Вадим Шершеневич - Стихотворения и поэмы
12 марта 1921
Быстрь
Монологическая драма
Жанне Евгеньевне
Кожебаткиной —
в знак уважения и преданности.
ГОВОРЯТ:
Лирик. Сторож. Женщина. Myжчина. Другой. Третий. Грузовик Чичкина. Трамвай. Старики. Девочка. Невеста. Газетчик. Юноша. Поэт-академик. Влюбленный. Разносчик. Из 1-го этажа. Из 2-го этажа. Равнодушная. Биплан. Голос. Из бельэтажа. Любимый поэт. Голоса из толпы. Другой. Художник. Крики из толпы. Критик. Мотор. Приват-доцент.
ДЕЙСТВУЮТ:
Сандвичи, газетчики, толпа, пожары, шум, гул, звуки, пожарные автоматы, дома, наряд Армии Безопасности, голова Лирика, думы Лирика, мотор, кусающий Лирика, предметы, аэропланы, моторы, небоскребы, комоды, кровати, динамомашины, вывески, крыши, аэро, жандармские аэропланы, рекламы, дом с незакрытой стеной, улица, площадь, пожарная автомобилья, тэф-тэф похоронного бюро, гроб, труп, башенные часы, стрелки часов, мотор, ворвавшийся в небо, обрушившийся дом, мотоциклы, вопли, огни кинематографа.
Действие первое
Площадь. Вечер. Волны шума и валы гула, из которых выбиваются брызги звуков. Площадь иногда повертывается кругом, авансцена оказывается позади. Иногда свет на площади гаснет и действие ведется на вдруг загоревшихся улицах. Ходят сандвичи, и кричат газетчики. Толпы народа. Трамвайное движение. Шмыганье моторов. Часто вспыхивают пожары, и грохот пожарных автоматов почти заглушает разговор.
Лирик
Эй, прохожие в котелках, в цилиндрах и в панама!
Вы думаете — это трамвай огромной электрической акулой
Скачет по рельсам, расчесывая дома
Массивной гребенкой широкого гула?!
Тащите на площади сердца спать!
Смотрите: как блохи
В шерсти дворняжки, в мостовой не устали скакать
Мотоциклов протертые вздохи.
А у электролампы кровью налились глаза,
И из небоскребного подъезда, приоткрытого немножко,
Вытекла женщина, как слеза,
Как слюна, женщина, одетая в весеннюю окрошку.
Клубится,
Дымится
Перезвон,
Смуглеет шум и вспых увертливого крика.
Я вчера слышал, как мотор потерял стон,
Который вдруг съежился дико.
У меня вчера по щеке проходил полк солдат,
А сегодня я его доедаю, как закуску,
И пляшут дома вперед-назад,
Одетые в вывесочную блузку.
Подбегает сторож. На нем кокарда Социалистического Государства. Через плечо сумка.
Сторож
Эй! Ты потерял
Кусок своего сердца — вон там, на углу,
Где трамвай сошел с рельс от этого.
Лирик
Столько сердец я уже покупал!
И в каждом находил иглу
И маленькую юродивую мглу.
Женщина
(Спрыгивая с крыши)
А сердце рябое, словно намазанное икрою кетовою.
Неужели ты каждый день рождаешь стишки?
Каждый день ты беременеешь от событий,
А к ночи бумага протягивает жест акушерской руки,
Чтоб вытащить звучные прыти
Твоих стихов, — и тебе не надоест?
Смотри, как разбухла… твоей души!
Она раскрыта, как до одиннадцати подъезд,
А в твоем мозгу рифмы ползают, как вши,
Живот твоего сердца от напряжения высох,
Под глазами провалы, как от колес. Неужели
Напрягаются снова мускулы мятежа?
Врывается Грузовик Чичкина.
Грузовик
Тррррр! Близок!
Мятеж ощетинился иглами ежа.
Мои дымовые хвосты обтрепались и поредели;
Трррррр! Я сморщился, как лягушачий скелет.
Трррррр! Мои ноги от водянки распухли.
Вы все прокисли, вы все обрюхли,
Каждый из вас глупее, чем этот поэт,
Который всё пишет, пьет, пишет и пьет ирруа,
Обвивает вокруг себя водосточные трубы
И думает, что это боа —
Констриктор, и целует у небоскребов оконные губы.
(Взрывается.)
Лирик
Так ведь меня же разобрали трамваи до конца,
Вдоль, и поперек, и навзрыд. Лают авто.
У меня полысела радость лица,
А небо запахнуло от холода пальто.
У пальто отлетела одна пуговица от борта
И виснет на огненной нитке,
А люди глупые вопят: «Метеор-то!»
Я дроблюсь в неистовой пытке.
С противоположного тротуара спрыгивает дом и пробирается сквозь гущу движения послушать лирика. Какой-то трамвай в бешенстве стал на дыбы.
Посмотрите, близорукцы! Я наступил
Бипланом на юбку вальсирующих облаков!
У моих стихов
Нет больше рявкающих сил,
А вместо них выросла сотня слоновьих клыков.
И моя пытка длинна, как хобот слоновий,
Мне кажется, что я и сам слон —
Такой я большой и добрый, и столько из меня течет крови,
А город вбивает мне в уши перезвон.
Перезвон влез в мой слух, стал жутким и рослым,
Сдавил щипцами идей мою розовую похоть.
Меня город мотором сделал, и я сюда послан,
Чтобы вас научить быстреть и не охать.
Женщина
Ты никогда не видал, как море зелено-железные завитки
Прибоя вплетает в косы прибрежий?!
Лирик
Зато у меня миллион и еще четыре руки,
А искренность всё реже.
Только это ничего. Можно водку
Пить и без салата густого;
Я вчера утром завязил в асфальте мою походку,
Зато выиграл в лотерее-аллегри корову.
Женщина
Ты растратил мысли, как спички.
Купи новую коробку — это стоит пустяки;
А то смешно: у тебя кружевные лифчики,
А на глазах продранные чулки.
Ты косишь правым сердцем!
Сторож
А левое
Трамвай расплющил!
Трамвай
Мммммммпушшш!
Лирик
Эй, здравый смысл — тубо! Куш!
Я — голенький! Но меня зовут королевою.
Потому, что только на меня время льет холодный душ,
Ведрами дней меня окачивает впопыхах.
Ко мне небрежные протягивают виадуки,
Хватают меня за шею, колышатся в моих глазах
Эти стопудовые, литые руки.
Только для меня сквозь ресницы портьер блестят зрачки люстр, как головки на вербе,
А век, сквозь слезы, мне предлагает многотронье.
А я удивленно, как ставший отцом апаш,
Обещанье кидаю в мозг ваш.
Электричеством вытку
Вашу походку и улыбку.
Вверну в ваши слова лампы в тысячу свеч,
А в глазах пусть заплещется золотая рыбка
И рекламы скользнут с индевеющих плеч.
А город в зимнем белом трико захохочет
И бросит вам в спину куски ресторанных меню,
И во рту закопошатся куски нерастраченной мочи,
И я мухой по вашим губам просеменю.
А вы, накрутив витрины на тонкие пальцы,
Скользящих трамваем огненные звонки
Перецелуете, глядя, как валятся, валятся, валятся
Бешеные минуты в огромные зрачки.
Я, обезумев, начну прижиматься
К вспыхнувшим бюстам особняков,
И ситцевое время с глазом китайца
Обведет физиономию стрелкой часов.
Так уложите, спеленав, сердца в гардеробы,
Пронафталиньте ваш стон,
Это я вам бросаю с крыши небоскреба
Ваши привычки, как пару дохлых ворон.
Старики
От твоих слов теплеют наши беззубья и плеши,
Ты, наверное, вешний!
У тебя такая майющая голова,
Мы, как молочко, пьем твои слова!
Лирик
Вы думаете, я с вами шамкать рад!
Ведь вы только объедки,
Вам каждому под пятьдесят;
Двадцать лет назад
Вы уже были марионетки!
А теперь вы развалились по всем
Частям, и к вам льнет черной мастью взлохмаченная лопатой могила,
От вас пахнет загробьем, вы не надушились совсем
Жизненной брыкающейся силой.
Юноши
Но мы не успели постареть, и хоть
Нам ты вывороти своей души карман со словами!
Лирик
А зачем
Вы унесли свою плоть
И сами
Заложили ее в ломбарде?!
Я не кий, чтобы вами,
Как шарами,
Играть на огромном городском биллиарде.
Смотрите,
Вот вы стоите
Огромной толпой,
Толпой огромною очень,
А я вас бью, и никто, с кошачьей головой,
Не бросит ответно мне сто пощечин.
Смотрите,
Вот вы стоите,
А воздух нищий,
Как зеркало, и в нем отображено
Каркающее, летящее кладбище, —
Разве не похоже на вас оно?
(Растет.)