Вера Меркурьева - Тщета: Собрание стихотворений

За часом час, за годом год уносит
Разлуки неминучая река.
«Постой, постой» – тревожно сердце просит,
«За мной, за мной» – звучит издалека.

Всё меньше близких остается рядом.
Всё больше милых где-то впереди.
О. если бы увидеть зорким взглядом –
Кто на ближайшей стал очереди?

Чтоб знать, к кому прижаться на прощанье,
Кого в тоске не выпускать из рук –
Пока волна последнего молчанья
Не залила родного сердца стук.

Но край обрыва скрыт от нас цветами.
За ними – бег смывающей реки.
А мы идем и тратим, не считая,
Немногие останные деньки.

Брызги ветра и дождевая пыль.
Сверху мгла, а снизу непролазно.
И попутчик сбоку неотвязно
Невегласит диковинную быль.
– Ты зачем же пошатилась с людьми,
Выходица из земного лона?
Древнее исчадие дракона,
Имя грозное у туч перейми. –

Что ворчит он? некстати, ни к чему…
Что уж там… да где уж там… куда там…
– Слышишь, как тебе гремит раскатом
Рык призыва в заоблачном дому? –
Мне сюда, на трамвай, в универмаг –
Деньги, ключ, пропуск в распределитель,
Сгинь ты, бес-говорун-соблазнитель,
На погибель не толкай меня, враг.

– Где погибель? посмотри, как бела,
Встав до неба, снежная морщина,
Зелен замуруд – хребта горбина.
Ты ведь тоже там сначала была.
Вот он двинет, вот он вздыбит чешую,
Рухнет мир в обвал каменоломни. –
– Не толкайтеся, гражданка! –
Вспомни, Вспомни, вспомни днесь отчину свою. —

Да не дамся я лиху-ворожбе,
Я бегом домой, я на лежанку.
Так с попутчиком веду побранку,
Дожидая трамвая буква Бе.
Ох, боюсь, лукав, силен хитрый враг –
Выманит меня он беззаконно,
Кинет в пасть зубчатую дракона –
Да и посвистом взвеет снежный прах.

В келье у ели позатынной
Памяти богата сума.
Сказом полуночи пустынной
Прошлая выстанет зима.

Рыскали пагубы-метели,
Волки-морозы грызли грудь.
Глазки мои бы не глядели
На чужую жуткую муть.

День, истомив, измяв, измаяв,
В сутемь падет белесых туч.
Стукот еще не слышим – а я
В скважину лажу скользкий ключ.

Входит он – прошеный да званый
Выкормыш песен и кручин,
Голосом – баюн притоманный,
Волосом – заезжий немчин.

Мыши попрятались по норкам,
А по застрехам воробьи.
Гостя усаживай к скатерткам,
Чай-сахар вынь из коробьи.

В переговоре, в пересуде
Бисер мелкоцветный вяжи:
– Очень на свете злые люди –
– Нету к нам дороги-межи. –

– Снег вьюжит вывертами трясы –
– Топлена печь, закрыт заслон –
– Волк точит зубы, люди лясы –
– Гусли в перебор, в перезвон. –

Зыблется, струится наплывом,
Сеткою дрожит дождевой,
Хлынет и отхлынет приливом,
Кипенью зальет волновой.

Облачное белое пламя –
Горенки тесной берега.
Звезд самоцветами-слезами
Искр семицветна дуга.

Юн, и разымчив, и захватчив,
Нем над перекатами струн,
Недоразумен, безоглядчив
Вешний хмель – захожий баюн.

Гусли – самогуд самочинный,
Песни – самоспев без ума.
В келье у ели позатынной
Памяти богата сума.

Принят прах – не крематорием,
Не Ваганьковым, безвестно чей,
Без надписи in memoriam,
Без венков, но и без речей.

На степи еле виден горбик –
Рытвина, а пожалуй, межа.
И прохожему не до скорби,
Как споткнется, на отдых спеша.

Он пришел на исходе века,
Угодил на этот самый стык,
Выкарабкался – хоть калека –
И ничего, почти что привык.

Раздиралось земное чрево,
Иссяк, задыхаясь, воздух –
Пел он, что небесное древо
В ночь распустится купами звезд.

Пел, что ветер звездные хлопья
Сронит, завязь не тронув, а нет,
Что лучами землю затопит,
Утром созрев, Золотой Ранет.

Всё сметающим ураганом
Неотвратимая шла гроза –
Пел он: за морем-океаном
Светят зори – девичьи глаза.

Как он пел – никто не услышал,
Ни одна придомовая мышь –
Разве еж, когда в поле вышел,
Или разве прибрежный камыш.

Как он умер – никто не видел,
Верно – шел, покачнулся и лег.
Смерть его не обидела –
Прервала безболезненно вздох.

А неслышимые те песни
Ручейками лесными дрожат,
Ветерками пьют поднебесье,
Светляками ночными кружат.

Хорошо, что не ждать ответа,
И что на небе и на траве
Сон неведомого поэта –
Звук и отзвук, отсвет и свет.

Хорошо тому, кого зима захватит
у топлёной печки, за двойными рамами:
что там снеговая кутерьма! – не платит
ей ночными лихорадками упрямыми.

Хорошо тому, кого конец застанет
на постели, приготовленной заранее, –
ждет спокойно: как люто й гонец нагрянет –
есть кому принять последнее дыхание.

А тебе, застигнутой врасплох, что делать
в хватке зимнего ли, смертного ли холода?
Уходить за край земных дорог — как пела –
не жалея голоса.

Крещенский вечер. Облачная мгла.
Пуховый снег просыплется прахово,
Застелет, будто скатертию новой,
Накат земного круглого стола.

Ты что ж, моя душа, не весела?
Что не изгонишь золотое слово?
Смотри – к вечерней песне всё готово:
И мел, и хмель у красного угла.

И отвечает глубина: – Молчи
И не мешай мне слушать, как в ночи,
Переговариваючись с ветрами,
Укрытые заботливо горами,
Со дна земли вскипают пузырями
Бессонные крещенские ключи. –

Не машина – лимонад,
На себе вези назад.
А в Настюши набок рот –
Прокатиться не берет.

На утоптанной тропинке
Не вырастут цветики.
Куплю лаковые ботинки,
Фильдеперсовые чулки.

Инженеры приезжали,
Очень долго рассуждали:
Госкредит, хозрасчет –
Будет вам водопровод.

– В неволю нас от солнца заберут,
От наших гор – людские руки грубы –
И заточат в удушливые трубы,
И в каменные стены проведут.

Но не до веку нам томиться тут,
Расшатывать, подтачивая, срубы –
Нас изопьют обветренные губы,
В тугие жилы скупо изольют.

И если в кабинете лаборанта
Поставит вольный ветер на своем
И чертежи забросит в водоем –

Так это мы, бормотуны Реданта,
Так это мы тоскою арестанта
В крови тягучей бродим и поем.

Не вчера ли ты шел, откинув
Свой упрямый хохол на темя?
А сейчас – протраву морщинок
Навело на висок твой время.

Не поймать и на киноленте
Что настало, а что минуло,
Как в таком шагистом студенте
Прорастает замзав сутуло.

Не вчера ли тебе шептали,
Что ты – солнце, месяц и ветер?
А сейчас уже – та не та ли,
Ты не тот ли – но свет не светел.

А посмей-ка, посмеешь если,
Стать, где ветер, месяц и солнце,
Не за стенкой, в удобном кресле,
Их ловить на чернильном донце –

И покажется зрелый опыт,
Как шальная молодость, весел,
И послышится милый шепот,
Что ты – ветер, солнце и месяц.