Максим Рыльский - Стихотворения и поэмы

Мы в саду каштаны собирали с сыном,
Проплывали тучки, тая в небе синем.
Как играют тучки, любовался сын,
И как зыблет ветер струны паутин.

И сказал я сыну: «Наша Украина
Лишь в семье советской дивно расцвела!»
Голубело небо, нитка-паутина,
В воздухе белея, медленно плыла.

Желуди сбирали с сыном мы, и сыну
Завтрашнего дня я рисовал картину.
И, алея, тучи плыли в вышине,
И звенела осень песней о весне!

Отчизна моя — не дворец золотой
         Над кровлями хат захудалых,
Не церковь, не трон, не война за войной
         На крыльях кровавых.

Отчизна моя — не пожар, не разбой,
         Где трупам, обуглясь, качаться,
Отчизна — не вдовья полоска с межой, —
         Поля колосятся.

Отчизна моя — перестук молотка,
         И трактор, в просторах ведомый,
Покорные скалы, и топь, и река,
         Комбайны и домны.

Отчизна моя — то Мичурина сад,
         Высокое Горького слово,
Отчизна не знает призыва «назад!»
         С пути боевого.

Отчизна моя — это поле побед,
         Заря на знаменах багровых,
Обилье плодов, виноградников цвет
         В пустынях суровых.

Отчизна моя — свет грядущих веков,
         На камне взрастающий колос,
Отчизна моя — это Ленина зов
         И Партии голос!

Цветут Казахстан, Украина, Кавказ —
         Народов семья молодая…
На вечную дружбу сплотила ты нас,
         Отчизна родная!

Закончил сцену сумасшедший Лир,
Закончил сцену дивный Айра Олдридж —
И в кресло рухнул, обессилев вновь
От жизни, именуемой искусством, —
И неожиданно к нему вбегает
Поэт Тарас Григорьевич Шевченко,
Сжимает Олдриджа в своих объятьях
И жаркими слезами обливает,
Да, жаркими слезами!..
                                   Ни полслова
Понятного сказать они не могут
Один другому, — но без слов, однако,
Один другого понимает лучше,
Чем те, которые рукоплескали
Безумному от горя королю,
Раба-поэта славили, гоня
На барщину рабов — родню поэта…

…Еще картина: в мастерской убогой
Художнику позирует артист.
Тот песни родины своей поет,
Неволею рожденные, невзгодой
Повитые, согретые тоской,
Взлелеянные нищетой суровой, —
А тот припоминает чудный строй
Своих напевов, будто бы несхожих,
Но кровно близких им одним стремленьем,
Одною мукой.
                        И обоим вдруг
Издалека, за дымкою туманной,
Забрезжил день, когда для всех рабов —
Для чернокожих, белых, желтолицых —
Оковы рабства навсегда падут, —
И слезы блещут на глазах у них,
Прекрасные, как светлый сон свободы.

Шевченко! Олдридж! Этот день настал!
Нашлась рука — и темный склеп разбила,
Нашелся голос — и огромный мир
Услышал: «Черный! Белый! Желтолицый!
Сомкнитесь все под знаменем одним!»
И поднялись повсюду голоса,
И с голосом сливаются могучим,
И всем голодным и рабам простерта
Могучая рука Страны Советов.

Тебе, жена и друг мой милый,
Двухтомник Пушкина несу.
Немало мы в него вложили
Уменья своего, усилий;
Суди же — передать смогли ли
Его величье и красу?

Учитель наш, он нас, пожалуй,
Корить не станет за грешки:
Несмело, как и подобало,
Рука у каждого дрожала,
Когда касаться начинала
Творений пушкинской руки.

Ошибок много, и не скрыть их,
Но перевесит их любовь.
За правду образов, отлитых
Не в громе, суете и криках,
За звучность слов его великих
Подъемлю слово вновь и вновь!

Он наш! Мы за него горою!
Он наш, как солнце и вода!
Несет он в «племя молодое»
Стихов богатство золотое…
Враг не сотрет рукою злою
Его горячего следа!

Хмурая усмешка Николая,
И Дантес — и в профиль, и en face…[20]
Друг бранит, и недруг зла желает,
И короче жизнь, за часом час.

На балу жеманница-мадонна
Мотыльком бездумным пропорхнет,
А кругом страна тоскует сонно,
А на сердце неизбывный гнет!

Что там счастье! Хоть бы тень покоя,
Тихий дом, песчаный косогор,
Где жандармы не стоят толпою,
Где придворный позабыт позор.

Томики в лазоревом сафьяне,
Память о лицейских временах,
Воркотня седой старушки няни, —
Неужели это всё лишь прах?

Только бледный прах — любовь, и дружба,
И томленье, и мечты, и сны?
Неужели всё — лишь сон ненужный
Никогда не виданной весны?

Нет! Рука, как прежде, не устала
Верное перо вести вперед,
И когда пора уйти настала,
Твердо знал он: весь он не умрет!

Народы! Море урожая
Вмещают житницы едва.
Скажите, дружбу уважая,
Живые, гордые слова:

«Соединяйтесь повсеместно,
Вы, пролетарии всех стран!»
Да сгинет тот, кому так лестно
Раздоры сеять и обман,

Кто сеет ссору между наций,
Чтоб легче их держать в ярме,
Чтоб им мешать объединяться,
Чтобы открыть дорогу тьме.

Распахнутыми воротами
Рассвет встречайте, а не тьму, —
Ведь правда — наша, правда — с нами,
И с нами солнце потому!

Ведь украинские селяне
Шли к Разину; ведь, молода,
Над нами льет свое сиянье
Пятиконечная звезда.

Забыто разве, что когда-то
Нас общий недруг угнетал,
Что Чернышевскому, как брату,
Шевченко руку подавал?

Народы! Дружными рядами
Вперед, на старых дней тюрьму!
Ведь правда — наша, правда — с нами,
И с нами солнце потому!

Тебе одной… Хоть это уж не раз,
Мильоны раз и пелось и писалось, —
Но много ли таких на свете фраз?
Тебе одной — всё, что в душе осталось.

Еще немало сохранилось в ней —
И шум травы, и лепестков дыханье,
И до сих пор отрадны для очей:
Лицо в окне, росинки на поляне.

Морозный ветер за моей спиной,
Седых волос касается усталость,
И грозный час встает передо мной…
Одной тебе — всё, что в душе осталось.

Тебе одной… Теплу руки твоей
И сердцу твоему я покоряюсь,
И говорит мне сердце: «Молодей,
Живи, твори!..» И я ему вверяюсь.

Хоть ночь баюкала упорно,
Но крепкий сон не брал никак…
О, будь ты проклят, кофе черный,
Что жадный не допил Бальзак!

Бессонница была упряма,
Рос неотвязных слов прибой,
Как будто бы толкался в рамы
И в стекла — птиц горячий рой.

Встал. Закурил. Писал, марая,
И в реку выкинул сполна,
И плавно понесла, играя,
Листков флотилию — волна.