Лев Мей - Стихотворения

Таких чудес не слыхано доныне:
Днем облако, а ночью столп огня,
Вслед за собой толпу несметную маня,
Несутся над песком зыбучим по пустыне,
И, богом вдохновлен, маститый вождь ведет
В обетованный край свой избранный народ.
Но страждут путники, и громко ропщет каждый,
Как травка без дождя, палим томящей жаждой;
Порою впереди — как будто бы вода,—
Нет, это — марево, и синею волною
Плеснула в небеса зубчатых скал гряда.
Так и теперь… Далеко глаз еврея
Завидел озеро, и звучно раздались
И потонули в голубую высь
Похвальные псалмы — во имя Моисея.
И вот — опять обман, опять каменья скал,
Где от веку ручей студеный не журчал.
И пали духом все, и на песок, рыдая,
С младенцем пала ниц еврейка молодая,
И, руки смуглые кусая до костей,
Пьет жадно кровь свою измученный еврей.
Но Моисей невозмутим: он знает,
Что веру истую терпенье проверяет…
И по скале ударил он жезлом,
И брызнула вода сквозь твердый слой ручьем…
И, жажду утолив, раскаявшися в пенях
И в ропоте, народ молился на коленях..

Вот так и ты, певец: хоть веря, но молча,
Ты, вдохновенный, ждешь, пока возжаждут люди
Всем сердцем — и тогда ты освежишь им груди
Своею песнею, и закипит, звуча,
Она живой струей Пустынного ключа.

…И собрались к нему все власти града вскоре,
            И говорил он им и всем ученикам
С святою кротостью, но с пламенем во взоре:
                          «Аминь, аминь, глаголю вам:
Кто верует — с зерно горчиное, тот сам
Речет горе: „Восстань и кинься прямо в море!“
            И будет так!..»

                                           Еще он говорил,
            К начальнику поместной синагоги
            Приходит некто со словами:
                                                 «Ты
            Не утруждай учителя! Тревоги
            Не возбуждай в беседе… Но… ведь — вот
            Дочь у тебя скончалась… У ворот
            Столпился уж испуганный народ…
Ступай скорей домой!»
                                          Но Иисус: «Постойте:
Во имя божие, в ваш дом мне дверь откройте…
Не бойся, Иаир!.. Верь: дочь твоя жива!..»

            Вошли; глядят…
                                 В фиалках голова;
            Весь стройный стан под пеленою белой…
Бесценный плод любви, хотя и не поспелый:
Не опускалася еще до пят коса;
Не переглядывались с ней ни полночь, ни денница,
            Ни молния, ни вешняя зарница,
И в очи страстно ей не брызгала роса…

            «Спит!» — он вещал… Кругом все улыбнулись,
Шепча: «Не слыхано, чтоб мертвые проснулись!»
Но над покойною простер тогда он длань,
Взял за руку и рек:
                                «Отроковица, встань!..»

И встала…

            С ужасом народ весь разбежался,
Крича: «Не слыхано, чтоб мертвый просыпался!..»

Тысячелетняя моя отроковица!
На севере своем ты так же обмерла,
Да, божьей волею, тебя уж подняла
            Благословенно-мощная десница…

Не шутя меня ударив
Гиацинтовой лозою,
Приказал Эрот мне бегать
Неотступно за собою.
Между терний, чрез потоки,
Я помчался за Эротом
По кустам и по стремнинам,
Обливаясь крупным потом;
Я устал, ослабло тело —
И едва дыханье жизни
Из ноздрей не улетело.
Но, концами нежных крыльев
Освеживши лоб мой бледный,
Мне Эрот тогда промолвил:
«Ты любить не в силах, бедный!»

Пьет земля сырая;
Землю пьют деревья;
Воздух пьют моря;
Из морей пьет солнце;
Пьет из солнца месяц:
Что ж со мною спорить,
Если пить хочу я,
Милые друзья?

Что год, весной, касатка,
Ты гнездышко свиваешь,
А на зиму — иль к Нилу,
Иль в Мемфис улетаешь.
В моем же сердце вечно
Любовь гнездо свивает
И выводок Эротов
Растит и размножает.
Один — вот оперился,
И крылья наготове;
Другой еще в скорлупке,
А третий уж в наклеве.
Всегда я слышу крики
Птенцов невозмужалых,
Птенцов с разверстым клювом…
Большие кормят малых;
А вырастет малютка —
И сам птенцов выводит.
Как быть мне с ними?
Разум Уловки не находит,
Затем и не находит,
Что тех Эротов милых
Спугнуть с гнезда родного
Мне жалко — я не в силах.

Где ветви лавра? где любовный мой напиток?
Фестилида, неси!., вот чаша: поскорей
Поставь ее в огонь и разверни над ней
Багряного руна завороженный свиток…
Пускай всю силу чар изведает теперь
Мой вероломный, ветреный любовник,
Страданья моего безжалостный виновник!
Двенадцать дней прошло, а он ни разу в дверь
Ко мне не постучал, и не узнал, жестокой,
Жива я или нет? Он от меня далёко…
            О, для меня сомнений больше нет:
Киприда и Эрот, во злобе несказанной,
Зажгли другой огонь в душе непостоянной;
Но завтра я пойду в гимназий Тимагет,
Найду его и всё узнаю при свиданье,
А нынче совершу над ним я заклинанье…
                        Луна! укрась венцом лучей
            Твое чело! зову тебя трикраты,
            Зову тебя, владычица ночей,
            В сообществе подземныя Гекаты!
            Геката, ты пугаешь даже псов,
            Когда в ночи, стезею потаенной,
                     Скользишь незримо меж гробов
                               Стопой окровавленной.
Геката страшная, приветствую тебя!
            Пребудь со мной и тайну чар поведай,
Чтоб я сравнилася, соперницу сгубя,
            С Медеею и с русой Перимедой…
О птица вещая, верни его ко мне!
            Уже ячмень совсем сгорел в огне…
Теперь, Фестилида… несчастная рабыня!
            Где у тебя, проклятой, голова?
Сыпь соль и говори волшебные слова:
                               «Богиня!
Я кости Дельфиса сжигаю на огне».
О птица вещая! верни его ко мне!
Да, Дельфис моего страдания виновник —
Я за него жгу лавр; он пламенем одет,
Трещит, рассыпался — и пеплу даже нет:
Пусть так сгорит дотла неверный мой любовник
            На медленном, невидимом огне.
       О птица вещая! верни его ко мне!
Как мягкий воск мой пламень черный.
Пусть так же Дельфиса растопит страстный жар!
Как вкруг моей руки вот этот медный шар,
Пусть так вокруг меня вращается коварный
                               И наяву, и в сне…
О птица вещая! верни его ко мне!
            Теперь в огонь я брошу горсть мякины…
            Геката! ты могуществом красы
            Смягчаешь сердце твердого мужчины
В самом аиде… Чу!., рабыня! лают псы…
Их вой вещает нам в протяжных отголосках…
«Спешите в медный щит ударить: видим мы
                              Богиню тьмы
            На ближних перекрестках».
О птица вещая, верни его ко мне!
Умолкнул говор волн; стих ветер; всё во сне;
Не спит одна тоска в душе моей смятенной.
            Я страстию к тому воспалена,
     Кто, вместо имени — подруга и жена,
     Лишив меня всего, что было мне бесценно,
Оставил мне позор и горести одне.
О птица вещая, верну его ко мне!
            Я возлиянья трижды совершаю
И с троекратною мольбой к тебе взываю,
                   Светило ясное ночей!
Отдай мне Дельфиса, тоски моей не множа;
Какая б дева с ним ни разделяла ложа,
            Пусть сей же час забудет он о ней,
Пусть будет им она оставлена нещадно,
            Как некогда Тезеем Ариадна
Была оставлена на Наксосе, во сне…
О птица вещая, верни его ко мне!
Аркадский гиппоман приводит в исступленье
Коней и кобылиц — и мчатся по горам
Они в безумии… И ты к моим дверям,
Мой Дельфис, прилети в таком же унесенье,
                                В таком же бешеном огне.
О птица вещая, верни его ко мне!
Бахромку пеплума он потерял случайно:
                          Я рву ее — и вот
Лоскутья мелкие в огонь бросаю тайно.
                Увы! безжалостный Эрот!
 Зачем, как жадная пиявка, тело точишь,
И сердце мне сосешь, и жаркой крови хочешь?
О птица вещая, верни его ко мне!
Но в ступе истолочь должна я на огне
                 Зеленой ящерицы члены:
Напиток гибельный из них составлю я,
            И завтра же волшебного питья
Я Дельфису подам в возмездие измены.
Рабыня, зельями порог его дверей
            Ты окропи сначала… Понемногу
Всем сердцем приросла я к этому порогу,
А Дельфис пренебрег любовию моей…
Потом, рабыня, плюнь и вымолви скорей:
«Я пепел Дельфиса по ветру рассыпаю».
О птица вещая, верни его ко мне!
Теперь осталась я с тоской наедине…
Как рассказать мне страсть? кого винить? — не знаю…
            Анаксо, дочь Эвбола, шла
            В Дианин лес; священную кошницу
            На голове она несла;
В лес навели зверей, пустили даже львицу,
Чтоб день торжественный отпраздновать сполна.
Владычица ночей, узнай, как я любила!
Моя кормилица, соседка, Тевкарила,
Фракиянка — теперь в Элизие она,—
            Меня просила, убеждала
            И, бедную, Дианой заклинала
                     Пойти на праздник вместе с ней.
            Я облеклась в хитон свой серебристый
            И, в мантии богатой Клеаристы,
                     Вслед за кормилицей моей,
            На празднество богини поспешила.
Владычица ночей, узнай, как я любила!
            На половине нашего пути Попался
Дельфис нам, подобье Аполлона.
Он с Эвдамиппом шел близ хижины Ликона,
            И нам близ ней случилося идти.
                      Цвели их нежные ланиты,
            Златистым пухом юности покрыты,
            И спорила их груди белизна
С твоими персями блестящими, луна!
Шли из гимназия; борьба их заманила.
Владычица ночей, узнай, как я любила!
При взгляде на него я, бедная, тотчас
Вся вспыхнула огнем, мой разум помутился,
И скрылось празднество из потемневших глаз,
И бледностью мой лоб болезненно покрылся.
            Не знаю, кто отвел меня домой,
Но целых десять дней лежала я больной:
            Меня горячка жгучая палила…
Владычица ночей, узнай, как я любила!
Всё тело у меня желтело, как топаз,
И секлись волосы, и кости были кожей
Едва обтянуты… О боги! но кого же,
Кого тогда в мольбах я не звала из вас?
Какой волшебницы помочь мне не просила?
Но легче не было, а время уходило…
Владычица ночей, узнай, как я любила!
            Я наконец призналася рабе:
«Фестлида, спаси! откроюся тебе:
Миндиец — жизнь моя, мое существованье…
            Ступай в гимназий Тимагет
И выжидай его: он выйдет на гулянье;
Он спорит там в борьбе, как молодой атлет:
Средь юношеских игр растет и крепнет сила…
Владычица ночей, узнай, как я любила!
И, если он один, тихонько помани:
„Симета ждет тебя — ступай за мной!“ — шепни».
            Сказала я — раба со мной простилась
И вскоре не одна под кров мой воротилась:
                                             Красавец Дельфис с ней.
Когда же сердцем я — не ухом — у дверей
Чуть слышный шум его походки уловила —
Владычица ночей, узнай, как я любила! —
            Похолодела я как лед;
Полуденной росой с чела закапал пот…
            Как иногда ребенка сон встревожит
И мать во сне познать он хочет, но не может,
Так точно я тогда без голоса была,
И речь моя в устах холодных замерла…
            На мрамор я недвижный походила…
Владычица ночей, узнай, как я любила!
Коварный юноша потупил скромно взор,
Ко мне на ложе сел и начал разговор.
«Симета, — он сказал, — меня ты пригласила,
            Но выслушай — тебе я не солгу:
Ты менее, чем я Филина на бегу,
                                                Меня опередила».
Владычица ночей, узнай, как я любила!
            «Да, я и сам хотел к тебе прийти…
Свидетель мне Эрот: с двумя-тремя друзьями
            Я в эту ночь сбирался принести
            Тебе корзину с свежими плодами
И победителем возлечь у милых ног
В венке из тополя: Эллада тот венок
            Бессмертному Алкиду посвятила…»
Владычица ночей, узнай, как я любила!
«И, если бы меня пустила ты к себе,
Была бы счастлива: решением всегласным
            Любовник твой и ловким и прекрасным
Был признан изо всех соперников в борьбе.
А я бы счастлив был, любовию волнуем,
С пурпурных уст твоих единым поцелуем.
Но если б, оттолкнув меня, твоя рука
Не сдвинула с дверей запретного замка,
Мне путь открыли бы огонь, железо, сила…»
Владычица ночей, узнай, как я любила!
«Сперва Киприду я благодарю: меня
                                    Богиня счастьем подарила;
Потом тебя за то, что из огня
Ты вырвала меня и в дом свой пригласила,
А я, красавица, уж был испепелен:
Бывал и бог огня огнем любви сожжен».
Владычица ночей, узнай, как я любила!
            «Да, велика любви могучей сила:
                              Она с постели не одну
            Срывала в час таинственных свиданий
И деву юную, и юную жену,
Еще дрожавшую от мужниных лобзаний…»

Так Дельфис говорил — внимала я ему,
Я, легковерная, влюбленная, — и что же?
            Покорная безумью моему,
            Влекла его на девственное ложе…
            Слились уста, и вспыхнул жар в крови…

Но, целомудренно любившая Селена,
            Ты знаешь таинства любви!
            С того мгновенья неизменно
            Текли дни наши в тишине,
            Без ссор, упреков и обиды…
            Но мать Филисто, олетриды,
                        Явилася ко мне
Сегодня поутру, едва лишь кони Феба,
Из моря вынырнув, помчалися вдоль неба,
                       Зарю румяную гоня…
Пришла и вестию встревожила меня:
«Твой Дельфис полюбил другую — я не знаю,
Кого он полюбил; но знаю лишь одно,
Что в честь своей любви он часто пьет вино,
А ты оставлена… Твой ветреник цветами
            Венчает дверь любовницы своей».
Она сказала мне, и я — я верю ей:
Соседка славится правдивыми речами.
                               И точно, отчего,
Бывало, он на дню три раза побывает
И чашу у меня порою забывает,
А вот двенадцать дней не вижу я его?
Ужели он забыл меня для новой милой?
Но нет! с Симетою он связан клятвы силой,
И, если пренебречь задумает мной он,
Клянуся парками, подземный Ахерон,
Увидит скоро он твой ток огнисто-бурный:
            Затем что яд училась составлять
У ассирийца я — и знаю сберегать
            Его на дне волшебной этой урны.

            Прости, луна! направь своих коней
На отдых и на сон — в чертоги Океана…
А мне не отдохнуть с печалию моей…
            Прости, сереброчёлая Диана,
Простите также вы, светильники ночей,
Вы, спутники ее беззвучной колесницы,
            Ее, ночей блистательной царицы!