Микола Бажан - Стихотворения и поэмы

Здесь каждая стена — свидетель славы,
Здесь каждый дом — родной, любимый, свой.
Кровавых лап немецких след кровавый
Со стен своих святых навеки смой!

Везде еще чернеют вражьи трупы,
И где-то рядом длится жаркий бой.
Но праздника серебряные трубы
Уже гремят победно над тобой.

Священны вы, победных труб раскаты.
Ваш вещий голос юношески нов.
Вас слышат Минск, и Киев, и Карпаты,
И Черноморье, и высокий Львов…

Тебе открылся свет освобожденья,
Хотя еще гремит орудий гром.
Ты был борцом, не знавшим примиренья,
Был пленником, но вовсе не рабом…

Ты ведал горе и не знал покоя,
Ты был всегда на истинном пути
И ждал прихода воинов-героев,
Ты знал: они не могут не прийти.

Они прошли по огненному полю,
А воля их сильна — прочней, чем сталь.
И с харьковского неба солнце воли
Всей Украине озаряет даль.

Ты поднял ныне красные знамена,
Их правда проверялась на крови.
Своих сынов ты знаешь поименно —
На новый подвиг их благослови.

Мужай в борьбе, и в гордости, и в чести.
Мы шли к тебе, родимый. Мы пришли.
Сияй звездой в немеркнущем созвездье
Свободных городов родной земли.

Еще снаряды рвутся за холмами
И, вскрикнув, навзничь падают дома,
Еще смердит в обуглившейся яме
Горячая, удушливая тьма.

Дымится камень, кровью обагренный.
Куски железа скручены в узлы.
Но город вольный и непокоренный
Уже встает из пепла и золы.

Проносят через взорванную площадь
Сооруженный наскоро плакат.
И он в руках наряженных девчат
Живым и теплым пламенем полощет.

На неостывшей танковой броне
Лежат цветы, взращенные в печали,
Которыми танкистов на войне
Спасенные встречали и венчали.

Труба играет впереди полков
Железный марш великого похода,
С ним в Харьков для народа и веков
Навеки возвращается свобода.

Марш кличет в бой: полки идут на бой,
В незыблемом строю на подвиг бранный.
И харьковских дивизий ветераны
Несут на запад стяг бессмертный свой.

Он вел полки под Белгородом в бой,
С ним были у Чернигова солдаты,
Обученные в школе боевой.
И по его приказам встали в строй
Победные, прославленные даты.

Он вел полки у Киевских высот,
В боях за гордый город златоглавый,
В борьбе за исстрадавшийся народ,
Как большевик, как воин-патриот,
Солдат свободы, доблести и славы.

Он вел полки в сраженья за Днепром,
В лесах Волыни, на Карпатских склонах,
Солдатский путь, отважному, знаком:
Житомир, Луцк и Корсуньский разгром.
И снова пламя славы на знаменах.

Горынь и Смотрич. Обожженный Львов.
Холодный блеск штыков у горизонта.
И в боевых порядках, меж полков,
Неколебим, спокоен и суров
Испытанный военачальник фронта.

В глаза победе властно он взглянул
И сердцем ощутил ее начало.
И, как воитель, победив, уснул.
И, становясь в почетный караул,
Его бессмертьем Родина венчала.

Струи тумана — дымчатые стяги —
Проплыли, низко зыблясь, вдоль земли,
И видны стали кручи и овраги
За тихой мглой днепровской — там, вдали.

Седые склоны в ризах древней славы,
Былинами воспетые холмы
Безмолвно ждали, скорбно величавы,
И перед ними преклонились мы.

Над пепелищами Левобережья,
Над кровью нив сквозь черный дым войны
Узрели мы, чуть свет блеснул, забрезжа,
Дома, холмы, святыни старины.

Как дети, молча, в горести сердечной
Мы всматривались в материнский лик,
Когда твой образ, город вековечный,
Бессмертно юный, вновь для нас возник.

Обитель предков! Ты, благословляя,
Взывала к нам, сияя за Днепром,
Невзгоды темной пленница святая,
Кровавым осененная венцом.

Клуб ржавый гари, тяжкий и косматый,
Зловеще виснет над челом твоим:
Там пламя свищет, рыщет враг проклятый,
Палач хохочет и рокочет дым.

Я знаю: счастье к нам опять вернется.
Дерзай, мужайся, радуйся, светлей!
Но никогда на сердце не сотрется
Рубец угрюмый этих дел и дней.

Как гордый шрам на теле ветерана,
Носи в себе до смерти тот рубец.
Как сторож сердца, пусть живая рана
Нам говорит: ты воин, ты боец.

Сильны любовью, яростью могучи,
Стояли мы в раздумье и тоске.
Как турье стадо, киевские кручи
На водопой сползали вниз к реке.

В рассветной мгле, как меч, сверкал сурово
Поток Днепра. И меч багряным стал.
И меч взлетел. Ударил залп. И снова…
Червонный облак в небе возрастал.

Верю, знаю — ввек такой тяжелой
Сердце не взволнуется тоской,
Как в тот день на улицах Подола,
В день, когда вошел я в город мой.

Стелет осень дымы золотые
Над пустынным киевским холмом,
И кричат развалины немые —
И любовь, и горе в крике том.

Протянув раздробленные руки
И сквозя проломами голов,
Высятся над смрадной пылью, в муке,
Призраки загубленных домов.

Молчаливы, гневны, темнолики,
Вопиют мне на моем пути:
«Посмотри на наш разгром великий.
Посмотри, запомни, отомсти!

Сделай всё, чтоб мы воскресли снова,
Всё осиль и всё измерь вперед!»
Сердце просветленно и сурово
Подняло великой злобы гнет.

Затверделый, гневом опаленный,
Сгусток сердца, жги и багровей!
Мститель-воин, им воспламененный,
Стал на пепелище площадей.

Если ж пуля тут его достанет,
Чтобы он шатнулся и поник,
Он вперед кровавым телом прянет,
Во врага пред смертью вгонит штык.

Шатались колонны огромного дома.
Оконное лопалось в рамах стекло,
Багровое пламя металось и жгло,
Свой красный язык обнажив из пролома.

И валятся залпы в горящий пролом,
И рушится свод, неподвижный доселе,
И книги, как птицы, на мокрой панели
В отчаянье бьют обгорелым крылом.

Ломаются стены, и падают в пламя
С объятых огнем постаментов своих
Поэты, мыслители, чтимые нами,—
Высокие стражи бесчисленных книг.

Где ты, поджигатель, бряцавший оружьем,
Охваченный страхом трусливый злодей?
Нет, ты не уйдешь! Мы тебя обнаружим
В проклятой фашистской берлоге твоей!

День судный подходит. Мы круг свой замкнули.
Ты явишься в суд, чтобы кару понесть
За пушкинский лик, исковерканный пулей,
За очи Тараса, сожженные здесь;

За Гёте, которого свергли с позором,
За муки Белинского, раны Франко,
За темя Шекспира, пробитое вором,
За то, что Гомер оскорблен глубоко.

Безумец, глумясь у подножия статуй,
Ты свой потерял человеческий вид.
Забыл ты, что здесь, угрожая расплатой,
Разгневанный воин на страже стоит.