Н. Денисов - Под луной

Выходят «властители дум» на народ,
Неся боевые кудели бород,
Умами сшибиться готовы,
На паперти лысин багровых.

И вот друг на друга ведут, распалясь,
Интеллектуально атаки.
И рядом в президиум грузно садясь,
Потеют, как думные дьяки.
Быть может, создали холсты иль тома
Великой эпохе на диво?
Да – полно!
Но девы от них без ума,
И юноши хмуры ревниво.

Ристалища кончив, владельцы бород
Уходят умильно и лирно,
С улыбкою вспомнив хожденье в народ
За рюмкою где-нибудь мирно...

О, муза! Высокою рифмой звеня,
Не так ли ты манишь порой и меня
На жалкий огонь состязаний,
На поприща рукоплесканий?!
Не так ли гостишь ты за праздным столом,
Где никнут искусства надежды,
Ловя одинаково в хоре одном –
Восторг мудреца и невежды?!

Полдневные улицы ветром продуты,
Прошу я: угрюмые ветры, уймитесь!
Качу я с любимой четвертым маршрутом,
Автобусы грузные, посторонитесь!
Врывается рев мотоцикла в окошки,
Раздвинув глухие тяжелые шторы.
Автобусный след растянулся гармошкой, –
Суровая музыка быстрых моторов.
И мчим мы, от холода руки немеют.
И мчим мы – за всех молодых и счастливых.
И пусть пожилые о старом жалеют,
О веке извозчиков неторопливых.
А нам хорошо с нашим веком открыто
Вот так разговаривать голосом стали –
Не тем, что в ракетные шахты укрыто,
А тем, что таится в коленчатом вале.

Но было... В пути задыхался от гонки,
Встречались селенья – веселое дело.
Змею бензошланга ловил у колонки,
Минуты – и снова душа полетела!

Но было: дождливую ночь коротали,
Свалившись под стог от немыслимых хлопот,
Когда выхлопные жестоко «чихали»
На весь мой железный технический опыт.
Когда мой «ИЖак» отрешенно и стойко
Молчал виновато, проси – не проси я,
Я в эти минуты завидовал тройке,
Которую Чичиков гнал по России.

Стоят тополя, как о лете мечтанье,
Дорогу целуют листвою опавшей.
Над ними взнеслись высоченные зданья,
На месте старинных дворов запропавших.
Здесь раньше был дух тополиный так сладок,
Теперь возле камня неловко им жаться.
Качу я и думаю: где же порядок?
Деревья над крышей должны возвышаться!

Качу я. А улицы дымом пропахли.
Качу я. И грохотом ветер распорот.
Любимую будто бы сам на руках я
Несу. И глядит понимающе город.

Огнекрыл он и смел, как Гагарин,
На побудку являя права,
Он поёт по утрам на амбаре,
Индивидум, сорви голова!

Лишь проклюнется луч из-за тучи,
Лишь роса окропит огород,
Коронованный гребнем могучим,
Он старательно снова поёт.

Сколько силы, упорства, отваги,
Хоть на самый изысканный слух!
Нет, не выбросит белые флаги
Коллективному пенью петух.

Пусть не очень красна его слава,
Пусть достаток солиста – не мёд,
Перед всей петушиной оравой
Не страшится, что голос сорвет.

Лупят с правой,
Чтоб вправо шел.
Пойду налево:
Очень хорошо!

Отболела душа,
Замолчала душа,
Вот и нет у души
За душой – ни шиша.

Он был русский,
Она татарка,
Но как любили
Друг друга жарко!

Собственных, знать,
Платонов
Трудно теперь рожать.
Бедному эпигону
Некому подражать.

Был деревенский,
Стал городской,
Так и не сладил
С извечной тоской.

Я хороших девчонок в деревне любил
Покупал им в сельмаге конфетки.
Это было в ту пору, когда наступил
Завершающий год пятилетки!

Уже достаточно прославлен,
Внесен под пахоту навоз.
И мне в повестку дня поставлен
Сельскохозяйственный вопрос:

Державин был, был Пушкин-гений
Есенин души нам потряс,
Зачем же столько удобрений
Развел сегодняшний Парнас?

Ты ждешь, что я тебе скажу?
Да, ты не ходишь по ножу,
По лезвию, по жалу бритвы!
И не поймешь, о чем твержу,
Шепча неслышные молитвы.
Да, позади пустые дни,
Что зябкой осени сродни,
И чувства требуют прополки.
Как это сделать, коль они
Не выше скошенной стерни,
Не больше, чем ушко в иголке?!
О, этот ваш мирок мещан,
Где бьются до кровавых ран
Из-за «паласов и дорожек»!
Да, я в одном лишь интриган,
Что мне родней простор полян,
А ваш хрусталь – избави, боже!..
Ты ждешь, что я тебе скажу?
Ты прикипела к этажу,
К теплоквартирному уюту!
А мне бы ветер да каюту,
И наплевать на свары, смуту,
Я вольным небом дорожу!
Оно прекрасно и в грозу,
Я там, как в детстве, на возу...
А ты, а ты всё это губишь...
За это самое и любишь?
Ты плачешь? Дай утру слезу...

Исцеленье от уз и хлопот –
Жизнь подлечит и время остудит!?
И душа поболит и пройдет?
Да, пройдет...
Но больней уж не будет!

Сам себе утешитель и враг,
Я стою, как на круче отвесной,
Всю решимость сбираю в кулак,
Вновь тащусь до дороги железной.

Вот дойду до платформы в ночи,
Встану твердо на грубые камни.
Сяду в поезд. И поезд умчит
Куда надо!..

А надо – куда мне?

Что делать с любовью мужчине?
Мужчина и в силе, и в чине,
И вовсе не зелен умом,
Судьба ж у него – на излом.

Он курит, не спит до рассвета,
Он перед семьёю в долгу.
Он помощи ждет от поэта,
А чем я ему помогу?

Я тоже – из противоречий,
И с женщиной ясности нет.
А женщина ждет, что отвечу?
Никто не подскажет ответ.

Лишь в небе высоком и грозном,
Как прежде, подмога одна:
Что делать нам, ясные звезды?
Как быть, подскажи нам, луна?

Едим и спим, себя не тратим,
За электричество не платим.

Колет воду, как топор,
Носом танкер «Самотлор»:
«Вот она, вот она
На винт гребной намотана!»

Звенят бутылки – крен хороший,
Переживай (и слух остри!)
Не за стекло, что в море брошу,
За содержимое внутри!

Целый день по тесным трюмам
Нас таскал А. А. Тютрюмов.
Ночью выли при луне
По родимой стороне.

Львы – очень двойственная штука,
Об этом знает весь народ:
Бронштейн Лев, конечно, сука,
Лев Соловьев [4] – наоборот.

Прошли мы, ребята, полмира,
Штормами пришлось подышать.
Мы держим ключи от эфира,
Попробуйте вы подержать!

Припев:
А ветер в антеннах неистов,
А волны за бортом невмочь.
Радисты! На то мы радисты,
Нам выпала славная ночь.

Так что же! Заварим-ка чаю,
И я на ключе отстучу –
О том, как о милой скучаю,
И больше молчать не хочу!

О встрече гадать не посмею,
Но верю, любимая ждет –
Из тропиков Новой Гвинеи,
Из белых полярных широт.

Ревет океанская глотка.
Но как океан ни жесток,
Нас слышит родная Находка,
И помнит нас Владивосток.

Припев:
А ветер в антеннах неистов,
А волны за бортом невмочь.
Радисты! На то мы радисты,
Нам выпала славная ночь.