Николай Глазков - Избранные стихи

От ерунды зависит многое —
И, верный милым пустякам,
Готов валяться я у ног ее
Из-за любви к ее ногам.

Она, единственная самая,—
Душе живительный бальзам,
Лишь на нее глядят глаза мои
Из-за любви к ее глазам.

Серый волк придушил овцу,
Но недолго жилось стервецу:

Резвый конь стукнул волка копытом -
И упал волк с хребтом перебитым.

Лев голодный бродил по оврагу,
Растерзал он беднягу-конягу.

Но охотник, отважный и ловкий,
Льва сумел подстрелить из винтовки.

Не считаясь с умом и талантом,
Укусил зверолова тарантул.

И овца, что шаталась без дела,
Вместе с травкой тарантула съела.

Но не видно конца кольцу:
Серый волк придушил овцу.

Не росли ни яблони, ни липы,
Потому что не было воды.
Началась потом дорога Рыбы
У Аральского и Кзыл-Орды.

Рыбок полосатых и усатых
Пассажирам продавали тут.
На полупустынных полустанках
Слышал я, колеса как поют.

Ночь прошла — безводная пустыня
Засияла солнцем и водой.
Началась тогда дорога Дыни
Или показалась мне такой.

Шумные арыки неустанно
Отражали знойные лучи.
На холмах зеленых Теплостана
Круглые росли карагачи.

Как жара и холод, свет и тьма,
Город резко надвое расколот.
Если посмотреть на все дома:
Старый город там и новый город.

Новый город, словно довод веский
Супротив экзотики багдадской.
Может быть, он среднеевропейский
Больше, нежли среднеазиатский.

Вызывали у меня доверье
Новые арыки, стены, крыши
И великолепные деревья,
Те, что этажей седьмых повыше.

И совсем, совсем иного сорта
Старый город глиняной глуши:
Не для красоты и не для спорта
На глазах у женщин паранджи!

Рыба преисполнена доверья
К рекам непочатой глубины.
Рыба любит хвойные деревья
Под навесом теневой волны.
Рыба любит клен, березу, липу
И сквозь листья — кружево небес.

Всякий человек, кто любит рыбу,
Должен полюбить зеленый лес!

Я не люблю, когда слова цветисты
И строчки перманентно завиты,
И облака плывут, как аметисты,—
Все это лишь бумажные цветы.

Не тот поэт, пронырлив кто и ловок
И норовит продать скорее стих,
Но точности простых формулировок
По формулам природы не постиг.

Растет на тротуарах лебеда.
Лик белокаменной Москвы спокоен:
Вокруг пасутся тучные стада,
Слетают стаи галок с колоколен.

Спешат студенты в университет,
Люд разночинный и мелкопоместный…
Один недоучившийся студент
Живет на чердаке в каморке тесной.

Как землю новую, он открывает стих,
Не посчитавшись с мненьем эрудитов.
Пред Пушкиным ничтожен Бенедиктов,
И Кукольник нисколько не велик.

Но всякий, кто сегодня знаменит,
И завтра сохранит свою известность.
Не всякая печатная словесность,
Как колокол во времени, звенит!

Человек, достойный вполне
Аплодисментов всех,
Пришел в ресторан и пошел по стене
Вверх.

Потом прошелся несколько раз
По потолку, не, падая вниз,—
И люди, великому чуду дивясь,
Научно его объяснить не брались.

А впрочем, резво о гравитации
Заговорили два знатока,
Когда человек, достойный овации,
Спустился по стене с потолка.

Сидела женщина у окна,
В обычное платье одета,—
И к ней он направился, ибо она
Его вдохновила на это!

Или так начинается повесть,
Или небо за тучами синее…
Почему ты такая?.. То есть
Очень добрая и красивая.
Почему под дождем я мокну,
Проходя по затихшим улицам
В час, когда беспросветным окнам
Непрестанно приходится хмуриться?

Никого нет со мною рядом
На пустынном мосту Москва-реки,
Лишь бросают мне взгляд за взглядом
Электрические фонарики.
Не имею; ста тысяч пускай я,
Но к чему эти самые ребусы?
Почему я тебя не ласкаю
В час, когда не идут троллейбусы?

Эта мысль, хоть других не новее,—
Непреложная самая истина,
Ибо если не станешь моею,
То поэма не будет написана,
А останется только вступленье…
Надо быть исключительной дурой,
Чтоб такое свершить преступленье
Перед отечественной литературой!

Один поэт, издав свой сборник,
Резвиться начал, словно школьник,
И так беспечно загулял,
Что даже паспорт потерял.

О паспорте своем скорбя
И обвиняя сам себя,
Скитался он, подобно тени,
В московском метрополитене,
Где, вероятно, просто с горя
В тот миг, когда бел свет не мил,
Он вынул пачку «Беломора»
И машинально закурил.

И первый милиционер
От ужаса оцепенел
И, головою покачав,
Сказал ему: — Платите штраф
И предъявите документ!

Ни паспорта, ни денег нет,
Но в тот решительный момент
Свой сборник вытащил поэт
И с гордостью сказал: — Я сам
Вот эту книгу написал!

—   А как докажете вы это?..
Был очень прост ответ поэта:
—   Стихи, что в этой книге есть,
На память все могу прочесть!

Услышав похвальбу такую,
Сержант милиции, ликуя,
Подумал: «С ним я потолкую!
Пускай прочтет, собьется пусть!..»
Но с титула до оглавленья
Поэт, достойный удивленья,
Все строчки помнил наизусть.

Тогда сержант сказал: — Ступайте
И больше так не поступайте!

На ветках крохотных берез
Сверкал пушистый иней.
Сорокаградусный мороз
Стоял над речкой синей.
И цвета синего стекла
Вода, зимы не зная,
Неутомимая текла,
Текла не замерзая.

Казалось, что сошла с ума
Вся водная природа.
Стояла финская зима
Сорокового года.
Бил пулемет. Вода — не лед,
Река была преградой.
Но вот один отважный вброд
На пулемет — с гранатой!

А снег белел, и ветер выл
Над ледяной горою
И ничего не говорил
О подвиге героя.
Неугомонная вода
Текла не умолкая,
Не понимая, что звезда
Восходит золотая!..

Москва. Декабрь. Пятьдесят первый год.
Двадцатый, а не двадцать первый век.
Я друг своих удач и враг невзгод
И не всегда везучий человек.

А за окном обыкновенный снег.
Его бы мог сравнить я с серебром.
Зачем? Я простоватый человек,
Который платит за добро добром.
Который понимает, что зимой
Снег популярен — потому воспет.
А я предпочитаю летний зной
И вешних яблонь белоснежный цвет.

Мне счастье улыбалось иногда,
Однако редко: чаще не везло,
Но я не обижался на года,
А возлюбил поэта ремесло.
Чтоб так же, как деревья и трава,
Стихи поэта были хороши,
Умело надо подбирать слова,
А не кичиться сложностью души.

Я к сложным отношеньям не привык
Одна особа, кончившая вуз,
Сказала мне, что я простой мужик.
Да, это так, и этим я горжусь.
Мужик велик. Как богатырь былин,
Он идолищ поганых разгромил,
И покорил Сибирь, и взял Берлин,
И написал роман «Война и мир»!

Правдиво отразить двадцатый век
Сумел в своих стихах поэт Глазков,
А что он сделал, сложный человек?.,
Бюро, бюро придумал пропусков!