Надежда Львова - Старая сказка. Стихотворения

То алых уст, то черных глаз мы днем и ночью пленники.
Сомкнулся мир кольцом для нас. Мы днем и ночью пленники.

Мы узы рвем, но страшно нам, что узы те – последние,
И тщетен страх: как в первый раз, мы днем и ночью пленники.

Как сладкий яд, впиваем мы то алых уст касания,
То черных глаз немой приказ… Мы днем и ночью пленники.

В сверканьи солнц, в дрожаньи тьмы, в забвеньи упоения,
Предвечных снов храня алмаз, – мы днем и ночью пленники.

О, нежный плен! О, радость мук, что каждый миг безжалостней!
Вся жизнь, вся жизнь – одни экстаз! Мы днем и ночью пленники.

И мы в плену – навек, навек… Не ждем освобождения.
Не нам пробьет заветный час: мы днем и ночью пленники.

Я покорно принимаю всё, что ты даёшь:
Боль страданья, муки счастья и молчанье-ложь.

Не спрошу я, что скрывает сумрак этих глаз:
Всё равно я знаю, знаю: счастье — не для нас.

Знаю ж, что в чарах ночи и в улыбке дня
Ты — покорный, ты — влюблённый, любишь не меня.

Разрывая наши цепи, возвращаясь вновь,
Ты несмело любишь нашу первую любовь.

Чем она пылает ярче, тем бледнее я…
Не со мною, не со мною — с ней! мечта твоя.

Я, как призрак ночи, таю, падаю любя,
Но тоска моей улыбки жалит не тебя.

Ты не видишь, ты не знаешь долгих, тёмных мук,
Мой таинственный, неверный, мой далёкий друг.

Ты не знаешь перекрёстков всех дорог любви…
Как мне больно. Как мне страшно. Где ты? Позови.

О, пусть будет больно, мучительно больно!
Улыбкою счастья встречаю все муки.
Покорная, падаю ниц богомольно
Пред реющим призраком вечной разлуки.

Я знаю: она в нашем сне улыбнется.
Она – беспощадна. Она – безнадежна.
Безмерно жестоко к устам прикоснется –
Так страстно, так больно… И все-таки нежно.

И я принимаю страданье, как ласки,
Покорная, падаю молча, безвольно…
О, скорбная радость невспыхнувшей сказки!
О, грустное счастье!
…Мне больно, мне больно.

Ты проходишь мимо, обманувший,
Обманувший, не желая лгать…
В этот вечер, сумрачный и душный,
Вспоминая наш восторг минувший,
Я тебя не в силах проклинать.

Может быть, и я лгала невольно:
Все мы лжем в объятьях темноты.
Все мы лжем улыбкой богомольной,
Цепью ласк мы давим слишком больно
Нашей грезы хрупкие цветы.

Так простимся нежно, без упреков,
Будем ждать и верить: впереди
Много разгадаем мы намёков,
Много новых вспыхнет нам востоков,
Много солнц зажжется нам… Прости!

Не проклинай меня за медленные муки,
За длинный свиток дней без солнца и огня,
За то, что и теперь, в преддвериях разлуки,
Я так же свято жду невспыхнувшего дня!

Я помню: гасли дни и гасли жизни стуки.
Ты уходил и вновь ты приходил, кляня…
За то, что слёз моих вонзались в сердце звуки,
Не проклинай меня!

В последний раз к тебе тяну с мольбою руки…
За то, что к вечным снам томительно маня,
Я, так любя, сама сковала цепь разлуки,
Не проклинай меня!

«Только миг один с тобой мы были вместе,
Только яркий миг на тусклом фоне лет…
Будешь ли ты верен сказочной невесте?
Сохранишь ли свято рыцарский обет?»

– Беглый миг, как вечность, нас вознес над бездной.
Все, что будет после, будет только миг
В радуге алмазной и во мгле беззвездной
Навсегда с тобой далекий твой жених.
Навсегда с тобой… О, счастье вечной муки!
Мы в страданьи властно скованы Судьбой.
В звеньях неразрывных призрачной разлуки
Ты – моя навеки. Я – навеки твой.

«Только миг один с тобой мы были вместе,
Только яркий миг на тусклом фоне лет…
Будь же, будь же верен сказочной невесте,
Сохрани свой строгий рыцарский обет».

Со всех сторон протянуты к нам руки!
Со всех сторон слышна жестокая мольба,
И на кресте извечном страстной муки
Распять нас могут все, как римляне – раба!

Все правы, все! взглянуть в глаза – и грезы,
Желанием своим коснуться душ – и тел…
Что можем мы, надломленные розы?
Быть распинаемой – позорный наш удел.

Но, против воли, мы, клонясь, как стебель гибкий,
На каждый знойный зов бросаем отзыв свой.
И всем мы отдаем лобзанья и улыбки,
Не в силах устоять пред жаждою – чужой…

О, если бы порвать кошмар наш упоенный,
Отдаться лишь любви, как нежащей волне!
И бросить ваше «нет!» желаний тьме бездонной,
И бросить наше «да!» лазурной вышине.

Минувшие дни в моем сердце, как розы завялые,
Как нежные розы, помятые ранней грозой.
Но чужды мне новые розы — цветы запоздалые:
Я рву их небрежно, холодной, жестокой рукой.

Я рву их безжалостно… Мщу ли я снам неразгаданным,
Себе ли я мщу, обрывая, топча лепестки,—
Но жадно дышу я их запахом — мертвенным ладаном,
Ложащимся нежно над днями любви и тоски.

Пусть кружатся в запахе душном мечты опьяневшие —
В бреду моем чуждого имени не назову.
И, в сердце тая прежних роз лепестки облетевшие,
Я новые розы зачем-то безжалостно рву.

Сверканье люстр хрустальных,
Назойливых, как день,
И женских глаз печальных
Ласкающая лень.

И глаз мужских улыбки,
Дрожанье голосов,
И нежный, томный, зыбкий,
Как волны — скрипок зов.

И плач их утомленный…
И, как прибои впотьмах,
Шаг страсти окрыленный
По розам на столах.

И кто-то близко, рядом,
Склонившийся ко мне.
Под чьим-то знойным взглядом
Я грежу в полусне.

Дрожат слова влюблённо,
Как бред, горят цветы…
А сердце исступленно
Стучит: «не ты! не ты!»

У тебя в петлице белая ромашка.
У меня букетик пламенных гвоздик…

– Помнишь скат пологий сонного овражка,
Где поет прозрачно плещущий родник?

Нынче день весенний… Солнце нежно ярко…
Будь со мной, как прежде, в этот зыбкий миг!

– Помнишь сон тревожный сумрачного парка,
Где к моим губам ты в первый раз приник!

Как тогда нежданно — вдруг — весна настала!
Помнишь в дымке вишен задремавшей сад?

– А потом, внезапно, шум и гул вокзала,
Из окна вагона мой прощальный взгляд…

Нет! не надо помнить. Помнить слишком больно.
Почему ты бледен? Почему молчишь?

Предвесенней тайной веющая тишь…

Не для нас… Не надо… Грустные, несмело,
Входим мы в ревущий уличный поток.

– У меня гвоздика ярче заалела,
У тебя в петлице, словно снег, цветок.