Юрий Лорес - Поминки по Арлекину
4-я маска. Отнять у него надежду! Он не приносит пользы!
5-я маска. Все наши мысли — глупость, если не преступление.
6-я маска. Самый большой недостаток всех времен — собственное достоинство.
7-я маска. Примитив! Рядовой экземпляр!
8-я маска. Пока он среди нас, он — в аду.
9-я маска. Сей человек, возомнивший себя духовным, предастся суду толпы!
Маски с визгом бросаются на Поэта.
10-я маска. Сорвать! Сорвать с него маску!
Поэт вырывается из круга масок на авансцену.
Поэт
Что ценного осталось в этом мире?
Все покупается не деньгами, так лестью,
Не лестью — так обманом. Хлам престижен!
Кто мнением толпы затравлен и пристыжен,
И как меняется понятие о чести
От уровня дохода, службы и квартиры!
И, перейдя в разряд вещей никчемных,
Обожжена брезгливостью, презреньем,
Душа моя другую ищет душу.
Но все спешат, никто не хочет слушать.
И одиночество мое — проклятье и спасенье,
Ведь душу людям продавать страшней, чем черту.
Сцена II
Занавес закрыт. Музыка — вальс. На авансцене, справа, появляется женщина в длинном черном платье.
Женщина в черном.
Белой, белой бахромою,
Черным, черным, черным лаком…
Свет нигде не смешан с тьмою,
Не бывает полу-мрака.
Шаг — и я в полоске света,
Шаг еще — во тьме кромешной.
Мир поделен на два цвета:
Жгуче-черный, бело-снежный.
Сколько ниточке ни виться —
Обозначены пределы.
Где-то ей остановиться
В черном поле или белом?
Переходит в левый угол сцены. Появляются четыре женские маски и кружатся под музыку.
Женщина в черном.
Все кружат и кружат снежинки.
Холодные, белые, хрупкие.
На бледном лице проступают прожилки —
Ты щуришь глаза близорукие.
Я тоже могла бы вступить в хоровод,
Но черен мой цвет, а плоть горяча.
Навстречу протянешь мне руку — и вот
Ладонь прожигаю твою до плеча.
Вес кружат и кружат. В печали, в весельи
Они одинаково кружатся,
На жесткой земле постилая постели —
Снежинок замерзшие лужицы.
Похожи их лица, движенья, слова,
Порой друг от друга их не отличишь.
Лишь взглядом ко мне прикоснешься едва
И вмиг ослепленный навек замолчишь.
Скрывается за занавесом.
4-я маска. Он говорил со мной
6-я маска. (тише) Со мной
8-я маска. (еще тише) Со мной
10-я маска. (совсем тихо) Со мной
4-я маска. Он обнимал меня
6-я маска. Меня
8-я маска. Меня
10-я маска. Меня
4-я маска. И называл судьбой
6-я маска. Судьбой
8-я маска. Судьбой
10-я маска. Судьбой
4-я маска. И целовал меня
6-я маска. Меня
8-я маска. Меня
10-я маска. Меня
4-я маска. Как хорошо мне было с ним вдвоем
6-я маска. Вдвоем
8-я маска. Вдвоем
10-я маска. Вдвоем
4-я маска. Я засыпала под его рукой
6-я маска. Рукой
8-я маска. Рукой
10-я маска. Рукой
4-я маска. Но он все время думал о своем
6-я маска. Своем
8-я маска. Своем
10-я маска. Своем
4-я маска. Он был со мной, как будто не со мной
6-я маска. Со мной?
8-я маска. Со мной?
10-я маска. Со мной?
Кружась, уходят. Занавес открывается. Комната Поэта. Поэт — в кресле. Женщина в черном сидит на помосте у ладпика. Поэт к ней спиной.
Поэт
Кружит, кружит, кружит снег.
Метет, метет.
Ни следов уже не видно, ни дорог.
Эта комната моя, как островок.
И поет…
Чей-то голос мне послышался во сне.
Чей-то голос, чей-то голос за стеной,
Чей-то голос над моею головой.
Чей-то голос слышен мне едва-едва,
Звуки плавно превращаются в слова.
Чей ты голос? Имя назови твое.
Мы с тобою в этой комнате вдвоем.
Мы с тобою в этой комнате одни
Вес столетия, вес годы и все дни.
Кружит, кружит, кружит снег,
Метет, метет…
Чей-то голос мне во сне
Поет, поет.
Ни следов уже не видно, ни дорог.
Я один, и голос этот одинок.
Ты не прячься, ты со мной заговори.
Если что-то не услышу — повтори.
Непонятны и чудны слова твои.
Назови себя, не бойся, назови.
Женщина в чёрном
Как звали меня изначально, в ночь после рожденья,
Когда испеченная Словом Господним земля пахла так, будто свежий пирог?
И что началось для меня — восхожденье иль грехопаденье?
Я дверь отворила и, воздух глотнув, переступила порог.
И голову пряча в ладони от Божьего гнева,
Бежала я прочь по горячей и влажной земле.
И голом твой в уши шептал мне: «О! Ева! Любимая! Ева!»
Твой голос мне в уши шептал, но, быть может, не мне.
Я помню, что после меня называли Марией.
Названия помню тех мест: Вифлеем, Назарет и Магдала.
Волхвы мне даров не дарили, судьбы не гадали,
Но звезды далеких миров мне лицо озарили.
О, если б все беды мои от людей оставались сокрыты?
Но снова, босая, на грешную землю ступаю.
Нашелся чудак, называвший меня Маргаритой —
Достаточно было имен — я иных не желаю.
Достаточно было времен — я иных не желаю.
Душа отболела — пускай и твоя отболит.
Ты ищешь меня. Ты не можешь иначе — я знаю.
Ты ищешь меня, за меня принимая Лилит.
Уходит. Поэт оглядывается на помост, но никого не видит. Появляется Дьявол.
Поэт
Кто был здесь? Только что… Незримый, еле слышный…
А я не удержал. Как глупо и нелепо!
Всего земного радостней и выше,
Казалось мне, меня коснулось небо.
Что в этой жизни жизнь? Прикосновенья
К природе, к людям, к разуму и счастью.
Прикосновений краткие мгновенья,
Продлить которые не в нашей власти.
И слава богу! Не пресытиться плодами,
Не преломить касаясь, не нарушить.
В руках у нас все то, чем обладаем,
В конце концов становится игрушкой.
Но я запомнил все, чего касался
Дыханьем, пальцами, губами и глазами.
Коснулся — и прошло. Но тонкий след остался,
А значит, я живу и твердо это знаю.
Живу и жду иных прикосновений
Иль тех же самых — были бы случайны.
И в том, что не владею, не было б сомнений,
А значит, не желаю знать чужие тайны.
Живу и жду, и верю — не напрасно.
Но не скажу, каков бы ни был случай:
Остановись, мгновенье, ты — прекрасно!
Немедленно прекрасное наскучит.
Живу и жду, и верю, как умею,
Что каждая душа когда-нибудь проснется.
Но я прекрасного коснуться не посмею,
Пока оно ко мне не прикоснется.
Дьявол
Кто был здесь? Как тебе сказать? Не больше и не меньше,
Чем знаешь ты, наслышанный о чем-то,
Всего лишь женщина, поверь, всего лишь женщина.
Как все, кто состоит в союзе с чертом.
И так же душ хозяйка полновластная.
И я, как черт, прекрасно понимаю,
Что женщины есть выражение прекрасного,
Когда целую их и обнимаю.
Я тоже помню чудные мгновенья,
Которых в жизни у меня хватало.
Но мало мне одних прикосновений
И женщинам, как видно, тоже мало.
Зачем она была? Яснее ясного!
Страдая не любя. Любя — опять страдая.
Как женщину, постичь прекрасное,
Увы, нельзя, не обладая.
Извечно обладанье значило успех,
И в качество переходила численность.
А женщины всегда любили тех,
Кто понимал их полную бессмысленность.
И если быть серьезным, между нами,
В разряд прекрасного не входит ли постель?
Ведь ты глядишь на мир открытыми глазами,
А женщины подглядывают в щель.
Мы случаи не будем трогать частные.
Пренебрежем, не относя к разряду числ.
Есть в женщинах бессмысленность прекрасного,
Его обезображивает смысл.
Кто был здесь? — ты спросил. Всего лишь женщина.
Или само прекрасное? Прекрасные черты.
Была, ушла — не больше и не меньше —
Когда не поняла, что хочешь ты.
Поэт