Андрей Болибрух - Воспоминания и размышления о давно прошедшем

Сначала вздрогнет и заплачет,
Чего-то испугавшись, ива;
И дождь пригоршней чернослива
Запустит в маленькую дачу.

Затем, чуть подождав, проскачет
Скороговоркой, торопливо,
Веселый и нетерпеливый
Полк первых пропыленных капель.

И только после, в вышине
Разрежет молнией полнеба,
Пригнет к протопленной земле
Намокшие колосья хлеба.

И ливень, нудный и унылый,
Запричитает с новой силой.

Здесь зелень до небес.
Здесь часто по утрам,
Запутавшись в непроходимой чаще
Дремучих зарослей из клевера и трав,
Израненное солнце тихо плачет.

И капельки росы — лишь пот смахнёт палач —
Ложатся на траву, на лезвия осоки
Под похоронный комариный плач,
Под солнца обескровленного вздохи.

И твердишь ты мне раз за разом
Все одно и то же: что «разум
И любовь» — это только фраза,

Что любовь — это просто проза,
И глядишь на меня с вопросом
В своих синих с отливом росным.

В твоих синих с отливом пресный
И ненужный мой мир надтреснут.

Все в одном, одном твоем взгляде,
Взгляде юном, порочном взгляде!
Губы в модной блестят помаде,

И пальто по последней моде.
Твое тело желанье сводит,
В твоих синих усмешка бродит,

И стоишь, как в гриппозном бреде
У порога своей передней.

Мир свернулся, зарылся в платье,
Лег клубком у твоей кровати,
Как собака в ночной дремоте,
Взвыв на ржавой протяжной ноте.

И опять ты мне раз за разом
Об одном и том же, что «разум
И любовь» — это только фраза,
Что любовь — это просто проза,
И глядишь на меня с вопросом.

Мне лень мила, мы с ней накоротке,
Я коротаю с ленью дни и ночи,
И мне милее леность многоточий,
Чем бойкость точек в стиснутой руке.
У времени на жестком поводке,
Как часто убеждаешься воочью,
Что даже леность стихотворных строчек —
Иллюзия, постройка на песке.

Но я люблю песчаные строенья!
Они сродни моим стихотвореньям.
Сегодня есть, а завтра — наплевать!

Мне лень возиться с одой, триолетом,
Я связан с ленью, стало быть, с сонетом.
И не покину мягкую кровать!

Когда кипящею струёй
На море ляжет позолота,
Из поднебесного киота
Уходит солнце на покой,

Когда созвучна с тишиной
Луны тоскующая нота,
Земля рукою Дон-Кихота
Преображает облик твой.

О, если б морю сохранить
И эту золотую нить,
И толстые седые пряди

В своём языческом наряде,
И в брачном утреннем обряде
Ночные звёзды утопить.

Тонкое чувство ритма
Дано ему от природы.
И молодость, звонкость рифмы,
Изящные повороты
Стиха сберегли б от рифов,
Когда б ни служебных грифов,
Ни скрепок водовороты.
И он ушёл в Бегемоты.
На дне большого болота
Друзья нашлись и подружки.
И как-то, сострив, за кружкой
(Обидев при том кого-то),
Был прозван одной лягушкой
За цепкость и злость Андрюшкой.

Мне не забыть этот тягостный день:
Шпалы в подсолнечном масле,
Злая упала трамвая тень,
И фары его погасли.

Правая рука — хрясь!
Левая рука — хрясь!
Голова Берлиоза — в грязь!
Ужас.

Тут и Аннушка с маслом,
И Бездомный с Пегасом,
И рабочая масса
В блузах.

Не дожил к Первомаю,
Переехан трамваем.
Мы с Коровьевым знаем:
Воланд.

Хулиган с портсигаром,
Рукоять до упору,
Смотрят очи с укором —
Поздно.

Правая рука — хрясь!
Левая рука — хрясь!
Голова Берлиоза — в грязь!
Ужас.

Баку хорош вечернею порой,
Когда спадает августовский зной,
Когда огней цветная вереница
Преображает ночь, преображает лица.

О, как тебе идет ночной покрой,
Редеющий автобукашек рой,
Прожекторов светящиеся спицы
На разноцветной водной черепице.

Каких несостоявшихся наяд
Скрывает твой таинственный наряд?

Но скоро утро, и белесой ватой
Сменилась ночь, и жестким ароматом,
Бакинским запахом очередного дня
Упало с моря утро на меня.

Когда захочешь чувствовать себя
На положенье муравья,
Быть винтиком в могучей колеснице,
Не нужно в прошлое переноситься.
Достаточно пойти в военкомат,
И муравейник будет очень рад.

Сонет влечет меня своею красотой,
Своею первозданною природой,
Где первых строчек медленные воды
К озерам слов приходят на постой.

А озеро подернуто слюдой
Красивых фраз, но ветреной погодой
Слюда крошится, обнажая броды
И омуты с бездонной глубиной.

А в омутах созвездья лучших мыслей,
Как цепь икринок, на строках повисли,
А в омутах чем глубже, тем темней.

Там темные провалы подсознанья,
Там образы и мысли без названья,
Могилы слов и отзвуки теней.

Сонет похож на аромат цветка.
Волнообразно аромат струится,
С порывом ветра обжигая лица.
Неполных строф четыре лепестка,

Тычинки рифм не опадут пока,
Заковано в пожизненной темнице,
Поэта сердце не устанет биться.
Но жизнь поэта слишком коротка.

Но жизнь поэзии, как время, бесконечна.
Поэзия была и будет вечно.
Освобождаясь от земных тенёт,

Она четыре лепестка сонета
К последнему пристанищу поэта
С печалью затаенной принесет.

Сосен суставы
Скрипят, как ставни,
Как старый поезд
На полустанке.
Скрипят — поскрипывают
Не так, как скрипка,
Скорей, как галька,
Не музыкально.
Скрипят — поскрипывают,
Ив скрипе сосен
Нас вместе с ними
По ветру носит.
В такт скрипу — плавно,
Как в колыбели;
Глаза от неба
Поголубели,
Поголубели от неба лица,
В такт скрипу сосен
Запели птицы,
В такт скрипу — медленно
И ритмично;
Смешав с прибоем
Напевы птичьи,
Проносит ветер
С сосною вместе
Меня по летнему
Поднебесью.

То он трется щекою о ствол сосны,
Как котенок, играет среди листвы,
То, ломая сухие сучья,
Бьется в судорогах падучей.

Как он нежен, приветлив, как боязлив,
Как он гладит шершавой рукой залив,
Как ласкает ржаные ости.
Как он страшен в припадке злости!

А приходит похмелье или тоска —
Он угрюмо играет среди песка,
Создавая за смерчем смерчи,
Насторожен и недоверчив.