Виталий Коржиков - Морской сундучок
— А сегодня вечером едем на приём к основателю фирмы, — сказал капитан. — Соберутся самые влиятельные лица в порту.
Я достал из чемодана вышитую рубашку в цветах. Собрался. И вот в Морском клубе пожилой, необыкновенно подвижный основатель фирмы представлял нам гостей:
— Капитан из Швеции — мистер такой-то.
— Старпом — мистер такой-то.
— Деловой человек из Лонг-Бича — мистер такой-то…
Теперь, по словам основателя фирмы, все были в сборе. Однако ещё кого-то ждали, и гости, переходя от кружка к кружку, вели деловые разговоры, в широкие стёкла-витражи смотрели на море.
Но вот, приветственно помахав всем рукой, в зал вошёл бодрый старичок в джинсах с весёлой старушенцией под руку.
А основатель фирмы широким жестом пригласил гостей к столу: прошу!
Я подумал: с кем садиться? Конечно, морякам — с моряками, деловым людям — с деловыми людьми. Но основатель фирмы взял нас с капитаном под руки и усадил за стол рядом со стариком и старушенцией.
Ничего себе, весело! А капитан подмигнул:
— Нам оказывают честь. Это самый важный гость в сегодняшней их компании! Миллионер. Самый видный бизнесмен в порту. И хочет с нами торговать.
Это, конечно, дело другое!
Нам подали ужин. А основатель встал и говорит:
— Нам очень приятно видеть русских моряков в нашем порту и в этом доме. Надеюсь, они будут здесь частыми гостями. И у нас будет много хороших дел. Их честь! — и поднял бокал.
— Ваша честь! — И розовый старичок тоже поднял бокал.
А капитан ему в ответ — целую речь на английском! Миллионер откинулся на стуле, посмотрел на капитана и удивился:
— О! Да вы лучше меня по-английски говорите. О'кей!
— Ну нет, — сказал капитан и улыбнулся. — Пока ещё нет!
Старичок хмыкнул. И, выпив, посмотрел на меня:
— А вы, кажется, занимаетесь спортом?
— Занимался, — сказал я.
— Чем?
— Стайером был, занимался боксом и штангой.
— А хоккеем? — быстро оглядел меня старичок.
— Хоккеем — нет.
— А я занимался! До семидесяти лет занимался!
Тут оживилась старуха:
— Я у него каждый день клюшку отбираю. Ему уже семьдесят три!
— А я всё равно играю! — рассмеялся бизнесмен. Щёки у него раскраснелись, как от морозца. И вдруг он сказал: — А ваши хоккеисты — плохие!
— То есть как?! — Я даже отодвинул тарелку. — Как-никак чемпионы мира! Олимпийские чемпионы!
— Всё равно, — поморщился старичок.
— Да почему же? — полюбопытствовал я.
— Если бы они были хорошими, — рассудил он, — они бы все давно были миллионерами.
Мы с капитаном улыбнулись.
А я спрашиваю:
— А вы, наверное, тоже чемпион мира?
Миллионер захлопал глазами, а старушенция засмеялась.
Тем временем стало садиться солнце. Бокалы на столе, лица гостей сделались алыми.
Миллионер посмотрел на мою рубаху — цветы на ней стали ещё красней — и говорит:
— Какая красивая рубаха! Это вы купили у нас в Америке?
— Э нет! — покачал я головой.
— В Японии?
— Ноу!
— Так где же? — удивился старик.
— Это русская, — говорю, — рязанская.
А сам думаю: «Поди, какая-нибудь девчонка вышивала. А может, бабуся. Хоть про миллионы и не думали, а мастерицы!»
ГАМБУРГСКИЙ ГАМЛЕТ
Ещё в первую поездку с мистером Джорджем я заметил на улице ресторан со странным названием — «Гамбургер Гамлет».
Я заинтересовался. Сказал мистеру Джорджу:
— Странно, почему это Гамлет гамбургский? Принцем-то он был датским. Написал о нём Шекспир, англичанин, где-нибудь в Лондоне… А вот почему он в Лос-Анджелесе, да ещё гамбургский?
Мистер Джордж только сухо пожал плечами.
Спросил я у друзей — и они не знают.
Подошёл к торговому агенту — и он ничего не сказал. Никто объяснить не может!
На приёме я подумал о жене миллионера: «Старушка-то немка, хорошо по-немецки говорит. Наверное, про Гамбург знает. Город-то немецкий».
А она тоже удивилась, завертела головой:
— Действительно, есть такой ресторан. Но почему Гамлет гамбургский, да ещё в Лос-Анджелесе, не имею представления!
Все стали гадать — почему?!
Тогда из-за соседнего столика поднялся датский капитан и сказал:
— Извините, но вы напрасно волнуетесь. Дело в том, что этот Гамлет не имеет никакого отношения к Шекспиру. Потому что он не гамбургский Гамлет, а гамбургский омлет.
Все рассмеялись, мы с миллионершей тоже. А я ещё и подумал: «Попав в чужую страну, многое нужно узнать и увидеть, во многом как следует разобраться, чтобы, рассказывая потом о ней, не спутать омлет с Гамлетом, а Гамлета с омлетом».
«НЕ ДАДУТ ПОРАБОТАТЬ!»
Увидеть Сан-Франциско я мечтал давно. Ещё мальчишкой пел про него песни. И попросил разбудить меня пораньше.
Под утро вахтенный растолкал меня: «Вставай!»
Я выбежал на мостик. Было ещё совсем темно.
За бортом еле плескалась вода, а впереди, насколько хватало глаз, словно бы поднимались в гору квадратные поля, засеянные электрическими огнями. Целые плантации электрических огней. Не огни, а настоящие электрические подсолнухи — лучи лепестками во все стороны.
— Ну как, нравится? — Это подошёл капитан. Уже в форме.
Мы приблизились к берегу, и поля превратились в городские кварталы.
Вдали поднимались небоскрёбы. С берега на берег пружиной перекинулся мост. Мы пошли по заливу. Мимо пристаней, аэродромов, а небоскрёбы начали подрастать. И стало видно, что город спит. От улиц потянуло свежим утренним сном, туманом.
Но вдруг в одном небоскрёбе зажёгся свет. Одно окошечко. И кто-то в нём стал размахивать рукой. То ли протирал стекло, то ли приветствовал нас. Я тоже помахал на всякий случай.
Тут выглянуло солнце, и всё сразу засверкало, загорелось. И мост, и стёкла в небоскрёбах, и улицы.
А капитан спросил в микрофон:
— Как дела, Никоныч?
Никоныч уже на баке, у якорной лебёдки! Стоит, первым вплывает в Сан-Франциско на своей палубе. Ему первому в лицо сан-францисский ветерок дует.
Я пошёл тоже на бак, но капитан остановил меня:
— Загляните к «грузовому».
Открыл я дверь к Виктору Санычу, а там идёт работа. Сидит за столом Наталья, рисует на листе ватмана наш пароход, а на пароходе — громадного боцмана, как раз на баке.
Наталья посмотрела в иллюминатор и сбоку от парохода нарисовала небоскрёб.
Виктор Саныч как-то торжественно посмотрел на меня, говорит:
— Дело вот какое: нашему боцману шестьдесят лет сегодня. Все моря и океаны прошёл. В Америке был. В Арктике лёд ломал. В войну грузы через океаны возил. На груди у него орден Трудового Красного Знамени, «Знак Почёта», медали. Приветствие надо написать.
— Конечно, надо, — говорю. — Вот так, как сказали, так и надо.
И записал слово в слово. И как ордена на груди горят, и как грузы возил, и как лёд ломал. Красиво получилось.
Пришвартовались мы. Капитан заглянул в каюту, спрашивает:
— Ну что, готово? Вывешивайте, пора боцмана звать!
Я пошёл за Никонычем. А он всё возится на баке. Хозяйство укладывает. Говорит:
— Приду, вот только приберу.
Я повернулся к рубке, руками развёл: «Не идёт!»
Тогда сверху раздалось:
— Боцману подняться наверх!
Никоныч вздохнул, скинул рукавицы: «Поработать не дадут!»
Вошёл в коридор, смотрит — стоит толпа у газеты, читает про ордена, шумит:
— Вот это боцман! Ну боцман! Никому не говорил!
Капитан поздравил его.
А Никоныч хлопнул рукавицей о рукавицу:
— Вот тебе и раз! Чуть про собственный день рождения не забыл!
ОДНОЙ ПАЛУБОЙ
Только мы успели позавтракать, в столовую вбежала Наталья. Да не в тельняшке, а нарядная, в цветастом платье, затараторила:
— С боцманом в город не собираетесь? Он по какому-то делу идёт, приглашает!
— Хочет инспекцию провести в Сан-Франциско! — сказал Яша.
— А как двигаться? — спросил Витя.
— Где автобусом, где на своих двоих!
Никоныч уже ходил по причалу. В белой рубахе, в плетёной шляпе — не узнаешь!
Витя надел светлый костюм, я — вышитую рубаху: любуйся, Америка!
Следом за нами отстучал по ступенькам чечётку Яша:
— Ну, тронули? Кого ждём?
— А вон, переводчика, — показала наверх Наталья. — Он тут всё знает.
С сигаретой в зубах нас догонял Атлас Вогизыч, штурманёнок.
— Ну, с боцманом и без переводчика не заблудимся! — сказал Яша. — Никоныч тоже всё знает. Поди, ничем его не удивишь.
Но только мы прошли мимо полицейского за ворота, Никоныч удивлённо посмотрел на берег:
— Ого! Вот это понастроили!
На пустыре у самого залива засияли яркие, как игрушечные кубики, коттеджи. Казалось, они собрались сюда позагорать на прекрасном пляже: калифорнийский загар — лучший в мире.
