Юрий Лорес - Поминки по Арлекину
Обзор книги Юрий Лорес - Поминки по Арлекину
Юрий Лорес
Поминки по Арлекину
Действующие лица:
Поэт.
Дьявол.
Женщина в черном.
Старик.
Пять мужских и пять женских масок.
Действие должно происходить:
— На авансцене перед занавесом
— собственно на сцене
— на помосте у задника, имеющем две лесенки по краям.
Пролог
Занавес закрыт. Очень тихо, словно издалека, звучит музыка, постепенно становясь резче, громче, ритмичней, перебивается мужскими криками и женскими визгами. На фоне музыки
Голос
Скажи, гусиное перо,
О чем опять скрипишь и стонешь?
Все, что напишешь ты, старо,
Что было сказано, не вспомнишь.
Тебе, перо, не все ль равно:
Поэмы, кляузы, законы —
Все перечеркано давно.
Все одинаково знакомо.
И суть не в том, что хочешь ты,
А чья рука тобою правит,
Чей строгий взгляд из темноты
Следит за соблюденьем правил.
И «быть — не быть» — не твой вопрос.
Но вдруг, бывает и такое,
Что и поэма и донос
Одной написаны рукою?
И кто-то машет топором:
Наружу сор не выгребают!
То, что написано пером.
Пером, конечно, вырубают.
Скрипит гусиное перо.
Все, что в строке и между строчек,
Как и положено — старо.
Старо! И только новый почерк…
Музыка еще громче. На сцену выбегают маски (нечетные — мужские, четные — женские), кривляются, смеются, визжат, пляшут. Время от времени музыка резко обрывается. Маски замирают в позах, в которых их застала пауза. Одна из масок произносит реплику, после которой пляска продолжается.
1-я маска.
Наша жизнь — больница, где все больные одержимы желанием сменить койку.
Шарль Бодлер.2-я маска.
Как в грамматике два отрицания составляют утверждение, так и в брачной жизни две проституции составляют одну мораль.
Шарль Фурье.3-я маска.
Я не знаю, кто произвел меня на свет, что такое мир, что такое я сам, я живу в чудовищном неведении.
Блез Паскаль.4-я маска.
Нет кары ужаснее, чем нескончаемая работа, без всякой пользы и без надежд впереди.
Альбер Камю.5-я маска.
Самые возвышенные из наших взглядов, если они каким-нибудь незаконным путем доходят до слуха тех, которые к ним не подготовлены или не предназначены, должны казаться глупостью, а при некоторых обстоятельствах прямо-таки преступлением.
Фридрих Ницше.6-я маска.
Трудно видеть недостатки нашего века, особенно, когда эти недостатки слабее, чем в прежние времена.
Николай Чернышевский.7-я маска.
Человеческую личность можно сравнить с атомом, втянутым в водоворот, ибо она большей частью есть рядовой экземпляр среди несметного множества других экземпляров, поскольку убеждения, которые она считает своими, являются просто отражением идей окружающей среды, сообщенных ей ежедневной прессой.
Габриель Марсель.8-я маска.
Ад — это другие люди.
Жан Поль Сартр.9-я маска.
Духовный человек отличается от нас, людей, тем, что может выдержать изоляцию. Мы, люди, всегда нуждаемся в других, в толпе: мы приходим в отчаяние, погибаем, когда не уверены, что находимся в толпе, что мы одного мнения с толпой.
Серен Кьерксгор.10-я маска.
Но если снять маску, становится ясно, что под ней живет все то же человеческое существо: оно страдает, отчаивается, ревнует, способно совершить убийство и принести себя в жертву.
Франсуа Мариак.Голос.
Традиции всех мёртвых поколений тяготеют, как кошмар, над умами живых.
Карл Маркс.Тишина. Маски замирают. Из правого угла сцены в левый проходит Старик.
Песня Старика
Приняла его мать-сыра-земля,
Мать-сыра-земля — комья мерзлые.
Да осталися только черен крест,
Только черен крест, да венок сухой.
А как гроб несли, грязью чавкали,
Грязью чавкали, слезы лили,
Целовали в лоб, да крестилися,
Да крестилися — руки белые.
А как он лежал — па груди свеча,
На груди свеча не колышется.
Да за окнами ветер выл да выл,
Ветер выл да выл, как псалтырь читал.
Кто же будет тебя славить, Господи?
Славить, Господи, имя вечное.
От шедрот твоих Человече жил,
А как помирал — не видал никто.
Старик уходит. Маски за ним, в разные стороны сцены.
ЗанавесДействие Первое
Сцена I
Комната Поэта: окно, кушетка, два кресла, столик. Поэт и Дьявол.
Поэт
И тусклый свет под фонарем,
И мелкий снег в полоске света.
А для кого-то было это
Обыкновенным январем.
И я сквозь зимнее стекло
Смотрел на темный переулок,
Все вспоминая, как по скулам
Вчера порошею секло.
А ветер выл, стонал, свистел,
Нес снежный пар на подоконник.
И было смутно, непокойно,
Как будто город опустел.
Казалось, что моя душа
Металась там, по переулкам,
По подворотням, закоулкам,
Снег, павший наземь, вороша.
С какой-то дикою мольбой
Кидалась к медленным прохожим,
А вместо добрых слов по коже
Хлестала их колючей мглой.
И, к небу устремись винтом,
Была метелью, снегом, ветром,
И фонарем, и тусклым светом,
И переулком, и окном.
И в этом бешеном движеньи
Ее трепало, било, жгло.
Я. глядя в зимнее стекло,
Свое в нем видел отраженье.
Дьявол
Ты видел отражение свое?
Как зеркала нас вводят в заблужденье!
Ты видел отражение мое,
И более того — не отраженье!
Ты просто никогда не брал в расчет
Реальность моего существованья.
Но от рождения у каждого свой черт,
Как видно, таково предначертание.
Я столько лет провел подле тебя,
Невидимо, не поднимая шума,
Что ты порой не узнавал себя
И поступал иначе, чем задумал.
Да, я твой черт, твой вечный антипод,
Тебе мои, а мне твои черты
Приписывает тот, кто не поймет.
Что ты — не я, а я, увы, не ты.
И боль твоя мой вызывает смех.
Но как твой смех меня порою душит!
Попеременно мы одерживаем верх,
Не в силах равновесия нарушить.
Хотя порою за бутылкою вина
Бывало, что и мы сходились в чем-то.
Когда во всем ты слушался меня,
Не приходилось бы пенять на черта.
В конце концов, не так уж мы чужды,
Чтоб бесконечно друг на друга злиться,
Чтобы открыто встать на путь вражды.
Не проще ль обо всем договориться?
Поэт
Снега, Снега… Движения осы
Кружение снежинок вдруг напомнит.
В стеклянной колбе снежные часы
Висят нечеловечески огромны.
Вот меры времени: всегда и никогда,
Вес остальные — жалкая подделка,
Часовщиков ничтожная поделка.
Две меры времени: всегда и никогда.
Как странен мир! Непостижима в нем
Гармония вещей несоразмерных.
Я слышу в пеньи ветра за окном:
Рождение — случайно, смерть — закономерна.
Ах, если бы местами поменять
Могли «закономерно» и «случайно»,
Неужто перестали бы пенять
На неизбежность их предначертанья?
Не слишком ли порядок данный прост?
Не слишком ли банально он решен?
Недаром первый детский наш вопрос:
Скажите мне, откуда я пришел?
Поймите, что еще пройдут года,
Пока другой вопрос для вас найду:
О, если знаете, скажите мне, куда,
Скажите мне, куда потом уйду?
Две меры времени: всегда и никогда.
Быть может время нас чему-нибудь научит?
Но почему с рожденья меня мучит
Все то же, давнее: откуда и куда?
Хоть век живи, ответа нет, увы.
На эту тему рассуждают неохотно,
Но почему мы с детства таковы,
Как будто до рожденья было что-то?
Часам не в мочь двух слов связать: «тик-так».
И разве время нас когда-нибудь рассудит?
Ну, почему мы поступаем так,
Как будто после смерти что-то будет?
К чему все эти «быть или не быть»
И «суета сует — души томленье»?
К чему мгновение желать остановить,
Коль жизнь и так всего одно мгновенье?
Две меры времени: всегда и никогда,
В несбыточности — вечность ожиданья.
Урок прозренья и венец познанья
Две меры времени: откуда и куда.
Неужто головы нам не сносить?
Ужель всему цена — в последний раз?
Я каждого хочу остановить,
Чтобы спросить: «А Вы? А как у Вас?»
Дьявол
