Борис Сиротин - Сборник стихов

Во всех глазах одни и те же слёзы,
Во всех песках — печаль усохших рек.
Когда цветут, благоухают розы,
Добреет, молодеет человек.

А тут ещё и олеандр возносит,
Животворящую дарит росу,
Небесной умиляет бирюзою
Тихонько просиявшую грозу,

Ушедшую к неведомому морю,
К иной печали, к радости иной…
Не ведаю, что сделалось со мною, —
Рассветной упиваюсь тишиной.

Розовизной ухоженного сада
Досужие дивуются глаза,
Встречаются — тихонько — с Шахразадой,
Пусть ведает, пусть знает Шахназа!

Пусть Бухара простит мои берёзы,
Опущенных не поднимает век, —
Когда цветут, благоухают розы,
Добреет, молодеет человек.

У арабов — коровьи глаза,
Мухаммед превозносит корову!
По его благоверному слову
Виноградная зреет лоза.

По правдивому слову пророка
С неба льётся не дождь — молоко.
Лишь идущему скажет дорога,
Что до Мекки дойти нелегко.

Совершится великое чудо,
Коль к Аллаху взывают уста,
Отзовётся его высота
Нестихающим рёвом верблюда.

Тьма кромешная выбрезжит свет,
Воссияет заря-заряница.
Не оставит в беде Мухаммед
Тех, кто к истинной правде стремится.

Устремляет себя на восток,
На востоке рождается утро,
Раскрывается тихо и мудро
Волоокого дня лепесток.

По правдивому слову пророка
С неба льётся не дождь — молоко.
Лишь идущему скажет дорога,
Что до Мекки дойти нелегко.

До Медины дойти нелегко,
Надо много отваги и риска, —
То, что было когда-то так близко,
Стало вдруг далеко-далеко…

Так тихо на сердце и на душе так тихо,
Как будто в мире мир, не знающий вражды,
Добро перемогло, добро попрало лихо,
Широколиственные здравствуют сады.

Плодами радуют зари рассветной щебет,
Щебечут воробьи, льют неуёмный дождь…
Давно всё ведают не на земле — на небе
Благоухающая прозревает ночь.

Купает не себя, своё купает чадо,
Рассветную зарю крестит в святой воде,
Прохладою широколиственного сада
Новорождённый упивается младень.

Он встанет на ноги, он свой возвысит голос,
Он в возраст свой войдёт, он мудрость обретёт.
Тогда униженный возрадуется колос,
Воспрянет ото сна обманутый народ.

Безмолвствующие обретут языки,
Давно утраченные возвратят права,
Поляжет под ноги взывающей ослихе
С небесных луговин сошедшая трава.

Животворящею увлажена росою,
Трава на алчущих безмолвствует губах,
А кто-то попирает, мнёт ногой босою
Былого ужаса рассыпавшийся прах.

Жарой умаянные веселит дороги,
От давнего освобождает забытья, —
Исчезнут лжеучители и лжепророки,
Новорождённое возвысится дитя.

Возвышенное возговорит слово
Над всей-то, всей землёй, над всем материком,
Чтоб златорогая расщедрилась корова,
Сереброструйным раздождилась молоком.

Был я на Босфоре, плыл я по Босфору,
Видел я воочью сказочный Царьград.
Восходил тихонько на святую гору,
Поднимался к блеску каменных палат.

Я к Святой Софии свой приблизил посох,
Боже мой, неужто я и вправду зрил
Звёзд неугасимых золотое просо,
Яблоки высоко поднятых светил?!

Оглядал объятый дивным светом купол,
Видел я сполохи сумрачной грозы,
Сонными глазами долго-долго щупал
Капельки сошедшей на землю росы.

А роса — как утра воробьиный щебет,
Щебетало утро сладкою росой,
Прозревало утро на царьградском небе,
Улыбалось кроткой, тихой бирюзой.

Радугой — легко так — стыло над Босфором,
Радуга — так зримо — подняла себя.
Верую — ни коршун, верую — ни ворон
Щупленького не обидит воробья.

Не затмит прозревшей молодой лазури,
Да восторжествует мир между людьми,
Если даже море дружно голосует,
Ратует за горечь попранной любви!

Движется в объятья ласковых купальщиц,
Катит прямо в ноги прыткую волну,
Омывает утра розовые пальцы,
Нежит в белой пене тонкую луну.

Мы в жизнь пришли с весёлыми глазами,
С надеждой честь и верность сохранить,
С восторгом и счастливыми слезами,
С вопросом вечным — быть или не быть.

Казался мир огромным и прозрачным,
Роса смеялась в травах на заре,
И каждому из нас был предназначен,
Был приготовлен праздник на земле.

Сады цвели. Созвездия сияли.
Снега сверкали на вершинах гор.
Нас не страшили вёрсты расстояний,
В глаза небес смотрели мы в упор.

Сады цвели. Шумели в поле травы,
Мы к цели шли, себя в пружину сжав.
Строители неистовой державы —
Прекрасной самой изо всех держав.

Ах, как светло, как трепетно и нежно
Любили нас подруги наших дней
В садах любви, в долинах белоснежных,
В мечтах великой родины моей.

Я к тебе в малиновом берете
Приходил на розовой заре.
Не припомню, хоть меня убейте,
То ли в марте, то ли в октябре.

Серебрились звёзды над домами,
Полыхал оранжевый восток,
Лёд ли был, трава ль под сапогами —
Не припомню. Помню свой восторг.

От зари волшебной, от сиянья,
Тронувшего нежный небосвод,
От любви, от страстного желанья
В срок пустить химический завод.

Ты на стук распахивала двери.
Я входил, стремителен, высок.
И смолкали люди, птицы, звери,
Замирал неистовый восток.

— Прощай! Навеки твой!
— Прощай! Твоя навеки!
От горя чуть живой.
Опухли твои веки.

— Прощай! Сумей забыть!
— Прощай! Я буду помнить!
Как трудно разлюбить,
Другим себя заполнить.

Как трудно отрубить
Всё, что надежду полнит.
— Прощай! Сумей забыть!
— Прощай! Я буду помнить!

Как радостно ты уходила.
Так ношу снимают с плеча.
Горячее лето чадило,
Потрескивая, как свеча.

Как празднично ты уезжала,
А я оставался один.
Недвижные своды вокзала
Обрушились: — Не уходи!

Под матерный крик гармониста
Прощались, почти не любя.
Не мог я, как надо бы, — чисто
Порадоваться за тебя.

Гармонь гармониста визжала,
Сиял светофор впереди,
Прокисшие залы вокзала
Ворочались: — Не уходи!

Звезда над составом всходила.
Душа моя билась, скорбя.
Не мог я — ведь ты уходила! —
Порадоваться за тебя.

Слишком много давал обещаний,
Слишком многим я верил всерьёз
В этой чудной стране, обнищалой,
Доводящей до крика и слёз.

Понимаю, что в гуле событий
Я надежду свою упустил.
Не судите меня, не судите —
Я себе ничего не простил.