Олег Малевич - Поэты пражского «Скита»

Непонятен, дик и непорочен.
Словно флагом огненным обвит,
Над густым амфитеатром ночи
Бродит голос праведной любви.

Он проснулся, ничего не помня,
В первый раз увидев ночь — и свет
На полу огромных черных комнат,
Серебром упавший на паркет.

Встал и вышел.
                 Мир был пуст и ясен.
И, раскинув крылья над кино,
Он запел, бессмыслен и прекрасен,
И стучался лапами в окно.

…И всю ночь он плыл. Не умолкая,
И об стены бился, как слепой.
Голубей разбуженная стая
Крыльями плескалась над толпой.

И всю ночь сквозь грохот ресторана
Жизнь он звал, он звал любовь мою.
И, охрипнув к утру, у фонтана
Жадно пил холодную струю.

Дикий и взъерошенный, как заяц.
На заре он вымок и продрог.
Так ушел, домов едва касаясь.
И никто его узнать не смог.

Неподходящий климат отменив —
Пустынь и зорь, остолбенев с вокзала,
Душа проявит черный негатив
И выставит в небесных окнах зала.

И влажный день, как пестрое яйцо,
Весь в крапинках сырых вороньих криков,
Дохнет весной и жалостью в лицо,
К сиренам труб мечтательно привыкнув.

С полей апрель проходит налегке
Растапливать разряженные парки.
Он руку протянул ей, а в руке —
Твой первый день, блистательный и яркий.

Прохожим был невнятен тот язык,
Но явственным — ответ и возвращенье.
И радости, которым птичий крик
На целый век надпишет посвященье.

Ты плачешь ночью во сне —
И другая жизнь тяжела.
В этой первой твоей весне
Ты так тихо и сонно жила.

А вокруг поезда бегут,
В небесах самолеты гудят.
Все тебя — и сквозь сон — зовут,
Чтобы ты вернулась назад.

— Помнишь музыку по вечерам,
Лунный город и древний мост?
Помнишь, помнишь? Останься там,
Под охраною верных звезд…

Ходят в мире любовь и труд.
Метят двери белым крестом.
Перед дверью руки растут.
Закрывая от бури дом.

И ветвятся руки твои.
Чтоб коснуться, закрыть, помочь…
Ослепленные соловьи
В них поют целый день и ночь.

Ты им вторишь в полночный час
И, проснувшись, расскажешь мне,
Как закат пламенел и гас,
И не мог догореть в огне.

Видишь, в горе бессмертней жизнь!
Не жалей же, что счастья нет.
Над тобой эта древняя высь
Проливает безбрежный свет.

Полотно окружных дорог,
Как змея, обползает наш дом.
— Я для жизни тебя сберег
И отметил белым крестом.

Вокзалы гремели, как землетрясение,
И воздух был душен от слез и разлук.
Солдаты из Армии Спасенья
Пели псалмы и теснились в круг.
Мы расставались и уезжали.
За блудными стеклами рос восход.
Теплое облако нашей печали
На окнах купе обращалось в лед.
          И леденея, и холодея,
          Звездный экспресс замерзал в пути.
          Мы уходили, уже не надеясь
          Когда-нибудь снова на встречу прийти.
— Но ты упрямствуешь, повторяя
О вечности жизни у врат крематория.
Но ты колеблешь ограду рая
Внезапным прибоем земного горя.
И, изнемогая, все просишь упрямо
Хоть отзвука, эха любви и веры,
Пока столетье топталось, как мамонт,
У первобытной твоей пещеры.
          И только пьяный тапер в трактире,
          Все письма разлуки сыграв без нот,
          Под утро тебя убедил, что в мире
          Любовь под рояльною крышкой живет…

Ты чертишь планы торпеды.
Регуляторы и тормоза,
В нестерпимом сияньи победы
Закрывая щитком глаза.
Воспаленное сердце вокзала
Гремело всю ночь без сна.
Над тобой звезда дрожала
И плыла над тобой — весна!
Ты вставал в лихорадочной дрожи
Над пространством, над дымом планет.
Ты кричал, что еще не прожит
Ряд твоих журавлиных лет…
— В портах, трепеща под рукой коменданта,
О море, о счастьи просил телефон.
Это вскипевшая жизнь эмигранта
Пела из трюмов с тобой в унисон.
          …О, ты иссякнешь, как скудный родник.
          Тенью по полдню проходить твой жребий.
          Только на миг ты из бездны возник —
          И вот растворяешься в блещущем небе…
          Но столько сияний и столько звуков
          Колеблет воздух твоих дорог,
          Что ты, постигая восторг и муку,
          Больше бы их вместить не смог.

— Сто душ, сто форм. И вечный рай.
Благоухай и отдыхай,
Но только жизни не коснись и
Всегда, во сне и наяву.
Жди — я вернусь и позову
Шумящим ветром в синей выси…
………………………………
Но жизнь, но голос, песнь твою
Не удержать в пустом раю,
В благоухающей темнице.
                      Ночь и день — вечный плен.
                      Голос вырос выше стен.
                      Озирает даль и высь.
                      Сердце, сердце — обернись!
                      Кто томится? Кто томится?..
                      — Друг мой, друг мой — это ты?
                      Слышишь зов из темноты?

Кто там? — ангел, зверь иль птица?..
…В поле темный шелест трав.
И, палец кровью запятнав,
Ты отворяешь дверь темницы.
                      Кто же прав?
Это желтый дынный склад,
Это желтый дынный дым
По рукам течет твоим,
Душно липнет на губах…
                      Нет… Ах!
Это головы лежат!..
Дверью — хлоп, и назад.
……………………………
Все прекрасно и безмолвно.
В дальнем море ходят волны,
Веет ветер в вышине
Над мостами, над домами
О прекрасной светлой даме,
                      О тебе и обо мне.
Небо смотрит в окно,
Рай и свет — это ложь?
                      Все равно —
Палец свой не ототрешь.
Как здесь душно, как темно!
Целый мир с подвалом схож.
                      Все равно —
Палец свой не ототрешь!
Тонешь, падаешь на дно.
Слышишь сердце? — Ни одно…
Столько лап, столько рож…
                      Что ж.
                      Все равно:
Палец свой не ототрешь!
Палец свой не ототрешь…
Палец свой не ототрешь
                      И умрешь.

Ходила медведица по полю,
Искала своих медвежат.
От Варшавы прошла к Тарнополью,
Все по лесу да по полю
Косматые лапы топали.
Все искала…
                      И видит: ряд в ряд
На чужой стороне лежат,
Все с крестами,
С оторванными головами,
С расстрелянными сердцами.

Жалко стало мохнатой маме.
Завыла, пошла по полю
От Варшавы до Тарнополя.
Чем жить, кого ласкать?
Эх ты, косматая мать…
Плохо детей сторожила.

Ходила медведица, ходила,
Выла медведица, выла,
Ломала зубы в Беловежьи —
Тяжелы следы медвежьи.
И сжалился над ней Бог.
Взял ее с лесных дорог —
В тот день, знать, во гневе не был —
И поднял ее на небо.

«Сияй, своим горем светися.
Смотри, говорит, с небесной выси
За своими медвежатами,
За норами и за хатами.
За полями, за пущей лесной.
За конными и за пешими,
За измученною страной.
А я твое горе взвешу».

                      Так и стало с тех пор:
                      По земле пройдет Никола,
                      Покрестит зреющее семя.
                      По небу Илья проедется,
                      Покропит, где пусто и голо,
                      А над всеми —
                             Над полями
                             И над лесами.
                      Над покосившимися крестами.
                      Глубже рек и превыше гор
                      Сияет Большая Медведица,
                      Смотрит за русской землею…