Борис Поплавский - Сочинения

Белое небо. Телеги шумят.
День раскаленный смеркается глухо.
Ласточки низко и быстро летят,
Души измучены летнею мукой.

Тише, мой друг, не суди о грядущем.
Может быть, Бог о судьбе позабыл,
Пылью наполнив священные души.
Смейся: никто никого не любил.

Я отравился, я плыву средь пены,
Я вверх своей нечистотой несом,
И подо мною гаснет постепенно
Зловещий уголек — мой адский дом.
И в красном кубе фабрики над лужей
Поет фальшиво дева средь колес
О трудности найти по сердцу мужа,
О раннем выпадении волос.
А над ручьем, где мертвецы и залы,
Рычит гудка неистовый тромбон,
Пока штандарт заката бледно алый
С мороза неба просится в альбом.
И в сумерках октябрьского лета
Из ядовитой и густой воды
Ползет костяк огромного скелета,
Перерастая чахлые сады.

Не смотри в небеса
Упадешь в фиолетовый омут
Будешь жить средь живых
Как больной позабывший свой дом
Как звезда на весах
Там с улыбкою гибнут и тонут
Ты же гибнуть привык
Образуйся и спой о другом
Нет мой друг нас огромные звезды сильнее
Что мы вызвали к жизни
Больные волхвы темноты
Все будет светлее пустее святей и больнее
К священной отчизне
Уже приложившим персты

Ласточки горят в кафе шумят газеты
В облаках проходят президенты
Спички гаснут отцветает лето
Дождь шумит над полосатым тентом
Город снова мой.
Сколько лет душа грустит в притоне
Слушая чеканный стук шаров Бедная душа иных миров
Иди домой.
Нет я слаба
Я здесь в истоме
Я здесь раба
Говорите громче ярче звуки
Я свои рассказываю муки
Падаю на дно пустых зеркал.

Слишком рано на яркие звезды
Горы смотрят и гаснут готовясь к отъезду.
Возвращаются звезды в тела
Раскрываются синие бездны
Там где только что пена цвела.

Как черный цвет, как красота руки,
Как тихое поскребыванье страха,
Твои слова мне были велики
Я растерял их, молодой неряха.

Не поднимайте их, они лежат
На грязном снеге, на воде страницы,
Слегка блестят на лезвие ножа,
В кинематографе сидят, чтоб веселиться

А здесь, внизу, столпотворенье зол,
Деревьев стон и перекресток водный,
Где ядовитый носится озон,
Опасный дух, прекрасный и холодный.

Горбясь в дожде, в паноптикум иду,
Пишу стихи и оставляю дома,
Как автомат, гадающий судьбу —
Автоматический рояль незаведенный.

Еще валился беззащитный дождь,
Как падает убитый из окна.
Со мной шла  радость,  вод воздушных дочь,
Меня пыталась обогнать она.

Мы пересекли город, площадь, мост,
И вот вдали стеклянный дом несчастья.
Ее ловлю я за цветистый хвост
И говорю: давайте, друг, прощаться.

Я подхожу к хрустальному подъезду,
Мне открывает ангел с галуном,
Дает отчет с дня моего отъезда.
Поспешно слуги прибирают дом.

Встряхают эльфы в воздухе гардины,
Толкутся  саламандры у печей,
В прозрачной ванной плещутся ундины,
И гномы в погреб лезут без ключей.

А вот и вечер, приезжают гости.
У всех мужчин под фалдами хвосты.
Как мягко блещут черепа и кости!
У женщин рыбьей чешуи пласты.

Кошачьи, птичьи пожимаю лапы,
На нежный отвечаю писк и рев.
Со мной беседует продолговатый гроб
И виселица с ртом открытым трапа.

Любезничают в смокингах кинжалы,
Танцуют яды, к женщинам склонясь.
Болезни странствуют из залы в залу,
А вот и алкоголь — светлейший князь.

Он старый друг и завсегдатай дома.
Жена-душа, быть может, с ним близка.
Вот кокаин: зрачки — два пузырька.
Весь ад в гостиной у меня, как дома.

Что ж, подавайте музыкантам знак,
Пусть кубистические запоют гитары,
И саксофон, как хобот у слона,
За галстук схватит молодых и старых.

Пусть барабан трещит, как телефон:
Подходит каждый, слышит смерти пищик.
Но медленно спускается плафон
И глухо стены движутся жилища.

Все уже зал, все гуще смех и смрад,
Похожи двери на  глазные щели.
Зажатый, в них кричит какой-то франт,
Как девушка под чертом на постели.

Стеклянный дом, раздавленный клешней
Кромешной радости, чернильной брызжет кровью.
Трещит стекло в безмолвии ночном
И Вий невольно опускает брови.

И красный зрак пылает дочки вод,
Как месяц над железной катастрофой,
А я, держась от смеха за живот,
Ей на ухо нашептываю строфы.

В полдневном небе золото горело,
Уже стрела часов летела в мрак.
Все было тихо. Только иностранец
Опять возобновил свой странный танец,
Смеясь, таясь и побеждая страх.
К какому-то пределу рвался он,
Где будет все понятно и ничтожно,
И пел Орфей, сладчайший граммофон.
Старик писал таинственную книгу,
Там ласточки с бульвара рвались вдаль,
А даль рвалась к танцующему мигу:
Он выражал собой ее печаль.

Я слушаю так далеко не слышно
Так много снегу за ночь прибывает
Кто там кричит за ледяной рекой
Там в снежном замке солнце умирает
Благословляя желтою рукой
Как холодно здесь осенью бывает
Какой покой
Как далеко один здесь от другого
Кричи маши так только снег пойдет
Железная дорога понемногу
Сползает к морю в бездну на покой
Вы умерли Прощайте недотроги
Махнуло солнце жалкою рукой
Спокойно угадав свою дорогу
Сойдет в покой
Здесь холодно бывает слава Богу

Сабля смерти шипит во мгле,
Рубит головы наши и души,
Рубит пар на зеркальном стекле,
Наше прошлое и наше грядущее.

И едят копошащийся мозг
Воробьи озорных сновидений,
А от солнечного привиденья
Он стекает, как на землю воск.

Кровью черной и кровью белой
Истекает ущербный сосуд,
И на двух колесницах везут
Половины неравные тела.

Я на кладбищах двух погребен,
Ухожу я под землю и в небо,
И свершают две разные требы
Две колдуньи, в кого я влюблен.

Скучаю я и мало ли что чаю.
Смотрю на горы, горы примечаю.
Как стражник пограничный я живу.
Разбойники мне снятся наяву.

Светлеют пограничные леса,
Оно к весне — а к вечеру темнеют,
И черные деревьев волоса
Расчесывает ветер, рвать не смея.

Бежит медведь: я вижу из окна.
Идет контрабандист: я примечаю.
Постреливаю я по ним, скучая.
Одним ли меньше? Пропасть их одна!

Так чрез границу, под моим окном
Товары никотинные клубятся.
А наши — все бывалые ребятца —
Бегут поймать их, прямо иль кругом.

И я нескучной отдаваясь лени,
Торговли незаконной сей не враг,
Жду меж страной гористою добра
И зла страной, гористою не мене.

Увы, любовь не делают. Что делать?
Необходимо для большой ходьбы
Любить вольно. Но ведь любовь не дело,
Мы в жизни как поганые грибы.

Мы  встретились  случайно в  кузовке.
Автомобиль скакнул, дрожа всем телом,
И прочь побег, как будто налегке.
А мы внутри своим занялись делом.

Смотрела Ты направо. Я туда ж.
Смотрел направо я и Ты за мною.
Медведь ковра к нам вполз, вошедши в раж,
Я за руку его. Ты за руку рукою.

Но мы потом расстались навсегда,
Условившись встречаться ежедневно.
Грибы поганые, нас выбросили гневно
Обратно в жизнь, не сделавши вреда.