Борис Сиротин - Сборник стихов

Ни голоса, ни отголоска,
Неслышно спадает с ветвей
Лист дуба — церковного воска,
И клёна — отборных кровей.

Дожди отошли, Подмосковье
В бессильной осенней красе,
Когда пошатнулось здоровье,
Но силы иссякли не все.

И я в этом тихом паденьи
Листа очень тихо иду,
И осень мне — как откровенье,
И с нею я в полном ладу.

Писать про своё нездоровье
Не стоит — к чему здесь надрыв,
Но к русской природе любовью
Я болен — и, стало быть, жив.

Снизошёл благодатный огонь —
Значит, наша история длится.
Протяни, коль не страшно, ладонь —
Лишь пронзится, не испепелится.

Я увижу все жилки твои,
Как у листьев осеннего клёна,
И сказать захочу о любви
Торжествующе и опалённо.

Но, наверно, опять промолчу,
Ибо этот огонь так далече.
Лишь откроюсь Господню лучу —
Он ведь тоже пронзает и лечит.

Божий луч пробежит по крови,
От греха очищая и смрада.
Я хотел бы кричать о любви.
Только крика об этом — не надо.

Оля, видишь, как рано темнеет,
Как туман повисает вокруг?
Даже бодрое сердце немеет,
Издаёт еле слышимый стук.

У меня ощущенье такое,
Что всю жизнь этой тьмою влеком,
Хоть избалован Волгой-рекою
И доверчивым тёплым песком.

Я люблю летний полдень палящий,
Но вот даже у Волги спроси, —
Скажет, сумерки непроходящи,
Постоянны они на Руси.

Возмужали мы в сумерках этих,
Возмужали и дети давно,
Но росли они, их не заметив,
Это зрение редким дано.

Слава Богу, что так, а не этак,
Слепота тоже дар непростой…
Оля, слышишь шуршание веток? —
Тьма пришла на великий постой.

Я истину искал на дне стакана
И окунался в сигаретный дым,
Но «завязал» я с этим слишком рано,
Как мыслилось «радетелям» моим.

А надо было догорать до пепла,
Как у поэтов было искони,
Но дух мой возвышался, память крепла,
Я ускользал из цепкой западни.

Я пребывал в спокойствии и силе
И обострялось зрение моё,
Наверное, я нужен был России,
Тогда я спасся Именем её.

Но я России нужен ли сегодня?
Такое чувство, будто налегке,
Надеясь лишь на доброту Господню,
Стою на исполинском сквозняке…

В плетёном кресле на балконе,
И две осы над головой
Нимб образуют золотой,
И луч осенний в листьях тонет.

Я грешник, средь греха возрос,
Грешили чресла, губы, очи,
И нимб из ядовитых ос
Над головою кстати очень.

Но этот луч осенний мне
Сегодня в полдень, в воскресенье,
Хоть слаб и чёток не вполне,
Напоминает о спасенье.

Он говорит: да, ты грешил,
Грешил и похотью, и ленью,
Но есть ведь часть твоей души,
Откуда все стихотворенья.

И это вот, ещё одно,
И новые твои запросы.
Закрой балкон, закрой окно,
Пусть кружатся впустую осы.

Мелкая правда моя не от Бога,
Хоть она движет и красит житьё,
Правду от Бога ношу я глубоко
И не всегда ощущаю её.

Чаще живу я, той Правде переча,
В мире гремящем, как в мёртвой глуши…
Правда от Бога сгибает мне плечи,
Но выпрямляется стебель души.

Как больно, Господи, как жалко
 Всего, что спрятано в груди!
У дома вдруг вскричала галка…
Что, Куликово впереди?

Да сколько ж можно свято поле
Пытать копытом и огнём!
Доколе, Господи, доколе.
Ответил Бог: «Перемогём».

…Идут по шляху, не пыля,
Как память иль туман,
Не ямят житные поля
Павло и Иоанн.

За дольный дол, за крайний край
Течёт родная рать,
А как её встречает рай —
С земли не увидать.

Для смертных веси вышних сил
Безвидны и пусты,
Зато в овершиях могил
Печалятся кресты.

Но средь каких подрайских жит,
Надеясь на талан,
Павло невидимо лежит
И рядом — Иоанн?

Да на Руси же на родной!
Быть может, у ветлы,
Куда приносит ветр ржаной
Пуха половы пострадной? —
Здесь, поминаемые мной,
Лежат мои хохлы.

Уж сколько лет наследный крик
Печёт мои уста:
Не вечный огнь — бессмертный хрип:
«За Родину! За Ста…»

По чёрточке, по звуку убывали
Их некогда роскошные черты
За то, что их сынов поубивали,
За то, что их мужья поумирали,
За то, что так красив и молод ты.

Пойдём к старухе, что подслеповато
Чужому внуку вяжет тёплый шарф.
Висят на стенках карточки покато
И карта — осиянный полушар.

Тревожные и радостные вести —
А уж вестям на всей Руси почёт —
Старухой уточняются на месте,
Берутся на взыскательный учёт.

Легко приемля юное веселье,
Бранит за легкомысленную прыть —
Не потому ли помнится доселе
Её рассказ?
Он вечен, может быть…

Зелёный дол. Протяжный клёкот стай.
Расстанный крест дороги-вековухи…
Ликует колокольчиковый май,
Покруживают пчёлы-повитухи.

Наверно, здесь — и более нигде! —
Всего вольнее древнее звучанье
Земли — и в пёстрой галочьей галде,
И в тучном строе стадного мычанья.

Коровий пастырь, в благостный простор
Картинно упираясь кнутовищем,
Хорош, что сокол: жёлтый взгляд остёр,
Но с тайной, как с ножом за голенищем.

Иду под небом Русским не спеша —
Куда из вольной воли торопиться?
Здесь выросла глазастая душа
На красных звонах памяти и ржицы.

А скрип колёсный, а смотрящий крик,
А звёздный вздох над святостью ночлега?
Всея природы шелестный дневник
От корня до распевного побега

Смальства хочу пропеть ли, пролистать,
Но что моё наивное хотенье
Земле, привыкшей сызмалу блистать
Узорочьем Божественного пенья?..

На красном листе поскользнулась душа,
Кроваво-берёзовой гарью дыша,
И, падая в даль пропаданья,
Сдержать не сумела рыданья.

Но тут же очнулась в сиятельной мгле —
Такой не знавала зимы на земле:
Снега без конца и без края
Под блещущей радугой рая.

И узрила душенька: нет, не снега —
Сугробы теплыни, светлыни луга!
И радуги многая лета —
Как орденско-славная лента.