Валерий Фимин-Гулимин - Золотой самолет

Первый цвет миндаля

расцветает для.

Второй цвет миндаля

поедает тля.

Просто светит солнце.

Просто идёт дождь.

Просто и велико,

ну зачем нам вождь?

Они сидят на острове

средь горя и тоски,

такие в прошлом важные,

и трут себе виски.

Сейчас бы расстояние

в момент преодолеть

и проявить сознание —

с народом вместе спеть.

Но тяжесть быта властная

не даст простор речам,

здесь сторона опасная —

возрадуйтесь харчам.

Такого в бытность не было,

вы парни от сохи,

и вот сегодня мучают

какие-то грехи.

Какое наваждение:

на долг – сарказм и гром…

На небесах отказано,

в итоге вам облом.

Декабрь, а рыбки плывут,

и настроение злое:

назавтра плакаты порвут,

возьмутся опять за пустое.

А хочется праздника всем,

салюта – без всяких концессий,

у каждого – свой Вифлеем,

поодаль от драм и рецессий.

И теплится тайна-звезда,

и видятся лики святые,

оттуда ушли в никуда

стремительно ноги босые.

Затишье перед бурей —

когда казарма спит.

Летит быстрее пули

команда, рвёт гранит.

Вся рота бесновато

кипит живым ручьём,

торопятся ребята

и встанут под ружьём.

Никто не опозорит,

живёт в народе стыд,

плац ровно полк построит,

здесь рота – монолит.

Звучат команды точно

под звуки трубача,

чеканят роты стройно

под пляску кумача.

1985–2011 гг.

Титулы, титулы, титулы…

Улицы имени…

«Жди хулы».

Я лежу в постели,

Солнце низко бьёт.

Жизнь – зима, без трели,

без тепла – не мёд.

Кто её доселе за руку ведёт?

Кто создал пространство,

широту души,

скатерть-самобранку?

Света не туши.

Удивительная проза

тянет больше на роман,

но не смыслом, а объёмом

ляжет точно на диван.

Не знаешь, чего она хочет:

улыбка плывёт во весь рот,

дворняжка за стенкой хлопочет,

а эта немая, как крот.

Тебя посещает сомненье,

ты ищешь момент для прыжка,

и вот между вами мгновенье —

до двери четыре вершка.

Спасает находка простая:

бросаешь ей в морду сапог,

а сам – как голодная стая,

и выигран гонки пролог…

Присядешь в теньке под забором,

красиво скривятся уста,

проглотишь ойкумену взором,

и нет за тобою хвоста.

Местность так себе, казалось,

но втянулся, задалась

демоническая сила

и Божественная связь.

Посадил кругом шиповник,

можжевельник, иван-чай,

куст сирени… Я– садовник,

как меня ни величай.

Сделал стены из забора

и поймал такой кураж —

перекрыл пространство злое,

получился бельэтаж.

Счастлив я, живу под вишней,

дарит песни соловей,

стала роза здесь нелишней

и тюльпанов хор мощней.

Так люблю, когда с рассветом

прилетают птицы к нам.

Я встречаю их приветом:

обожаю птичий гам.

Они тенькают, плодятся,

восхищая день земной,

блещут перьями, резвятся

и дурачатся со мной.

Время вьётся, канем в лету,

на Руси всё будет так:

птичий гомон, бабье лето,

и всегда Иван-дурак!

В России совсем не сахар.

В России совсем не мёд!

Послать бы всех их на х…й

и сесть в золотой самолёт.

Взлететь к небесам отсюда,

где мама тебя родила,

где встретил однажды чудо,

а там – не расти трава…

Растёт голубой подснежник,

пчела собирает мёд,

мальчонка мерит лужу,

и этот закат не умрёт.

Я птеродактиль – рву мясо кусками,

харизма и дактиль снуют под ногами.

Я первородный початок, цветок,

осколочек Солнца и влаги глоток.

А что происходит в сегодняшнем мире?

Купаются люди в блудливом эфире:

напыщенный разум, Иуды уста,

и клоны в пробирках совсем неспроста.

В жизни у артиста

есть своё кино,

опус беллетриста —

это не про то.

Он себя ломает,

и выходит так:

эго побеждает —

в результате брак…

верно по расчёту,

и несёт его

от любви до рвоты,

до любви к кино.

С детства помню

каждый холмик,

завиток тепла спины —

этот запах жив с пелёнок,

и глаза глубин мечты.

Славься, милая корова,

раньше я тебя встречал,

кормить хлебом до Покрова

просто так не обещал.

Ярки звуки тайны

в стойле,

хвост, раздутые бока —

где сегодня в белом пойле

вкус парного молока?

Утром я

с собой повздорил,

покуражился

без дел,

внешний вид

того забора

мне на плечи

сел.

Съел я творог,

три морковки,

почесал чело,

даже выпив

рюмку водки —

мне не помогло.

Свежий воздух

без причины

мне не надоел,

а вот часть

того забора

я б с закуской

съел.

Эта мысль

меня взбодрила,

бровью повела,

и забор такой

стал милый —

я не помню

зла.

Циклопическая сила

тектонической плиты,

распростёртая оттуда,

ищет тупо пустоты.

Как нащупает злодейку,

сразу мигом её – шасть,

и трясётся земля в стельку,

мало шансов не пропасть.

Холмогоры

без причуды

растворились

в гамме слов.

Иллюстрация

конфуза

вышла к людям

без штанов.

В мире царствует

различье,

обретает плоть

утюг,

и грозится

неприлично

дядя Вася

без подруг.

Вышел голый

поросёнок,

тычет в небо

пятачком,

и всего

один гусёнок

щиплет травку

босиком.

Лаком

ласковое солнце

покрывает

пол-Земли…

Где-то не растут

маслята,

где-то —

чудо-пироги.

Пасквиль

протоптали ножкой,

и дрянны

его деньки.

Не ходите

той дорожкой —

и продлятся

ваши дни.

Один процент не тает

в лести,

ему важнее – дело чести

и слава Родины своей,

а также жизнь

простых людей.

Один процент

не знал бы горя,

кабы страну

не жгла неволя,

засилье жадных упырей

над славной Родиной моей.

Колышется знамя на рейде,

растаял за дымкой причал…

в каком-то старинном куплете

под воду ушёл адмирал.

А жизнь пламенеется фугой,

бросаются волны на борт,

колотится сердце пичугой —

корабль на полгода наш форт.

И рыкнул гудок мореходный,

по чувствам прошла лепота:

я вспомнил те майские ночи,

оттуда идёт теплота…

Паойлы легонько качает,

от запаха моря свежо,

вдоль клотика солнце

гуляет,

а боцман похож

на Бильжо.

Движенье линий.

Яркость форм.

Мои родные,

не вникайте

в свиток норм.

Живите радостью,

легко паря.

Я верю бабочкам:

законы зря.

Лето– фонари горят,

ягоды, балдея, на тебя глядят.

Разноликость цвета – радуга цветов.

Добрая примета – запах огурцов.

Крынка простокваши и ватрушек пир,

ты лежишь и даже не глядишь на мир.

Мир повёрнут боком, облака в кустах,

и волшебных вздохов шелест на устах.

Гладь и ширь земная – ты в плену паришь,

и деревня злая для тебя Париж.

Смысл людских скитаний в перемене мест,

местное страданье где-то – просто стресс.

С трясогузкой дружит где-то рыжий кот,

пусть себе не тужит рыжий обормот.

Самки пусть

сидят отдельно,

потому, ядрёна мать,

дайте нам

не для веселья

шесть гитар

и суток пять.

Будет трио

милой парой

изгонять

из нас тоску,

и покажется забавой

песня барда

в отпуску.

Белый гриб – «боевая награда»,

он венец в родословной грибов;

никаких шампиньонов не надо,

он растёт среди наших дерёв.

Когда беру плетёнку

с маком,

вспоминаю маму

хочу бежать на почту

дать ей телеграмму.

Я понимаю, что её

уж нет давно

и то, что было раньше,

заросло.

Сейчас там джунгли,

нет пустой земли…

растения её подстерегли,

у них на суть вещей

особый взгляд —

растёт могучий

сорняков отряд.

Они ликуют,

время их пришло,

и жизнь их оборвать,

мне кажется, грешно.

Голос мой осип от крика —

это ерунда…

Как отыгрываться будем,