Вера Меркурьева - Тщета: Собрание стихотворений

Дождь ли, вёдро ли утро начали –
С чем послали, куда назначили –
Стукнет палкою за углом –
В доме слышится смех ли, плач ли –
Колокольчиком резко звякнет –
Ключ уроненный о пол брякнет –
Руки тянутся за письмом.

В этот час, у окошка морщася,
Глаз не свесть с бесконечной площади,
Ждать разносчика незадач.
Пышет зной – иди, льет дождь – иди.
Вон маячит – взаправду? мнимо?
Показался, подходит – мимо.
Оборвался смех или плач.

… И хоть слабенькою и хилой,
А оказывалась ты тверда.
Только волей брала, не силой.
Никого помочь не просила
И не жаловалась никогда.

Вижу я сквозь стекло разлуки,
Как пружинятся жилки тонких рук,
Как темнеет лицо от муки,
Как роняют старые руки
Не по ним отяжелевший вьюк.

Потерпи же еще немного –
И не будешь ты одною в дому:
Я к тебе соберусь в дорогу.
Твою ношу – больше не трогай –
С плеч твоих на свои я приму.

Помнишь, маленькому, в кроватке,
Ты рассказывала наперечет
Все, что знала, сказки да складки
Про волка и лисы повадки,
Про ковер-самолет.

А тогда будешь слушать, в кресле,
Как летал на самолете я сам —
По-над облаком, через лес ли –
Как, дивуясь, из тины лезли
Аллигатор и гиппопотам.

… Меж нами десять лет простерлися,
Даль чужих дорог.
Из прошлого почти стерлися
Твой взгляд, и взмах, и вздох.

Меня другие кружат замети,
Мчит иной поток.
Ты для меня в блокноте памяти
Оторванный листок.

И дни мои – в морях затерянный
Бег волны к волне.
Они от берега до берега
Подвластны – только мне.

Лишь временами: ветром ношенный
Дух земли вдохни –
И станут, как замрут подкошены,
Шаги мои и дни.

И это сводит зубы скрежетом,
Волос шевеля:
Так пахнут там, у нас — да где же там?
После дождя поля.

И десять лет приволья брошены,
Как с руки кольцо,
Чтоб только раз, один, непрошеный,
Взглянуть тебе в лицо.

Сольются в море капельки всех рек,
Спадут в долину камешки всех гор.
Ты слышишь век, свой дивный горький век,
Тревоги ропот – говор – разговор:

– Так много нас, так много, много нас.
А ты одна, а ты одна, одна.
Но в легкий час, и в наш тяжелый час
Тебе за нас сказать – власть дана.

Всю нашу жизнь, скорбь, боль, гнев –
Что день, что ночь, с зари и до зари –
Ты переплавь и охлади в напев,
Скажи за нас, скажи – иль умри.

А мы потом прочтем, прочтем твой том
И скажем: да! – пожалуй что – почти…
Как будто бы – но, так сказать – притом –
И так – итак – тик-так, тик-так, тик-тик.

И жизнь – век, и год, и день, и час,
Как маятник, в сердца стихом стучи,
И говори, и говори за нас,
А за себя, а за себя молчи.

Зато – когда из самых шахт недр
Выходим мы, кружась от слепоты,
И ширит дух свободой с гор ветр,
Вспоенный светом ветр – это ты.

Зато – когда рассветный луч-меч
Разрежет душный полог темноты,
И выйдет счастье – солнцем жизнь жечь,
Наш голос, наше сердце – это ты.

Скрипнет дверь ли, ставня ль, ступеньки ли –
То письмо ль, посылка ли, деньги ли?
Что в подарок судьба нам шлет?
Даром, даром вы, струны, тенькали –
Выпадает из сумки веской
На собранье кружка повестка.
Да из лавки из книжной счет.

И, глазами жадными встреченный.
Под шумок воркотней отмеченный,
На другой уходит конец
Жажды вечной обманщик вечный –
День погожий с утра испортив,
Как угорь, из-под рук увертлив,
Почтовой, роковой гонец.

Железная машина,
дубовая скамья.
– Дорожная кручина,
ползучая змея. –

Песочки рудо-желты,
сыпучие пески.
– Дружок, зачем пошел ты
окрай чужой реки? –

Пролито на болоте
багряное вино.
– Не по своей охоте
плескаться суждено. –

Всё нет конца чужому,
постылому пути.
– Всё поворота к дому
бродяжке не найти.

Дремучая чащоба,
откуда – никуда.
– Трясучая хвороба,
дорожная беда. –

Из тусклой створки голос пел протяжный,
Как говор волн в раковине влажной.
И были в нем созвучия слиянны,
Как над водой встающие туманы.
Он тосковал разлуки ожиданьем,
Он укорял несбыточным свиданьем,
Он заклинал обетом непреложным,
Он искушал ответом невозможным.

И заклинанию – сердцебиенье,
Сжимая горло, застилая зренье,
Отозвалось – беззвучней, бестелесней –
Неслышным отголоском, вздохом, песней,
Клянясь тоской ночного расставанья
Не знать забвенья на путях скитанья,
Пока иного утра совершенство
Не озарит бессонное блаженство.

Отчего под кожею белой
Чернота у твоей руки?
– Это кровь моя почернела
От моей сердечной тоски.

Отчего белизной отронут
Срез потемных твоих волос?
– Это гребень волны соленой
От моих непролитых слез.

Отчего же всё не темнеют,
Отгорая, глаза твои?
– Это угли в них пламенеют
От моей горячей любви

Не бурный гром, не ярая гроза
Зной разорвут неистово и жадно –
А скатная бурмицкая слеза
Прольется благосклонно и прохладно.
Как бусы влаги плавит гладь земли,
Вбирая вглубь неспешно, беззавистно!
Ветра на травах свежих прилегли,
И дышит клен широкий полнолистно.

Вот так бы нам – свое отбушевав,
Отпировав, отплакав и откинув,
Не отклонять туманно-млечный сплав
Мимотекущих мигов и поминов
И, утоленным всею полнотой
Измеренных тропин и перепутий,
Помедлить успокоенно на той
Скользящей бусе — отдыха минуте.

Мы загородимся резьбой кустарных полочек,
Мы ухоронимся за переплеты с книжками,
Мы занавесимся от солнечных иголочек,
Мы приукроемся от сквозняков задвижками.

А за преддвериями шалый ветер носится,
Полощет ало багрецовыми разливами,
А за оконницами тысячеголосица
Располыхалася ракетными разрывами.

Мы отдадимся милых рук прикосновению,
Мы заглядимся на прелестных глаз мерцание,
Заслушаемся нежных слов, подобных пению,
Забудемся, забудем – затаим дыхание.

А по-за окнами – там смотрят звезды зоркие,
Сполохи бродят неусыпными дозорами,
На нас дивуясь, как перебираем корки и
Воспоминания – обуглины раззора – мы.

На воздух! вон из этих душных, тесных створочек,
Туда, где полоумный ветер дико мечется,
Где, убежав из загородочек и норочек,
Зверь прирученный наконец очеловечится.