Константин Фофанов - Стихи и поэмы

Какая грусть могильная
В селении немом!
Грязна дорога пыльная,
Омытая дождем…

Прошли стада мычащие,
Проехал сонный воз…
Вдали огни блестящие
Роняет паровоз.

Порою глухо слышится
Далекий лай собак.
Вершины чуть колышутся,
Встречая тихий мрак.

Даль — серая, туманная,
В окошках кое-где
Огни зажглися ранние,
Туман встал на пруде.

И вот звезда далекая
Зажглась, как мудрый глаз.
Святыня светлоокая,
Тебе ль увидеть нас?

Нас, бедных, нас, осмеянных,
Жестоких и больных,
Разбросанных, развеянных
На всех путях земных!

Папироса… Еще и еще папироса…
Я курю и в окошко смотрю.
Над водою все ласточки кружатся косо.
Покурил. Закурил. И курю.

Мысли — злы. Для мучений больного вопроса
Нет ответа, иль бледен ответ.
Папироса. Еще и еще папироса…
А забвения думам мучительным — нет.

Пепел стол весь усыпал… С тупого откоса
В пруд сбегают утята толпой.
Папироса. Еще и еще папироса…
Как все глупо, старо, боже мой!..

Уж более полжизни пройдено…
Иду, согбен под ношею терпенья…
В глазах зияет черной смерти дно,
В лицо пахнуло веянием тленья.

Всё кончено, чем наша жизнь красна.
Любовь, мечты, надежды улетели.
И даже в дни, когда цветет весна,
В моей душе суровые метели.

Склонив чело, одна, полубольна,
Порой ко мне заглянет Муза в угол.
Святым огнем наполнится душа,
И улетит чудовищный рой пугал.

В исканьи истины и бога
Мы сбились в сумерках с пути.
Хотя дорог есть старых много,
Зато нам новых не найти!

Идем, себя не разумея,
Идем в потемках, наобум,
Но сердце бьется, пламенея,
И жадно ищет новых дум.

Мы без компаса, без огнива,
А до рассвета — далеко!
И очи косятся пугливо,
И груди дышат нелегко.

Когда ж рассвет блеснет навстречу,
Стряхнут собратья тяжкий сон
И жадно бросимся мы в сечу
За честь поруганных знамен?

Я люблю в ночные новолунья
Бледный сон заплаканных цветов
Снится им веселая шалунья —
Королева трепетных их снов.

Снится им — румяный вечер мая,
И встает застенчиво она,
Королева эта голубая,
Чтобы взять их жизнь и семена.

И цветы ликуют и трепещут,
Сладко плачут фимиамом слез, —
И опять им снится, что заблещут
Грезы их, светлее детских грез.

Уже закрыты лавочки,
На небе серп луны.
Ночные реют бабочки,
Как сказочные сны.

Повеяло прохладою,
Дорога не пылит.
Хрустальною лампадою
Ночь майская сквозит.

Всё небо точно кознями
И тайнами полно,
Но звездочками поздними
Не искрится оно.

И не о них ли пламенно
Один в тоске своей
Там, за стеною каменной,
Рыдает соловей?

Воздух сладко дышит липами,
Веет влагой от ручья.
Дальний поезд дерзко хрипами
Заглушает соловья.

Ночь грустит и словно мается,
Спят заглохшие пруды.
Небо вешнее купается
В мутном холоде воды.

Вид печальный, вид пленительный,
Грезит былью старый сад,
И с тоскою усыпительной
Ропщет быстрый водопад.

У леса есть птицы и гнезда,
У сердца желания есть.
У синего неба есть звезды,
Которых вовеки не счесть!

У моря есть вольные струи,
На дне его — перлов не счесть.
У юности — есть поцелуи,
У старости — грусть одна есть!

Опять? Опять! Все это было,
Когда-то было и прошло:
И так же солнце нам светило,
И так же было мне светло.

Ложилась тень от лип и кленов,
И мрамор белых балюстрад,
И пышный плющ у павильонов
Нам веселил и тешил взгляд.

Мы были юны, точно боги,
Едва создавшие миры,
И после дум и мук тревоги
Свои нашедшие дары.

И ничего мы не хотели,
Довольны ясной лаской дня…
Сияло солнце, птицы пели,
И пело сердце у меня.

В городке небольшом, в переулке глухом,
Тянет влажною тиной с болота.
Между старых берез пятна алых полос, —
Догоревшего дня позолота.

Там, в саду, у плетня, притаясь, не звеня,
Колокольчик лиловый склонился,
И на тусклом стекле, на балконе, во мгле,
Перламутром закат отразился.

Летний вечер хорош. Дальше — нивы и рожь,
И сияет лесок на просторе.
Я до леса дойду, в море ржи пропаду,
И созвучья подслушаю в море…

Как будто в первый день признанья
Любви, взаимной и святой,
В душе легко. И покаянья
Звучат наивною мольбой.

Кругом все вдруг помолодело,
Светло очам, легко уму.
Как маска оброшенная, тело
Предстало духу моему.

Я не ропщу, не негодую,
Иду — куда не знаю сам,
От поцелуя к поцелую,
От неба к новым небесам.

Обломки свергнутых кумирен
Я собираю не спеша:
Мой путь далек, мой путь эфирен,
И крылья чувствует душа.

Все необозримыми далями белеется,
Тонет взор в безбрежности и отрадно дышится,
Там заря вечерняя, точно уголь, тлеется,
Море, как ребенок, в небесах колышется.

Тихо челны движутся, чуть белея парусом,
Вод крылом касается чайка белоснежная.
Облака, что кружева, ярус встал за ярусом,
Но зефир развеет очертанья нежные.

Встанут горы серые, вместо башен города,
Львы сереброгривые поползут, потянутся…
Взморье! Ты и вечером хорошо и молодо,
И тобой утешатся, и тобой обманутся.

Солнце! Ты спустилося тихо в ширь подводную,
И она румянится под твоим лобзанием.
Утолись, горячее, влагою холодною
И согрей поутру нас вновь очарованием!

Как много в жизни скучной прозы,
Как мало ясных дней любви!
Уже давно померкли грезы,
Уже давно не льются слезы,
И веет холодом в крови.

Иду в раздумьи, а за мною
Могилы ранние друзей…
И что был свет, то стало тьмою,
И опечалился душою
Я на заре закатных дней.

Все, верно, осенью встречали
Такие дни: светло кругом,
Но лес в багрянце и печали,
И вся дорога, как из стали,
Звучит под тяжким колесом.

И, как в теплице разоренной,
Прозрачно в ясной пустоте,
И лишь на грядке засоренной
Подсолнух, солнцем озаренный,
Корону тянет к высоте!