Игорь Северянин - Том 2. Поэзоантракт

Графиня Крэлида Фиорлинг
Изящных искусств министресса,
Под чьим покровительством пресса
Познала тропичный расцвет,
Чье имя у критика в горле
Спирает дыханье от страха,
Звуча для него, точно плаха,
Насущный издала декрет,
В котором она, между прочим,
Редакторов всех обезличив,
И «этих» и «тех» без различья
В особый собрав комитет,
Успех комитету пророча,
Советовала объединиться
Мотивя, что у «единицы»
Достаточной выдержки нет…

Открытое при министерстве
Собранье всех вкусов и взглядов
Отныне должно было рядом
Речей браковать и ценить
Труды находящихся «в детстве
И старости литературы»
Бездарное — до корректуры! —
Порвало с читателем нить…
Но то, что талантливо было,
От знати имен не завися,
В печать отдавалось, чтоб к выси
Неведомые имена
Взнести, — поощренное жило!
Навеки исчезла обида…
Не правда ль, графиня Крэлида
Была государству нужна?…

Когда у королевы выходит новый томик
Изысканных сонетов, кэнзелей и поэз,
  Я замечал, что в каждом доме
  К нему настражен интерес.

Идут ее поэзы десятками изданий
И служат украшеньем окниженных витрин,
  Ее безумств, ее мечтаний —
  В стихах чаруйный лабиринт…

Все критики, конечно, ей крутят фимиамы,
Как истые холопы, но курят невпопад,
  И нет для Ингрид большей драмы,
  Чем их рецензий сладкий «пат»…

Прекрасные поэзы от их похвал пошлеют,
Глупеют и мерзеют от фальши их похвал,
  И гневом и стыдом алеет
  Щек царских матовых овал…

А те, кто посмелее, с тенденцией «эсдеков»,
Бранить ее решались, но тоже не умно.
  Читая этих «человеков»,
  Царице все же хоть смешно.

Однажды Ингрид Стэрлинг (о, остроумья сила!)
Всем ядно отомстила — в редакцию письмом,
  В котором критиков просила
  Забыть «ее творений дом».

«Не раз я разрешала бранить меня печатно,
Но только беспристрастно и лишь по существ
  А ваша лесть мне неприятна:
  Я тоже мыслю и живу…

Теперь я запрещаю всей властью королевы
Рецензии о книгах моих изготовлять:
  Из вас бездарны те, кто „левы“,
  А „правых“ трудно „олевлять“…

Еще одна причина бессмыслицы рецензий:
Чтоб разбирать большое — ах, надо быть большим!
  Бездарь бездарна и при цензе,
  Талант бездарностью душим!..

Чтоб отзыв беспристрастный прочесть под псевдонимом
Пришлось бы мне поэзы печатать, но зачем,
  Когда трудом своим любимым
  Я дорога свободным всем?

Да и сама всех лучше себе я знаю цену:
Стихи мои прекрасны без брани и похвал!
  На сцену, молодежь, на сцену!
  Смелей! — успех или провал!»

Поэзосолистка Ее Светозарности речитативом
Читает ее сочиненья лирично сопрано красивым.
Она происходит из древней миррэльской фамилии графской,
Она выступает под именем звучным — Балькис, девы Савской.
Поэзоконцерты с изяшным участием славной солистки
Всегда интересны, и стильно проходят на фоне арфистки.
Хрустальная дикция и фразировка, изыски-нюансы.
Она филигранно читает газеллы, канцоны и стансы.
Слегка ледяная, с высокой прической, и миниатюрна,
Она на эстраде ажурно-сквозная, и все в ней ажурно!
Каштаново-бронзовы волосы, губы — веселая алость.
Усталая в ней шаловливость, иначе — шальная усталость.
И если завистливо критика пишет умышленно злобно,
Соперниц не зная в своих выступленьях, она бесподобна!
Сама королева ее отличила, даруя солисткой:
Так что же ей зависть, она презирает всю фальшь рецензентов,
Ее ободряют, звуча так литаврово, аплодисменты —
Ценителей истинных и королевского дара, и — Савской,
Ах, с нею сравниться не снилось актрисе, актрисе заправской!

Автомобиль Ваальяры около виллы Эльгрины
Фыркая, остановился. Выбежала Гарриэт:
«Милая! Вы ль не кстати? — я получила кларет
Вашей возлюбленной марки, да и паштет куриный,
Нашего повара гордость, входит сегодня в обед…»

Но усмехнулась актриса, строя сарказмную мину,
Тонко прищурила очи, их направляя в лорнет,
И процедила сквозь зубы: «Вкусный, конечно, обед,
Но Ваша светлость, простите, из редикюля я выну
Крошечную безделушку», — и заблестел пистолет!

Расхохоталась бравурно маленькая принцесса, —
На призывающий хохот вышла пантера, но «пиль!»
Сказано не было вовсе… Взяв из вазетки кальвиль,
Четко сказала хозяйка: «Мне — дать обедать, Агнесса,
А госпоже Ваальяре — собственный автомобиль».

  В королевском театре
  Ваальяру рассматривая,
Королева прослушала год не шедшую «Ирис».
  Автор сам дирижировал,
  А король игнорировал
Потому платья нового помрачительный вырез.
  Убаюканный тактами,
  Развлекаемый антрактами,
Проводимыми весело в императорской ложе,
  Был Масканья блистательный
  В настроеньи мечтательном,
И Ее Светозарности было солнечно тоже…
  Королевскими просьбами
  Привлеченная, гроздями
Бриллиантов сверкавшая, в дверь вошла Ваальяра, —
  Прима колоратурная, —
  Вся такая ажурная,
Как изыски Бердслеевы, как bегсеusе'ы Годара
  И блестя эполетами,
  Бонбоньерку с конфетами,
В виде Леды и Лебедя, предлагает ей Эрик.
  Ваальяра кокетничает,
  А придворные сплетничают —
Открыватели глупые небывалых Америк…
  Композитор признательно,
  Правда, очень старательно,
Ей целует под веером надушенную руку.
  И король комплиментами,
  Загораясь моментами,
Угощает дающую крылья каждому звуку.
  Королевой же ласково
  (Что там скрыто под маскою?)
Ободряется пламная от смущенья актриса.
  И полна благодарности, —
  Дар Ее Светозарности
Примадонна пришпилила к лифу ветку ириса.

Ингрид любит прогулки на ореховом бриге,
Ежедневно пускаясь в бирюзовые рейсы.
  На корме — эдельвейсы,
  И качалка, и книги.
Маллармэ и Сенкевич, Пшибышевский и Стриндберг.
Шелковые закладки. Переплет из сафьяна
  Как читает их пьяно
  Фьолеглазая Ингрид!
Фьолеглазая Ингрид! Эти взгляды — как сабли!
В них сердца утопали, как любовные грузы…
  И целуют медузы
  Дно стальное кораблье.
Стаят злые акулы и взлетают дельфины,
Но Ее Светозарность замечталась в лонг-шезе
  И читает в поэзе
  Про былые Афины…
Или палевых писем кружевные интриги
С королем, улыбаясь, разбирает в шкатулке…
  Ингрид любит прогулки
  На ореховом бриге.

Баллад я раньше не писал,
Но Ингрид филигранить надо
То в изумруды, то в опал, —
И вот о ней моя баллада.
Какая странная услада —
Мечтать о ней, писать о ней…
Миррэлия — подобье сада,
А я — миррэльский соловей.

Дала однажды Ингрид бал.
Цвела вечерняя прохлада.
Фонтан, как сабли, колебал
Сереброструи; винограда
Дурман для торжества парада,
Легко кружился средь гостей.
Я пел, и было сердце радо,
Что я — миррэльский соловей.

Взнеси, читатель, свой фиал.
То, — возрожденная Эллада,
И не Элладу ль ты искал
В бездревних дебрях Петрограда?
Ну что же: вот тебе награда:
Дарю тебе край светлых фей.
Кто ты, читатель, знать не надо,
А я — миррэльский соловей.

В моей балладе мало склада, —
В ней только трели из ветвей…
И ты, быть может, ищешь стада,
А я — миррэльский соловей!..