк!

Железо не ржавеет от труда,
И глина обожженная тверда,
Оценит мужа по делам народ
И затоптать не даст его следа.

Как волшебный клубок из сказки,
Катился мой жизненный путь.
На закате у этого дома
Остановился я отдохнуть.

Как владыка дивов из сказки,
Вышел хозяин навстречу мне:
Мертвый орел вместо шапки,
Топор висит на ремне.

Железные двери, как в сказке.
В железе дыра, и в нее
Смотрит див ежедневно —
Добро проверяет свое.

На ста кострах ежедневно
Жарят шашлык из людей…
И сюда меня черная доля
Завела из отчизны моей!

Эх, сказки моей бабушки,
Тягаться с правдой не вам!
Чтоб рассказать о страшном,
К каким обращусь словам?

Здесь всюду стоят капканы,
Чтоб ты убежать не мог.
Тень смерти на всех переулках,
На каждой двери замок.

У дива такой порядок:
Умному — голову с плеч!
А матерей и младенцев —
В стальной каземат — и сжечь!

А чернобровым джигитам,
А девам, подобным хурме,—
Без пищи, без воли зачахнуть
На тяжкой работе в тюрьме!..

Видеть, как плачет юность,
Видеть цвет увяданья на ней —
Страшной сказки страшнее,
Тяжкого сна тяжелей.

И мой черед скоро настанет,
Но песни мои повторят для вас
Ягоды, и цветы, и груши, и сосны,
И всё, что ласкал я в пути не раз…

Как волшебный клубок из сказки,
Песни — на всем моем пути…
Идите по следу до самой последней,
Коль захотите меня найти!