Демьян Бедный - Том 4. Стихотворения 1930-1940

Пред нами явственный «герой»
На свой особенный покрой.
В Сибири, в области Хакасской,
Партийною прикрывшись маской,
– Подумать странно даже: где? –
Он восседает… в крайсуде,
Он – правосудия икона,
Он – ну, не дикий разве бред? –
Он – нашей совести полпред,
Он – страж советского закона!

Ну что ж? Успех лихой игры,
Как говорится, до поры.
Рассказ подкован мной солидно.
Героя сам я не встречал,
Но мне, однако, ясно видно,
Где роковой его причал.
Да, ни вином уже, ни бромом
Не успокоит нервов он,
Когда над ним ударит громом
Вот этот самый фельетон,
Когда амурные аферы,
В которых он преуспевал,
Преобразятся вдруг в провал
Его удачливой карьеры.
Я, впрочем, лично не спесив
И, документы огласив,
«Топить» героя не намерен:
Бедняжка выплывет авось.
Но я, признаться, не уверен,
Что он, проверенный насквозь,
Докажет, что, имея вины
По части лично-бытовой,
В болотный смрад мещанской тины
Все ж не погряз он с головой
И не прогнил до сердцевины.
По части «женской половины»
Ему, допустим, «не везло».
Но подозрительно в герое
Не просто лично-бытовое,
В нем воплотившееся зло.
Всего вернее, проросло
В нем нечто чуждо-типовое,
Что нас не может не колоть,
Что губит лучшие породы,
Что мы обязаны полоть,
Оберегая наши всходы,
Что грязью падает с копыт
Скотов, чинящих нам потраву,
Что в наш здоровый новый быт
Вливает гнойную отраву.

И, наконец, – нельзя забыть! –
С «цветами жизни» как же быть?
Мы их защита и опора.
Мы коммуниста-прокурора
И столь отпетого отца
Должны проверить до конца:
Кто эту темную фигуру
Мог пропустить в прокуратуру?
Как отпрыск чуждой нам среды
Проник в партийные ряды?
Ведя борьбу с партийным «чванством»,
Где им глупцы заражены,
С «коммунистическим мещанством»
Шутить мы тоже не должны.
Проверкой строгой и искусной
Все обнажая вереда,
Не пожалеем мы труда,
Чтоб нам с «буслаевщиной» гнусной
Покончить раз и навсегда!

Бойцы и вождь. Единая семья.
Горят глаза отвагою орлиной.
     Завороженный думал я:
Жизнь героической оформилась былиной:
     Вот – от станка и бороны –
     Рожденные из глубины
Могучих недр народной силы нашей,
Богатыри родной советской всей страны
Сидят с вождем своим за дружескою чашей.
И как далек их юный, крепкий рост
От старости, надломленной и хилой!
Звенят слова, и дышит каждый тост
Уверенной в себе, спокойной силой.
Все те, кто, в бешенстве над пропастью скользя,
Пытается нас взять нахвальщиной отпетой,
Рискуют в горький час узнать, что с силой этой
     Шутить нельзя!

В Германии на днях в семье одной
      Порой ночной,
   Законспирировавшись крайне,
   Отец – с ним сын его родной –
   Московской радиоволной
Дух ободряли свой и наслаждались втайне.
Но не дремали тож фашистские чины:
   Любители советской были
   В проступке столь ужасном были
   Фашистами уличены,
   Уличены, к суду привлечены
   И в каземат заключены.
   Там, в недрах каменного гроба,
Мертвящей тишиной они казнятся оба.
К ним, как фашисты в том уверены вполне
   (Была проверочная проба!),
Не проложить никак пути в глухой стене
   Советской радиоволне.
   Волне отрезан путь!
      Одначе
   Я думаю иначе:
   Чрез чье-то сердце, чью-то грудь,
Горячей радости порывом не случайным
   К преступникам необычайным
Советская волна найдет кратчайший путь,
Путь к их сердцам найдет и укрепит их песней,
   Которой в мире нет чудесней,
В которой все слова – геройские слова
О том, как, встречные свои ряды построив,
   Вся пролетарская Москва
Приветствует своих арктических героев!
   Да, песня наша такова:
Всех вымыслов слова ее простые краше!
В «челюскинцах» мы чтим геройство их и – наше,
   Геройство братьев, жен, отцов и матерей,
   Геройство всех богатырей,
   Чья исполинская работа
   Над укреплением оплота
Трудящихся всех стран дала уже плоды,
Объединивши всех соратников в ряды,
Где все бойцы сильны их общим
   кровным свойством –
      всепобеждающим геройством!

Дворяне, банкиры, попы и купечество,
В поход обряжая Тимох и Ерем,
Вопили: «За веру, царя и отечество
Умрем!»
«Умрем!»
«Умрем!»
И умерли гады нежданно-негаданно,
Став жертвой прозревших Ерем и Тимох.
Их трупы, отпетые нами безладанно,
Покрыли могильная плесень и мох.
«За веру!» –
   Мы свергли дурман человечества.
«Царя!» –
   И с царем мы расчеты свели.
«Отечество!» –
Вместо былого отечества
Дворян и банкиров, попов и купечества –
Рабоче-крестьянское мы обрели.

Бетоном и сталью сменивши колодины,
Мы строим великое царство Труда.
И этой – родной нам по-новому – родины
У нас не отбить никому никогда!

Давно ль? Но кажется, что так давно, давно,
Страною будучи пространственно великой,
Мы жили тягостно, и бедно, и темно
Под гнетом старины, под игом власти дикой.
Порфироносное рубили мы бревно
В борьбе с помещичьей и биржевою кликой
И завершили бой с дворянством и царем
Победною грозой, великим Октябрем.

Глядело прошлое на нас трухой и сором.
Из каждой фабрики, из каждой борозды,
На бой с разрухою, с наследственным позором,
Мы ринулись, сомкнув рабочие ряды.
Путь пройденный теперь окинув светлым взором,
Мы подвигом своим заслуженно горды,
Горды могучею советскою страною,
Нам ставшей родиной по-новому родною.

За эту родину мы лили кровь и пот,
Крепя культурное ее благоустройство,
Невиданный размах невиданных работ
Всесветно выявил страны советской свойство.
Страны, где армия, и поле, и завод
Имеют общий стиль, и этот стиль – геройство.
Неиссякаемой энергии полна
Несокрушимая советская страна.

Да, не в чести у нас остатки разгильдяйства,
Да, сорнякам у нас простора нет уже,
Да, необъятен рост советского хозяйства,
Да, с каждым годом мы на новом рубеже.
Но расслабляющий геройство дух зазнайства
Нам чужд, и каждый миг наш глаз настороже,
Мы за врагом следим, доверясь нашей броне,
Всегда готовые к труду и сбороне.

Мы чтим восторженно героев имена,
Нас вдохновляет вид их статуй и портретов.
Герои – у станков, у пушек, у зерна,
Средь чертежей и книг ученых кабинетов.
Их нынче назовет любовно вся страна,
Перекликая их на выборах советов.
Всем, богатырский дух играет в чьей груди,
Им в списках выборных всем место – впереди!

   И красочный и песнезвонный
   Весь день – такой неугомонный! –
   Звенел в ушах, сверкал в очах.
Москва, отпраздновав Октябрьский день парадом,
Вся изукрашена сверкающим нарядом,
Купалась вечером в прожекторных лучах.

Так было радостно, торжественно-бравурно!
   Так необычен был для глаз
   Людской поток, спадавший бурно
   К проспектам, зримым в первый раз.

В Охотном выросли два дивных исполина.
   Как будто лампа Аладина
   Их в ночь в одну произвела.
На месте Моховой асфальтная долина
   Волшебным видом расцвела.

Проспект, ликующий и светом и простором,
   Открылся удивленным взорам
   Там, где бесследно сметены
   Остатки хилой старины:
   Поросшей мхом, покрытой сором
   Китайгородской нет стены!

Затмивши древности величие седое,
Там, где грядущего строительства крыльцо –
Ряд площадей слился в одно полукольцо.
Явилось нам Москвы советски-молодое,
Неузнаваемо-прекрасное лицо.

С сияющих витрин перед народной гущей,
Перекрывая гул восторженной молвы,
Звучала красками строительной канвы
Архитектурная симфония грядущей,
Великой, Сталинской, победно-всемогущей,
   Гранитно-мраморной Москвы!