Александр Кердан - Избранное

Как птица, пролетела мысль
На сквозняке души…
Ты не лови ее – молись,
Затерянный в тиши.

А мысль – она вернется вновь, —
Не разлучишься с ней…
Откроет форточку любовь,
Женою став твоей.

И, замыкая вечный круг
В молитве и в судьбе,
На вырост крылья вместо рук
Вручит она тебе.

Весна. Нехватка витамина.
Бессилье чувств…
То стынь, то грязь…
Но в небе – цвет ультрамарина
И солнца заблестевший глаз.

Так, значит, кончились метели!
Так, значит, скоро быть теплу!
Грачи сегодня прилетели
И облепили всю ветлу.

А та, вся соком налитая,
Вновь материнство ощутя,
В своих ветвях качает стаю,
Как мать шумливое дитя.

Все наладилось, как будто…
Повзрослели сыновья,
И свое былое утро
В них узнать пытаюсь я.

Непохожи ли, похожи —
Бесполезен этот спор.
Я отцу родному тоже
Выносил свой приговор.

Что ж, пускай и мне выносят:
Что им дал, чего не дал…
Денег, в общем-то, не просят,
Да и я не предлагал.

Если собственным расчетом
И по-своему живут,
Запоздалую заботу
Предложи, так – не поймут.

До поры, покуда сами…
До поры, пока у них…
Я в отца бросал свой камень,
А попал в детей своих.

В церковь вошел первый раз на веку…
Николая Угодника попросил:
– Помоги!
А в ответ:
– Помогу,
Как работник работнику.

Я ведь тоже ценю не слова, а дела:
Только Слово, что было вначале, еси…

Долу клонится день, золотя купола.
– Помоги, Николай! Защити и спаси!

Все грехи отмолю – это как на духу! —
Хоть и вечер уже заступил на порог…
Я, как к брату, к тебе, как мужик к мужику.
Я к другому прийти бы, наверно, не смог…

– Помогу, только всуе меня не тревожь!
А ступай-ка, родимый, да дом свой построй,
Да землицу засей, чтобы выросла рожь,
Да детей подними,
да за истину стой!

Покаянно стою. Догорает свеча.
И внимает Угодник смиренной мольбе.
Прав Никола, советуя больше молчать,
Ведь заглавное Слово мы носим в себе.

Пред белым листом опускаю глаза,
Чтоб черным его не марать…
Так часто молчал там, где нужно сказать,
Кричал, где не стоит орать.

Теперь обжигает мне взгляд белизна,
Как солнце в январском снегу…
Глаза опущу, и
царит тишина
В словах, что сказать не могу.

Без льда холодит и горит без огня —
Начало всему и венец.
Как будто Господь, поглядев на меня,
Меня пожалел, наконец.

Как будто Он мне отворяет врата,
За ними я скроюсь вот-вот…
И лишь —
белизна,
тишина,
пустота —
Начало всему и исход.

Когда судьба к закату клонится,
Суля мне скоро в землю лечь,
Уже не женскую бессонницу —
Сон милой хочется беречь.

Смотреть, как ровно дышит милая,
Как безмятежна в сладком сне…
И ни за что тогда с могилою
Не хочется встречаться мне.

Вот так бы между былью-небылью
Застыл и все глядел, глядел
На сон ее, как будто в небо я,
Куда еще не улетел.

Высокое, безмерное бывает,
А то, напротив, гнет тебя к земле…
В нем горький дым Отечества витает,
В нем наше солнце прячется во мгле,
Чтоб засиять однажды добрым светом
Для сыновей своих и дочерей…
Зовется небо русским,
но при этом
Ему – равно: каких мы все кровей.
Оно одно!
Наперекор всем бедам
В душе моей да не иссякнет Русь,
Пока дышу я этим вечным небом,
Пока по-русски я ему молюсь.

Летят облака, будто конники
Над Клязьмой – светлы и легки…
Маячат вдали колоколенки —
Для русской души маяки.

Стою у тебя на околице,
Святая и древняя Русь.
Вот-вот за небесною конницей
Вдогонку и я соберусь.

Туда, где по рангу построены,
Ряды подравняли свои
Монахи, поэты и воины —
Поборники отчей земли.

Прощаясь с Отчизною милою,
Стою, озираясь окрест,
И тайной наполненный силою,
Целую серебряный крест.

Чтоб так же в рассветном свечении
Мерцали церквей купола,
Чтоб Клязьма струила течение
И русской рекою была.

Чтоб слово родное, исконное
Звучало века и века,
И чтоб над землею, как конники,
Крылато неслись облака.

Молюсь, уповаю смиренно я,
Чтоб вовремя час мой настал,
И князь мой святой без сомнения
В дружину меня поверстал.

Чтоб мог я, как равный меж равными,
Пополнив небесную рать,
Лететь над землей этой славною,
Незримо ее охранять.

Когда бы шел с востока русский меч,
Являясь порождением ислама,
Могли бы Волгу Камою наречь,
Поскольку полноводней, шире Кама.

Но русский меч был породнен с крестом
И шел встречь солнцу, аж до океана…
И Волгу – Волгой мы с тех пор зовем,
И первой стать уже не может Кама.

Но в том и сила русского меча,
Что как бы вера с верой ни сплеталась,
Да, только Кама, камушки меча,
Все пережить смогла, собой осталась.

Не поддаваясь пришлому уму,
Амбициям своим не потакая,
Она впадает в Волгу, потому
Что сильная и добрая такая.

И ей не страшно – всю себя отдать
Другой реке, навеки слившись с нею…
Она душе доверчивой подстать,
Что, лишь смирившись, выстоять сумеет.

От Рублёва до Рубцова
Пролегла святая Русь.
В основанье – Божье слово,
В самой сердцевине – грусть.

От Рублёва до Рубцова…
Может, в том и весь секрет,
Что вначале было слово,
А потом уже – портрет.

Лодкой без весел родная деревня
В дымке тумана плывет в никуда.
Стаей вороньей чернеют деревья —
Чуть в стороне от гнилого пруда.

Целою улицей брошены избы,
Окна крест-накрест забиты у них…
Ветер разносит окрест укоризны —
Долгие скрипы калиток больных.

В бывшей церквушке ютится харчевня,
Чтобы случайных гостей принимать.
Ближе и ближе к погосту деревня —
Всеми детьми позабытая мать.