Виталий Коржиков - Морской сундучок
— Перу, — с гордостью сказал крепыш. Он был с соседнего перуанского судна.
— Ч-ченч? — едва выговорил Веня. — М-меняем?
Но крепыш закачал головой и высыпал монеты ему на ладонь. Даром!
— А что тебе? — спросил Коля.
— Ничего, — развёл руками перуанец. — Ничего.
Он уже собирался уходить, но Коля сказал:
— Нет, так не годится! — Он быстро взбежал по трапу и через несколько минут спустился с горстью значков и открытками.
— Держи! Для всех! — И кивнул на борт перуанского теплохода.
— О, теперь всё это поплывёт с нами в Перу! — улыбнулся перуанец.
А с борта к нам спускались его друзья. Одни из них несли нам монеты, другие доставали из карманов письма и отрывали от конвертов марки:
— Сувенир! Память!..
Вот почему сейчас с «перуанца» посылали нам привет…
Над нами спокойно горели яркие созвездия, но постепенно начинало покачивать.
МИШЕНИ НА КАРТЕ
За час-другой море вздулось большими широкими волнами, и судно стало перекатываться с бугра на бугор. В коридоре застучало, захлопало. Все бросились крепить двери.
Я тоже закрыл дверь каюты на крючок, чтобы не стучала, и сел за свой дневник. Но тут в коридоре послышалось: «Мы с тобой старики, комсомольцы двадцатого года», и мимо каюты пробежал к радиорубке капитан. Поёт «старики», а носится шустрей десяти молодых!
— Ну что, карта погоды есть? — спросил он, и тут же послышался его возглас: — Ай-я-яй!..
Я тоже бросился в рубку.
Там в крохотном отсеке потрескивал аппарат, а начальник рации из-под его валиков вытаскивал влажный лист сиреневой бумаги, на котором я узнал очертания Японии, Китая, увидел змеистые линии, а в центре — кружочки, похожие на мишени.
Капитан поднёс к глазам очки, отвёл лист в сторону, взглянул на него и снова закачал головой:
— Ай-я-я-яй!..
— Что? — спросил я.
— Ну и даст кому-то! Ну и даст! Да и нам может влепить! — оценил обстановку капитан, внимательно вглядываясь в карту. — Вон что делается! Здесь как в кастрюле. Самые страшные тайфуны завариваются. Сядет тайфун на хвост — только держись! Попадёшь в этот кружочек, — он ткнул очками в центр мишени, — и крышка!
— Так уж и крышка? — спросил я.
— А из центра тайфуна ещё никто не выкарабкивался, — сказал капитан. — Вон американцы послали когда-то судно, исследовать, что там внутри, — и больше никто о нём не слышал. Что там внутри, никто не видел. А кто увидел, уже не расскажет… — Он ещё раз покачал головой: — Ай-я-я-яй!..
— Убегать надо! — сказал начальник рации.
— Попробуем, авось проскочим. Да вот автомобили у нас на палубе. Если их накроет — фарш будет! Ох и завертит!..
КАСТРЮЛЯ В ОКЕАНЕ
По палубе с криком: «Вот тебе и рыбная ловля!» — уже торопился Фёдор Михайлович, а за ним с фонариком в руке шагал длинный, как Гулливер, боцман. Несколько матросов подтягивали возле машин тросы. И я стал помогать им. Помощник с боцманом ходили от машины к машине, стучали, как всегда, по тросам каблуками, проверяли, хорошо ли натянуты крепления.
Судно уже врезалось в волны, высоко задирало нос, и среди темноты разлетались над мачтами белые фейерверки брызг.
Казалось, автомобили вот-вот сорвутся с места и пойдут кувыркаться друг через друга. Но они стояли прочно. И при падении судна вниз вдавливались в трюмы, как наши подошвы в палубу.
— Ну, как машинки? — выскочил на минуту из камбуза Ваня.
— Машинки ничего! — крикнул боцман. — Ты лучше кастрюли и сковородки крепи.
— Это точно, — сказал Ваня. — Побегу! А то устроят такой джаз — барабанные перепонки лопнут.
Вокруг уже всё свистело, тонко взвизгивал, словно порезавшись о тросы, ветер, бил в лицо и толкал в грудь, в спину.
— Ну, теперь задраим двери, иллюминаторы — и по койкам! — сказал Фёдор Михайлович.
Всю ночь нас ворочало. Я прислушивался к взрывам ветра, к грохоту волн. А иногда заглядывал в рубку.
Капитан тоже не спал. Набросив на плечи потёртую фуфайку, он вымерял по карте пройденное расстояние, с карандашиком в руке подсчитывал мили: вроде бы, если поторопиться, должны проскочить! И он то и дело звонил в машину стармеху:
— Ну, дед, поднажми!
— Жмем! Больше некуда!
— Ещё немного попробуй! Покочегарь!
А утром, когда поднялось хмурое, укачавшееся солнце, Иван Савельич вышел на крыльцо и покачал головой:
— Ты смотри, что творит!
Волны крутились, перебрасывали с одной на другую какие-то ящики, окунали в зелёную пену бамбуковые клетки, а вдали взлетал и проваливался в воду чуть ли не целый дом.
— Вот даёт! Здесь бед натворил, а теперь пошёл на Японию, — сказал вахтенный.
— Но мы в-вроде бы п-проскочили, — сказал Веня. Он только что заступил на вахту.
— Насчёт «проскочили» сейчас посмотрим, — остановил его капитан.
Он пошёл в радиорубку и вернулся оттуда с новой картой погоды. На ней опять мишенями расползались тайфуны.
— Ну и кастрюля! — сердито сказал капитан. — Вот варит! Ещё один тайфун катит на нас от Филиппинских островов.
Из-за двери сквозь свист ветра послышался треск динамика и суровый голос диктора: «На побережье Японии обрушились ураганные волны. Улицы городов залиты водой. Разрушено множество домов, имеются жертвы».
— Да, д-достаётся японцам! — вздохнул Веня.
Капитан ещё раз с тревогой посмотрел в окно на автомобили и приказал:
— Следите за морем.
НЕБО КАК В АРТЕКЕ
Я всё старался разглядеть кастрюлю, в которой завариваются тайфуны, но волны, хотя ещё кипели, становились тише, мягче, и скоро вся поверхность моря сделалась ровной, упругой, как плёнка из полиэтилена.
— Ну, порядок, теперь дойдём. Теперь машины доедут! — Капитан весело пробежался по палубе и затянул уже новую песню: «Раньше думай о Родине, а потом о себе».
А над бортом у мостика снова возникли три головы. Чёрные, смоляные Коли и Вени, а между ними одуванчиком светлая Митина.
Все три друга плавали недавно и, чуть что, собирались стайкой, как мальчишки. Передаст Митя радиограмму — и на мостик. Посидит Коля над грузовыми документами — и к дружкам. Смотрят на острова, на дельфинов, покуривают — взрослые! — и вспоминают училище или школу.
Как-то из-под борта выпорхнула летучая рыба, повела по воде хвостом, как сапожным ножом. Коля сказал:
— Вот бы такую поймать! Я в школьный музей обещал привезти.
— И я об-бещал в школу, — сказал Веня. — Только не рыбу, а коллекцию монет из разных стран.
— А меня просили привезти из Индонезии плёнку с песнями. А я никак туда не попаду! — пожаловался Митя.
А когда обошли Тайвань, Коля выбежал на мостик, зажмурился от солнца и охнул:
— Ну и небо! Синее, как в Артеке!
— А ты что, в Артеке был? — спросил я.
— Ага! — сказал Коля. — После пятого класса. В Кипарисном. Купался, виноград собирал.
— Вот наелся, наверное? — спросил Митя.
— До отвала! А шелковицей так объелся… Шелковица там такая большая росла. Вот наелись! — Коля засмеялся. — Всему звену промывание желудков делали! А потом после изолятора мы планёры строили, с Медведь-горы их запускали.
На минуту все притихли и посмотрели вдаль, будто увидели там и шелковицу, и Медведь-гору. А Коля взглянул на море, на небо и повторил:
— Ну точь-в-точь как в Артеке!
Вдруг послышался гул, от горизонта летел военный самолёт.
На палубу выбежал капитан, поднял бинокль. Самолёт заходил с левого борта. Он с гулом пронёсся над мачтами, потом сделал ещё один круг и прогудел совсем низко, чуть ли не над самой надстройкой. На гул из камбуза выскочил Ваня с ножом в руках.
— Ну пират! — крикнул он. — Над мачтами летает! Настоящий пират!
— Такое место. Подходим к Гонконгу, — сказал капитан.
УТРО НА РЕЙДЕ
На заре мы стали подходить к Гонконгу. И я с самой темноты торчал на баке. Шутка ли!
Когда-то это слово будоражило весь мир. Мы с друзьями растаскивали на части книги, в которых оно попадалось: за каждой буквой нам виделись тысячи таинственных историй.
Ещё в очень давние времена этот китайский порт старались прибрать к рукам дельцы из многих стран. Завладел Гонконгом — получил ключ к богатствам неведомого Китая: ввози свои товары, торгуй, вывози золото!
Захватила его Англия — и тысячи британских кораблей хлынули в порт…
Но добраться до богатств Азии было много охотников. И от разных хозяев — американских и японских, французских и немецких — в Гонконг пробирались разведчики, тайные агенты. По городу шныряли шпионы, наёмные убийцы, грабители. Они устраивали друг другу ловушки. И мир потрясали истории одна таинственней другой.
А в гавани бродили целые флотилии пиратов и контрабандистов. Тысячи спекулянтов — английских, китайских, японских — старались обобрать друг друга. Самые удачливые, самые жестокие из них богатели, становились капиталистами, хозяевами богатого Гонконга. Вот в какой порт входили мы сейчас.