Владимир Набоков - Трагедия господина Морна. Пьесы. Лекции о драме
(тихо)
Счастие мое, прости мне:
дела… Я очень занят…
Танцы, танцы!
Позвольте, Элла, пригласить вас…
Гости проходят в залу. Остались: Дандилио и Ганус.
Дандилио.
Вижу,
Отелло заскучал по Дездемоне.
О, демон в этом имени{145}…
(глядя вслед Морну)
Какой
горячий господин…
Что делать, Ганус.
Вы как сказали?
Говорю, давно ли
покинули Венецию?{146}
Оставьте
меня, прошу…
Дандилио проходит в залу. Ганус поник у стола.
Элла.(быстро входит)
Здесь никого нет?..
Элла,
мне тяжело…
Что, милый?..
Я чего-то
не понимаю. Этот душный грим
мне словно сердце сводит…
Бедный мавр…
Вы давеча мне говорили… Был я
так счастлив… Вы ведь говорили правду?
Ну, улыбнитесь… Слышите, из залы
смычки сверкают!
Скоро ли конец?
Тяжелый, пестрый сон…
Да, скоро, скоро…
Ганус проходит в залу.
Элла.(одна)
Как это странно… Сердце вдруг пропело:
всю жизнь отдать, чтоб этот человек
был счастлив… И какой-то легкий ветер
прошел, и вот я чувствую себя
способною на самый тихий подвиг.
Мой бедный мавр! И, глупая, зачем
я привела его с собою? Прежде
не замечала — только вот теперь,
ревнуя за него, я поняла,
что тайным звоном связаны Мидия
и быстрый Морн… Все это странно…
(выходит, ища кого-то)
Ты
не видела? Тут этот иностранец
не проходил?
Не видела…
Чудак!
Скользнул, как тень… Мы только что вели
беседу с ним…
Элла и Дандилио проходят.
Эдмин.(подводит Мидию к стулу)
Сегодня вам, Мидия,
не пляшется.
А вы, как и всегда,
таинственно безмолвны, — не хотите
мне рассказать, чем занят Морн весь день?
Не все ль равно? Делец ли он, ученый,
художник, воин, просто человек
восторженный — не все ли вам равно?
Да сами вы чем заняты? Оставьте —
охота пожимать плечами!.. Скучно
мне с вами говорить, Эдмин…
Я знаю…
Скажите мне, когда здесь Морн, один
вы сторожите под окном, а после
уходите с ним вместе… Дружба дружбой,
но это ведь…
Так нравится мне…
Разве
нет женщины — неведомой, — с которой
вы ночи коротали бы приятней,
чем с призраком чужого счастья, — в час,
когда здесь Морн?.. Вот глупый — побледнел…
(входит, вытирая лоб)
Что счастие? Клиян пронесся мимо
и от меня, как ветер, Эллу взял…
(К Эдмину.)
Друг, прояснись! Сощурился тоскливо,
как будто собираешься чихнуть…
Поди, танцуй…
Эдмин выходит.
Морн. …О, как же ты похожа
на счастие, моя Мидия! Нет,
не двигайся, не нарушай сиянья…
Мне холодно от счастья. Мы — на гребне
прилива музыкального… Постой,
не говори. Вот этот миг — вершина
двух вечностей…
Всего-то прокатилось
два месяца с того живого дня,
когда ко мне таинственный Эдмин
тебя привел. В тот день сквозным ударом
глубоких глаз ты покорил меня.
В них желтым светом пристальная сила
вокруг зрачка лучится… Иногда
мне кажется, ты можешь, проходя
по улицам, внушать прохожим — ровным
дыханьем глаз — что хочешь: счастье, мудрость,
сердечный жар… Вот я скажу, — не смейся:
к твоим глазам душа моя прилипла,
как в детстве прилипаешь языком
к туманному металлу, если в шутку
лизнешь его, когда мороз пылает…
Теперь скажи, чем занят ты весь день?
А у тебя глаза, — нет, покажи, —
какие-то атласные, слегка
раскосые… О, милая… Мне можно
поцеловать лучи твоих ключиц?
Стой, осторожно, — этот черный трагик
за нами наблюдает… Скоро гости
уйдут… Ты потерпи…
(смеется)
Да мне нетрудно:
ты за ночь надоешь мне…
Не шути,
я не люблю…
Музыка смолкла. Из залы идут гости.
Дандилио.(к Иностранцу)
Куда вы исчезали?
Я просыпался. Ветер разбудил.
Оконницу шарахнуло. С трудом
заснул опять…
С трудом вам здесь поверят.
А, Дандилио… Не успел я с вами
поговорить… Что нового собрали?
Какие гайки ржавые, какие
жемчужные запястья?
Плохо дело:
на днях я огненного попугая —
громадного и сонного, с багряным
пером в хвосте — нашел в одной лавчонке,
где вспоминает он туннель дымящий
тропической реки… Купил бы, право,
да кошка у меня — не уживутся
загадочные эти божества…
Я каждый день хожу им любоваться:
он попугай святой, не говорящий.
(ко Второму)
Пора домой. Взгляни-ка на Мидию:
мне кажется, ее улыбка — скрытый
зевок.
Нет, подожди, несут еще
вина. Попьем.
А стало скучновато…
(открывая бутылку)
