Юрий Оболенцев - Океан. Выпуск двенадцатый
— Кончай, Голованов, — отмахнулся капитан. — Не на трибуне же находишься. Говори толком, есть мысль?
Голованов подошел к карте фарватера реки.
— Мы сейчас вот здесь. — Он провел пальцем по извилистому рисунку. — Подходим к раздвоению реки.
— Да что ты! — рассерженно произнес капитан. — Я эти места как свои пять пальцев знаю.
— Вот это я и хотел от вас услышать, — обрадованно произнес штурман, глядя на капитана. — Вы, будет это сказано не в обиду, слепо всегда верили прогнозам. Получили радиограмму, стоп машины — и к берегу, пережидать. Дня три-четыре потеряно. А что, если нам не обращать внимания на радиограмму и идти дальше?
— Что-о? — Нижняя губа у капитана мелко задрожала от волнения.
— Я предлагаю идти дальше, — повторил штурман.
Капитан хмыкнул, но не стал возражать. В его душе, давно обросшей ленивым спокойствием, шевельнулось, может быть впервые, желание рискнуть.
По сути, штурман ничего оригинального не придумал: просто предложил продолжать рейс. Но идти рискованно. Трегубов же не любил рисковать.
— Сколько нам придется стоять? — Голованов прервал размышления капитана. — Мы можем с первым плотом половину навигации простоять. — И подумал: «Неужели спасует?»
Трегубов думал о другом. Он понимал: если они пойдут дальше, пренебрегая штормовым предупреждением, ответственность велика. Если разнесет плот…
— Плот наш крепок, обтекаемость хорошая, можно смело идти, Сергей Михайлович. — Голованов, улыбаясь, смотрел на капитана.
Трегубову было нелегко решиться. Но если они вдруг выйдут в лидеры соревнования, то забудется стычка с директором завода, победителей не судят, а это уже что-то значит.
— Рискнуть, правда, можно. — Капитан поднял глаза на штурмана. — Но как экипаж? Если что, нам необходимо будет сразу же пристать к берегу. Тех, кто на вахте, не хватит. Согласятся ли остальные?
— Уверен, что да.
— Ну, раз ты уверен, можно и дальше идти. — Капитан убрал руку с ручки телеграфа. — Смотри, Голованов, разобьет плот — не миновать нам с тобой беды.
— О чем вы, Сергей Михайлович? — произнес штурман. — Еще спасибо скажете…
На реке стоял полный штиль. И когда через два дня они вошли в загон с плотом, там удивились. Штормовое предупреждение касалось северной части бассейна, а «Крылов» привел плот! Из диспетчерской радировали в пароходство о том, что первый плот успешно доставлен, — лес пошел. Плотовод «Крылов» занял прочное место среди лидеров.
СТЫЧКА
Юрка Свечников, моторист «Крылова», написал в газету. Написал о трудовых буднях экипажа. Написал про друга, моториста Мишу Бичевого, который на вахте сумел обнаружить неполадку и устранить ее. Написал о том, как штурман Юрий Подлесный и механик Николай Егорченко ходили в порт за корреспонденцией. Все было хорошо, газету читали, удивлялись. Никто не думал, что так складно может написать Юрка. Никто и не думал, что это к беде.
Сменившись с вахты, капитан зашел в каюту механика, и через час он попросил зайти в каюту Свечникова.
Юрка испуганно подошел к двери, постучал. Войдя, он увидел в каюте раскрасневшихся капитана и механика. Механик, облизывая губы, глянул на моториста.
— Ну, расскажи, писатель, как нас опозорил.
Свечников растерялся.
— Как же ты, дружок, а? — спросил капитан. — На все пароходство ославил.
— Это надо же, а? — Механик закачал головой. — Только навигация началась, а у нас в машинном отделении неполадки. И еще. — Он закурил. — Что ты там про меня накропал? Что это за письмо ты пропечатал? Жена пишет. Скучает… Почему точки поставил, а? Ты что же, хотел этими точками сказать, что моя женушка между делом погуливает, да?
Юрка растерялся:
— Что вы говорите, вы, вы…
— А ну, цыц! — тут же прикрикнул капитан.
Юрка не выдержал, резко выскочил из каюты, с силой хлопнув дверью. Первое, что пришло ему в голову, это сию же минуту бросить судно. Сойти на берег. Ни одной минуты ему не хотелось быть рядом с таким капитаном. Задумавшись, он чуть не столкнулся со штурманом.
— Юр, что с тобой?
Свечников только отмахнулся и хотел было пройти мимо, но его удержал за руку Голованов.
— Что случилось?
И Юрка, всхлипывая, рассказал о происшедшем.
— Подожди, успокойся. — Голованов быстро направился к каюте капитана.
Сейчас он твердо решил, что выскажет все Трегубову: и что капитан не испытывает элементарного уважения к своим подчиненным, и что все на судне живут под каким-то страхом. Вахта — кубрик. Кубрик — вахта. Жизнь однотонна. Так жить экипажу судна нельзя.
— Разрешите?
— А, Голованов, заходи, — предложил Трегубов, свесив ноги с кровати. — Вздремнуть решил, — потирая покрасневшие глаза, произнес он. — Тебе чего?
Голованов понял: сейчас говорить с ним о серьезном — только будить в душе зверя.
— Да вот решил с вами обсудить вопросы соревнования и распределения обязанностей между членами экипажа.
— Что-о?! — удивился капитан. — Какие еще обязанности?
— К примеру, каждый обязан стать образцовым матросом или мотористом, но для этого необходимо разработать условия соцсоревнования. Вот за этим я и зашел.
— Чудеса, — покачал капитан головой.
— Организуем соревнование между членами экипажа и за лучшее несение вахты, и за чистоту в каюте, и за выполнение общественной работы. Ведь можно же?
— В принципе да, но что это даст?
— Это даст очень многое. И главное — любовь к своей профессии.
— Ну еще у тебя какие соображения?
— Повесим экран соревнования, на котором распишем все пункты подробно и будем ежедневно проставлять результаты. Отстоял отлично вахту — красный кружочек, плохо — черненький.
— А не затеряемся мы в этих кружочках, Голованов?
— Не затеряемся, — улыбнулся штурман. — В конце месяца соберем судовое собрание, проанализируем итоги и определим победителей. Вручим памятные подарки.
— Вообще-то дельное предложение, — заинтересованно произнес Трегубов.
— На судне же одна молодежь, многие увлечены спортом, а надо сделать, чтобы все были спортсменами. Приобретем штангу, боксерские перчатки.
— Да нет, их не надо, а то еще синяков наставят кой-кому, — качнул головой капитан.
— Не наставят! — улыбнулся Голованов.
— Слушай, зачем такая обуза? Ведь трудно же!
— Начинать, конечно, всегда трудно. Но начинать надо, а то экипаж не экипаж: вахту отстоял, нырнул в каюту — и дрыхнуть. А то и картами стали баловаться.
— Да, это верно, — согласился капитан, — как-то не по-человечески.
— Вот и я это говорю. Необходимо оживить жизнь на судне.
— Давай собирай экипаж. — Капитан встал, поправил постель, взбил подушку. — А то совсем обленились.
— И еще. — Голованов выключил вентилятор. — Хорошо, что Свечников написал заметку.
— Что?
— Хорошо, говорю, что член нашего экипажа делится со всеми своими делами.
— Почему же? — Капитан развернул газету, в которой была заметка Свечникова.
— Правдиво все написано. Неполадка — так ее тут же и устранили. А кроме работы, у нас занимаются и спортом, и самоусовершенствованием. Это же плюс капитану.
Трегубов молча посмотрел на Голованова.
Штурман, выйдя от капитана, зашел в каюту к мотористу Свечникову. Юрка сидел на кровати, печально опустив голову. Он никогда не думал, что за какую-то заметку его могут так отругать.
— Перестань, Юра. Все улажено, вот только в следующий раз, — он весело взглянул в глаза моториста, — когда будешь писать заметку, покажи мне, вместе обмозгуем, хорошо?..
РЕКОРДНЫЙ ПЛОТ
«Крылов» шел за шестым плотом. За последние пять лет навигации такого в пароходстве не было. Радист судна, включив на всю громкость динамики, торжественно объявил:
— Товарищи! Слушайте спецвыпуск о нашем экипаже!
В динамике затрещало. Сквозь шум прорвался женский голос диктора:
— Разрезая гладь воды, идет буксировщик «Крылов» за рекордным плотом. Мы обратились к капитану судна, опытному речнику Сергею Михайловичу Трегубову, с просьбой рассказать о работе экипажа. Предоставляем ему слово.
В динамике послышался треск.
— В нашей работе, — раздался деловитый голос капитана, — все достигается благодаря коллективу. Каждый член экипажа имеет свои обязанности, каждый является членом соревнования и за лучшее несение вахты, и за чистоту в каютах.
Трегубов, слушающий себя, волновался.
Передача продолжалась.
— По рекомендации отдела опыт скоростной проводки плотов на примере «Крылова» будет внедряться в практику. А сейчас по просьбе капитана судна свои стихи прочтет молодой поэт Владимир Исаенко. Пожалуйста, Володя.
