Юрий Мандельштам - Собрание стихотворений
«Точно звезды, мерцая, зажглись…»
Точно звезды, мерцая, зажглись
Под звездами огни семафора.
Мы с холодной земли поднялись.
Отступили далекие горы.
Зашуршал отсыревший песок,
Замедляя движенье.
Побежала земля из-под ног.
В электрическом напряженьи
Все смешалось: молчанье мое,
Ветер с моря, соленый и грубый,
И прозрачные руки ее
И бескровные губы.
«Единственный, неповторимый…»
Единственный, неповторимый
И лучезарнейший из всех
Часов моих, и ты, любимый,
Во сне созревший, как орех,
Упорный миг: в двойном покое
Нам жизнь удвоенной дана,
Ее с песков души не смоет
Родившая ее волна.
«Не говори, что нет предела…»
Не говори, что нет предела
В изнеможении твоем.
Тебе мы любящее тело
И скорбный дух наш отдаем.
Но сладострастнее другого,
Я буду нем — о, тайный труд!
Всесозидающее слово
Я не отдам на нежный суд.
И про себя творя молитву,
Храня довременную дрожь.
Я рад, что ласковую битву
Ты молчаливой назовешь.
«Как здесь нетрудно думать о приятном…»
Как здесь нетрудно думать о приятном.
Мелькают мысли. Бьется шмель, звеня.
Поет на дудочке слепец о невозвратном.
Твою любовь отнять он хочет у меня.
Но разве мне такого счастья надо?
Его я уступлю скорее всех.
Поет на дудочке слепец. Моя награда
В твоей любви найти безвыходность и грех.
«Еще шумит по летнему волна…»
Еще шумит по летнему волна
В мучительной и непонятной цели,
И только ты бесцельна и одна
На тех камнях, где мы вдвоем сидели.
И только память рвется на клочки,
Когда устав от света и покоя,
Ты протираешь влажные очки
Худою некрасивою рукою.
Вокруг меня, во мне самом Париж.
Ты далека — на солнечной дороге.
Но разве этой близостью пленишь
Влюбленного в незримые тревоги?
«Опять я немощен и нем…»
Опять я немощен и нем,
Один в спокойствии моем,
Как будто не были совсем
Мы некогда с тобой вдвоем.
А ты не изменила мне.
Но как понять, что ты, одна,
В других мечтах, в другой стране
Не мне — самой себе — верна.
Ты будешь мне писать о том,
Как сладко ждать, как страшно быть,
И не опомнишься потом,
Когда не будет что забыть.
«У "Notre-Dame" застыла пара…»
У «Notre-Dame» застыла пара.
А вот — смотри — со всех сторон
Убогий памятник Ронсара
Любовью темной окружен.
Закрыв глаза, в чужие страны
Плыву к тебе, во тьме, во сне.
Далекой Англии туманы
Не утоляют сердца мне.
CAP DU LANGOUSTIER
Теряю гордый образ твой, теряю.
Ты помнишь мыс: на нем сидела ты,
Мистралем оттесненная от края.
В кустах прибрежных белые цветы
Росли, — загадочное ожерелье.
Нас оглушал стремительный прибой,
И мы, как опьяненные, с тобой
Срывали их: тяжелое похмелье.
Струился сок из стеблей молодых.
Мы опьянялись странными цветами.
Нас оглушал стремительный прибой.
На полпути сухие стебли их
Бросали мы — неверными руками,
И мотыльки ватагой голубой
Слетались к ним — к потерянному раю,
Ища напрасно капель росяных.
Теряю гордый образ твой, теряю.
ВЕРНОСТЬ (Париж, 1932)
«Мой друг, я знаю — скучно…»
Мой друг, я знаю — скучно
И тесно в этом мире.
Здесь нет любви безгрешной,
Здесь нет небесной правды,
Здесь нет бесплотных духов.
И ангелы, слетая
На землю летней ночью,
Не наши души ищут,
— Ночами ищут женщин
С бессонным жарким телом,
С горячими губами
Для плотских поцелуев.
Мой друг, я знаю — трудно
В таком телесном мире.
Но разве ты не видишь,
Измучившийся друг мой,
Что в неподвижной глине,
В разгоряченном теле
И в камне придорожном
Горит такая искра,
Которая поспорит
С любой звездой на небе.
Но разве ты не видишь,
Что ветер, подымая
Сухую пыль с дороги,
Несет ее чудесней,
Чем ангельские крылья.
Но разве ты не видишь,
Что я, ревнивой страстью
Постыдно одержимый,
Твои целуя губы,
Бескровные, как небо,
Моим земным, тяжелым,
Неудовлетворенным,
Греховным поцелуем,
Люблю совсем не меньше,
И уж, конечно, чище,
И уж, конечно, ближе
К вселюбящему Богу,
Чем богослов лукавый,
Молчащий о телесном,
Мечтающий о рае.
ПАМЯТЬ
Что делать мне в нежнейшей тине дней,
Лирических тревожных очертаний?
В несовершенной памяти моей
Дымится остров в солнечном тумане.
Ликует море в первозданной мгле,
Горят под ветром кисти винограда,
Растут крутые склоны, на скале
Растет забытой крепости громада.
Поет в ушах мистраль. В немом строю
Деревья гнутся цепью вековою.
Я помню остров и любовь твою,
Ты знаешь, не придуманную мною.
Но знаешь ли, что я отдам сейчас
И эту радость зыбкого творенья
За близость светлых, несомненных глаз
И не во мне рожденного горенья!
«За окном — морозная луна…»
За окном — морозная луна,
Зимний свет, ночная тишина.
Но завешено твое окно
Плотной шторой верно и давно.
За окном в урочный час страшна
Надо домами полная луна.
Но ты спишь, тебе не до луны:
Ты совсем другие видишь сны.
За окном, под желтою луной,
Я брожу, упорный часовой.
Но твои полуночные сны
Не любовной радости полны.
«Случайные земные встречи…»
Случайные земные встречи,
Хотя бы нежность без границ
— Не в этом жизнь, не в этом вечный
Круговорот имен и лиц.
Но ты… Я снова страхом полон,
Я снова полон тишиной.
Бегут мистические волны
Вокруг тебя, ко мне, за мной.
«Что делать мне с тобою и с собою…»
Что делать мне с тобою и с собою,
С моим желанием, с моей тоскою?
Казалось, все забыл! Спокойный свет…
Другого счастья не было и нет.
От лампы тень на круглый стол ложиться.
Так хорошо! И лень пошевелиться,
И лень, склонясь над шахматной доской,
Фигуру тронуть медленной рукой.
Не думать ни о чем. Еще не скоро
Затихнет звук простого разговора.
Но вдруг случайный взгляд, случайный взлет
— И сердце бьется о прозрачный лед,
И нежностью такой заноет тело…
Вот эти руки долго и несмело
Держать в руках, и мучиться, и знать,
И о любви превратной вспоминать…
И сердце бьется нежностью бескрайной,
Как сказочник над небывалой тайной.
«Я все забыл, я ничего не знаю…»
Я все забыл, я ничего не знаю,
Где счастье, где поэзия, где я?
Случайная, далекая, ночная,
Все перевесила любовь твоя.
Любовь ли даже? Я гадать не смею.
Всего полночи я с тобой знаком.
Ты прячешь руки, ты закрыла шею
Стюартовским большим воротником.
И я люблю ли? Верить и не верить
Я не прошу тебя. Пойми, сейчас
Раскроем мы поддавшиеся двери,
И свет падет, и свет разделит нас.
«Любви не знаешь ты, ее…»