Александр Артёмов - Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне

Коль обо мне тебе весть принесут,
Скажут: «Устал он, отстал, упал он»,—
Не верь, дорогая! Слово такое
Не скажут друзья, если верят в меня.

Кровью со знамени клятва зовет:
Силу дает мне, движет вперед.
Так вправе ли я устать и отстать?
Так вправе ли я упасть и не встать?

Коль обо мне тебе весть принесут,
Скажут: «Изменник он! Родину предал»,—
Не верь, дорогая! Слово такое
Не скажут друзья, если любят меня.

Я взял автомат и пошел воевать,
В бой за тебя и за родину-мать.
Тебе изменить? И отчизне моей?
Да что же останется в жизни моей?

Коль обо мне тебе весть принесут,
Скажут: «Погиб он. Муса уже мертвый», —
Не верь, дорогая! Слово такое
Не скажут друзья, если любят тебя.

Холодное тело засыплет земля,—
Песнь огневую засыпать нельзя!
Умри, побеждая, и кто мертвецом
Тебя назовет, если был ты борцом?!

Душа порой бывает очень твердой.
Пусть ветер смерти яростный жесток,
Цветок души не шевельнется, гордый,
Не дрогнет даже слабый лепесток.

Нет скорби на твоем лице ни тени,
Нет в строгих мыслях суеты мирской.
Писать, писать — одно тогда стремленье
Владеет ослабевшею рукой.

Беситесь, убивайте — страха нету.
Пусть ты в неволе, но вольна душа.
Лишь клок бумаги чистой бы поэту,
Огрызок бы ему карандаша.

Не преклоню колен, палач, перед тобою,
Хотя я узник твой, я раб в тюрьме твоей.
Придет мой час — умру. Но знай: умру я стоя,
Хотя ты голову отрубишь мне, злодей.

Увы, не тысячу, а только сто в сраженье
Я уничтожить смог подобных палачей.
За это, возвратясь, я попрошу прощенья,
Колена преклонив, у родины моей.

При дороге одиноко
Дуб растет тысячелетний,
На траве зеленой стоя,
До земли склоняя ветви.

Легкий ветер на рассвете
Между листьев пробегает,
Будто время молодое
Старику напоминает.

И поет он о минувшем,
Про безвестного кого-то,
Кто вскопал впервые землю,
Проливая капли пота.

Кто зажег в нем искру жизни?
Кто такой? Откуда родом?
Государем был великим,
Полеводом, садоводом?

Кем он был — не в этом дело:
Пот его в земле — от века,
Труд его — в стволе могучем:
Дуб живет за человека!

Сколько здесь прошло народу —
Проходившим счета нету!
Каждый слышал песню дуба,
Каждый знает песню эту.

Путник прячется в ненастье
Под навес зеленолистый;
В зной работников усталых
Дуб зовет во мрак тенистый;

И недаром лунной ночью
Он влечет к себе влюбленных,
Под шатром соединяя
Тайной страстью опаленных;

Заблудившимся в буране
Путь укажет самый краткий;
Тех, кто жнет, горячим летом
Напоит прохладой сладкой…

Преклонюсь перед тобою,
Счастлив ты, земляк далекий.
Памятник тебе достойный
Этот старый дуб, высокий.

Стоит жить, чтоб в землю врезать
След поглубже, позаметней,
Чтоб твое осталось дело,
Словно дуб тысячелетний.

Влюбился я. Давно случилось это —
В былые годы юности моей.
Любви цветок, как говорят поэты,
Раскрылся даже в стужу зимних дней.

И вдруг судьба послала наказанье,
Я насморк на морозе получил.
Но к девушке любимой на свиданье
К назначенному часу поспешил.

Сидим вдвоем. Ищу платок в кармане
И, как назло, не нахожу его.
Кружится голова в сплошном тумане,
Течет ручей из носа моего…

Я духом пал. Как поступить, не знаю.
Язык не произносит нежных слов.
С трудом шепчу: «Люблю тебя, родная»,
А сам чихаю и чихаю вновь.

Сидел бы я спокойно, не чихая,
Как рыба был бы нем. Но вот беда:
Когда влюбленно, глубоко вздыхаю,
Мой нос свистит протяжно, как дуда.

Какой позор! Не в силах передать я
Всё то, что было в памятной ночи.
Дивчину заключив в объятья,
Я говорил: «Апчхи… тебя… апчхи!»

В смешные рассуждения пускался,
С ее руками я свои сомкнул.
Неосторожно вдруг расхохотался
И на нее, на милую, чихнул.

От гнева вспыхнуло лицо любимой.
Она платком закрылась. Понял я,
Что лучшие деньки невозвратимы,
Что лопнет, как пузырь, любовь моя.

Не плача, не смеясь, она сказала
И всколыхнула боль в моей груди:
«Молокосос!
Ты нос утри сначала!
Ко мне на километр не подходи!»

Она ушла, сверкнув прощальным взглядом,
Ушла, не думая простить.
В аптеку я направился за ядом,
Считая, что не стоит больше жить.

Бежал не чуя ног, чтобы навеки
Забыться в безмятежном сне,
И труд мой даром не пропал — в аптеке
От насморка лекарство дали мне.

С тех пор не грезил я о кареглазой,
Мы не встречались после. Всё прошло.
Избавиться от двух болезней сразу
Аптечное лекарство помогло.

Я коротаю старость на чужбине.
Года промчались, жар остыл в крови.
Эх, дайте ту, простуженную! Ныне
Тоскую даже по такой любви.

Сияет прелесть мира,
Ликует вдалеке, —
В тюрьме темно и сыро,
И двери на замке.

Птенец летит, теряясь
В веселых облаках,—
Я на полу валяюсь
В тяжелых кандалах.

Цветок растет на воле,
Обрызганный росой,—
А я увял от боли,
Задушенный тюрьмой.

Я в жизнь влюблен, я знаю
Кипенье чувств живых, —
И вот я умираю,
Мой стих — последний стих.

Дочурка мне привиделась во сне.
Пришла, пригладила мне чуб ручонкой.
«Ой, долго ты ходил!» — сказала мне,
И прямо в душу глянул взор ребенка.

От радости кружилась голова,
Я крошку обнимал, и сердце пело.
И думал я: так вот ты какова,
Любовь, тоска, достигшая предела!

Потом мы с ней цветочные моря
Переплывали, по лугам блуждая;
Светло и вольно разлилась заря,
И сладость жизни вновь познал тогда я.

Проснулся я… Как прежде, я в тюрьме,
И камера угрюмая всё та же,
И те же кандалы, и в полутьме
Всё то же горе ждет, стоит на страже.

Зачем я жизнью сны свои зову?
Зачем так мир уродует темница,
Что боль и горе мучат наяву,
А радость только снится?

Быть может, годы будут без письма,
Без вести обо мне.
Мои следы затянутся землей,
Мои дороги зарастут травой.

Быть может, в сны твои, печальный, я приду,
В одежде черной вдруг войду.
И смоет времени бесстрастный вал
Прощальный миг, когда тебя я целовал.

Так бремя ожиданья велико,
Так изнурит тебя оно,
Так убедит тебя, что «нет его»,
Как будто это было суждено.

Уйдет твоя любовь,
                                а у меня,
Быть может, нету ничего сильней.
Придется мне в один нежданный день
Уйти совсем из памяти твоей.

И лишь тогда, вот в этот самый миг,
Когда придется от тебя уйти,
Быть может, смерть тогда и победит,
Лишит меня обратного пути.

Я был силен, покуда ты ждала,
Смерть не брала меня в бою:
Твоей любви волшебный талисман
Хранил в походах голову мою.

И падал я. Но клятвы: «Поборю!»
Ничем не запятнал я на войне.
Ведь если б я пришел не победив,
«Спасибо» ты бы не сказала мне.

Солдатский путь извилист и далек,
Но ты надейся и люби меня,
И я приду: твоя любовь — залог
Спасенья от воды и от огня.