Антология - Западноевропейская поэзия XХ века

Так почти неподвижно стоят они на лугу
девочка что вертикально висит на канате неба
чья длинная рука держит на длинной прямой веревке козу
и коза чьи тонкие ноги наоборот несут землю
подобрав ее по черным и белым клеточкам
Мне кажется девочку зовут Урсулой
— я и мое одиночество катаемся на лодке —
полевой мак высок

Нет слов как это грациозно
изящнее чем кольца рогов зебу
и выдублено временем как шкура зебу —
их ценность открыта порывам души
Так я говорю и связываю слова в единый сноп радости
перед этой девочкой с козой

Над кончиками моих рук
на ощупь ищут руки
моих иных рук
вечно

…Был третий класс поэтам предназначен.
Там пахло суетой, был воздух протабачен,
Но тонкой струйкою сквозь этот серый смрад
Неодолимо шел нежнейший аромат…
Иной, глаза чуть-чуть платочком прикрывая,
Глядит, как стелется завеса дымовая…
Их ночь черным-черна, как в сказке темный бор,
А на коленях их вчерашние газеты,
И с тех полос глядят на них в упор
Земные новости, последние декреты,
Возня, и суета, и плата за квартиру,
Налогов тягота, и обращенье к миру.
А где-то на Луне в незыблемом просторе
Есть кратер, называющийся Море
Спокойствия!..
            Уже рассеялся дотла
Мой город Тирлемон — дорога привела
Нас к Млечному Пути… И наши все дела,
Расчеты, прибыли, весь мир обыкновенный
С его легендами и самый Тирлемон
Разбрызгался среди струящихся времен
Гигантским веером в туманностях Вселенной!

Я познакомился в травмае с ней когда-то
Там, за грядою дюн, на дальнем берегу.
И это был июль четырнадцатого года.
Я познакомился с той девушкой в трамвае,
Который мчался вдоль песчаных белых дюн,
Пересекал наш край без всякого маршрута.
А теплый ветер был беспечен, как щенок,
И не предчувствовал, что вечером погибнет.
Он словно кисеей касался губ и щек
Той бедной девушки в берете, в юбке длинной.
Последней синевы безоблачный клочок,
Последний мирный миг над фландрскою долиной.

Вы скажете, что он по-прежнему идет
Среди песчаных дюн и садиков зеленых,
Что очертанья дюн по-прежнему влажны,
И впитывают йод, и женственно нежны.
Нет, больше нет у нас попутчицы прелестной.
Болтали, что нашлась, что где-то люди помнят
Ее возврат в страну, в печаль безлюдных комнат.
Нет, это Мир другой, угрюмый, грустный, тесный.

А я уже старик. И в мыслях не могу
Твой облик воскресить, девчоночка живая,
В том переполненном, приморском том трамвае
В тот вечер ветреный на дальнем берегу.
Ты девушка. Ты мир. Продлился твой расцвет,
Продлилась жизнь твоя в теченье сотен лет.
Штыками пронзена, лишенная сиянья,
Ты слезы льешь. Ты соляное изваянье.

О третьем речь… Он самый невезучий.
Конечно, не знаток я, господа,
Но извините, странный этот случай
Был окружен молчанием всегда.

Не меньше мук тот парень испытал,
Чем бывший с ним напарник.
Почему же Из них двоих один он в ад попал,
Хоть на кресте он мучился не хуже?

Подумайте, в ладонях две дыры,
Пожар в кишках — и так висеть часами…
Он умер злым. А были б вы добры,
Когда б такое вытерпели сами?

Испорчен был и груб он, говорят,
Погряз в пороках, если верить книжкам…
Но с божьим сыном рядом быть и в ад
Отправиться — пожалуй, это слишком.

Его товарищ в небо прямиком
Попал с креста — за то, что помолился;
А он, чью плоть как будто жгли огнем,
Вдруг в пекле ада снова очутился.

Его товарищ, как он ни был плох,
Теперь в раю, обласкан и починен,
А на него свой гнев обрушил бог
За все то зло, в котором сам повинен.

Простите мне, но только никогда
Понять не мог я этот странный случай.
Одно скажу: тот парень, господа,
Из всех троих был самый невезучий.

Как любовь свою нашли вы,
сталь и уголь, при луне?
Ни цветущих роз, ни сливы
в безошибочной стране…

Обнимай ее смелее,
будьте счастливы всегда.
Здесь ни тыквы, ни лилеи —
сталь, железная руда.

Ах, как щедро и богато
над заводом шла луна.
Чья-то грудь была прижата
к твоему плечу тогда… — Сталь, железная руда.

Красота! Всевышний дремлет,
и на отдыхе война,
и земля любовь приемлет
там, где высятся всегда
уголь, крепкий, словно камень,
с очень острыми зрачками,
сталь, железная руда.

— Опять про ангелов брехня?
А кто их видел?
          — Я их видел,
И ночью, и средь бела дня
Их видел в натуральном виде.

— Ну, ты тогда хитрее нас!
Но почему же в самом деле
Мы, сколько ни таращим глаз,
Их все-таки не разглядели?

— Да потому, что вам подай
И два крыла, и песнопенья.
Есть ангелы! Но божий рай
К ним не имеет отношенья.

Одежда ангелов груба,
За их плечами нету крыльев,
И пахнет потом от рубах,
И сапоги покрыты пылью.

Храпят во сне. В плохие дни,
Ругаясь, бога поминают.
И то, что ангелы они, —
Об этом даже и не знают.

Как аромат любви хорош,
Любви душистой и хрустящей!
Он с ароматом хлеба схож,
Так пахнет ангел настоящий.

Архангел Михаил притих:
Он отдал бы свой шлем из стали
За две травинки, что в твоих
Кудрях нечесаных застряли.

Скис и архангел Гавриил
И замечает удивленно,
Что в меньшей степени он был
Архангелом, чем ты, влюбленный.

А вы, которым лучше всех
В каморке, что под самой крышей, —
Я слышал ваш счастливый смех
И знаю: ангелов я слышал.

Жан-Пьер! Носки свои надень.
Элиза! Где твоя помада?
Спрячь крылья в шкаф на целый день.
Ты ангел… И других не надо.

Если б когда-нибудь
Мне речь сказать довелось…
— Оскар, про дрова не забудь!
— Жюлъен, не смазана ось!

…Всему бы я свету сказал:
Им тоже хочется жить…
— Сюзетта, вымети зал!
— Жак, чемоданы сложить!

Жить в замках, чтоб рядом вода
Журчала в тени дерев…
— Эдмон, десять бочек сюда!
— Леон, ты вычистил хлев?

…Чтоб жизнь от зари до зари
По-королевски текла…
— Мари, со стола убери!
— Жанна, протри зеркала!

… Ведь они и впрямь короли
Над грязью, железом, огнем…
Как-то раз прогуляться пошли
Король с королевой вдвоем

Под железнодорожный мост…
— Ни работы, ни денег нет…
— Брось горевать, Нинетт!
Погляди, сколько в небе звезд!

…И в этой речи своей…
— Какой ты славный, Анри!
…Я крикну богу: «Скорей
Все звезды им подари!»