Антология - Поэзия Латинской Америки

Воды неба тебе завещаны,
где ладьи — облака ползут,
где рыбы — сполохи плещутся
в грозу.

Кордильера завещана голая,
и снега вершин,
и белый холод
в синей тиши.

Тебе — каменистая пампа
в перехлесте ветров,
их певучая гамма,
барабанная дробь.

Тебе — река, печальная нива,
гладь темнокорая,
под которой — тайны и сроки мифа
и буйства истории.

Тебе — одиночество,
беспредельное, как власть его,
но если тебе захочется,
единым словом ты можешь его заклясть.

А свет зато мягкий какой!
Потрогай рукой:
течет сквозь пальцы, точно
золотая пыльца цветочная.

И озеро в отдаленье,
в электрическом поясе струнном —
как высшее восхваление,
как прозрачная притча пуны[82].

И навстречу тебе тревога
воздвигнется городом детства:
из воздуха стены и своды,
гармония, ливнем одетая.

Этот город — как сон, как твое родословное дерево:
без конца растягивается.
На башнях — не из камня, из марева —
боевые стяги.

Есть горы в краю моем,
— а моря нет[83] —
пшеничных волн окоем,
— а моря нет —
есть сосен зеленый плеск,
— а моря нет —
текучая синь небес,
— а моря нет —
и ветра хриплая песнь —
— а моря нет.

По ночам, когда нас слезы душат,
зреют наши души.
Лишь при свете плача
мы касаемся неприкосновенных
стен жизней, живых и потухших.

Только ночами, когда слезы нас оглушают,
умершие живых утешают
и все не свершенное просит у нас прощенья,
и те, кто оставил нас, склоняют колени,
чтобы коснуться губами печальных воспоминаний.

Лишь по ночам в слезах
любящие читают любовь друг у друга в глазах,
и становится ложе страсти
белым покровом причастий.

Ночь в слезах проясняет небо
над морем, темным от бури бессонниц,
и все, поглощенное ими,
обретает собственное имя.

В плаче любовного недуга
больше, чем в счастье, мы познаем друг друга.

Ни водой,
Ни вином,
Ни кровью
Мою жажду не утолить.
Я хочу и того, что было,
И того, чего не могло быть,
И того, что могло случиться.
Но не будет, как ты не жди.
И того, что не повторится,
И того, что еще впереди.

Я вечности жажду
в стеклянном бокале
мгновения.

С холмов задорным галопом
конь белоснежный скачет.

Четыре звезды — копыта,
грива — жаркое пламя.

Скачет он по дорогам —
в лугах просыпаются травы.

Великая радость жизни
в его голосистом ржанье.

Малыш, ты мир завоюешь,
если белого коня оседлаешь!

Наполняя гармонией
тишину моей комнаты,
на окошке качается
с канарейками клетка.

Яркие звездочки,
желтые лучики
скачут по жердочкам,
точно по веткам.

Живые и чистые
музыкальные ноты
деловито снуют
за магической сеткой.

Вырываются в сад
мандолинные трели,
заполняют аллеи,
кусты и беседки.

И от музыки ясной
улыбается сердце,
будто грудь моя — тоже
с канарейками клетка.

Кена — плененная птица, —
Поющая песни на кечуа[86],
В руках старика индейца
Стонет, как боль столетняя.

Как птица с веселой песней,
С вершины горы отвесной
На крыльях большого пончо
Он в небо подняться хочет.

Искорка-комета
Кружится над цветником:
Над цветами-планетами,
Пахнущими медком.

Сенатор багровый от гнева,
Что слово — то заиканье,
Разглагольствует смело
На курином собранье.

Его крик в поход призывает,
Похож на раскаты грома.
Петух — боевое знамя
Каждого сельского дома.

Тень с круглыми глазами —
Большими зеркалами,
В которых сплелись и кружатся
Все на свете ужасы.

Утром ранним, синим
Ползут друг за дружкой
С портфелями за спинами
Школьницы-подружки.

Скатился с неба месяц,
Упал на школьный двор,
Мальчишки счастьем светятся,
Играя им в футбол.

«Он слышит звезды! Знать, сошел с ума!»
А я отвечу вам: ночной порою
встаю, заслышав их, окно открою —
дрожу, как будто ночь поет сама.

Покуда звезд не меркнет бахрома,
их речь течет над бездною пустою.
И так печально в час, когда зарею
размыта умирающая тьма…

Вы скажете: приятель, ты в уме ли!
Где слыхано, чтоб звезды ночью пели!
А я отвечу вам: мне внятен стон их.

Любите их, друзья. Секрет здесь прост:
лишь только тонкий, нежный слух влюбленных
поможет разгадать наречье звезд.

Дети-угольщики
бредут через город
(«Эй, угольщик!.,»),
большими плетками нахлестывают ослов.

Ослы старые, кожа да кости,
на каждом по шесть мешков древесного угля.

Кусочки угля падают наземь.

(Под вечер по их следу бредет старуха
и стонет, подбирая уголь.)

Я сыт по горло худосочным лиризмом
Хорошо воспитанным лиризмом
Лиризмом чиновника и его папки с делами
и его выражения уважения
к господину директору

Я сыт по горло лиризмом который спотыкается
на ровном месте и листает словари чтобы
выяснить первоначальное значение слова
Долой пуристов

Хвала всем словам в особенности всемирным
варваризмам
Хвала всем грамматическим конструкциям
в особенности синтаксическим исключениям
Хвала всем ритмам в особенности неуловимым

Я сыт по горло лирнамом донжуанов
Политическим
Рахитическим
Венерическим
Любым лиризмом который капитулирует
перед силой

Все это не лиризм
А бухгалтерия тригонометрическая таблица
слуга влюбчивой госпожи с письмовником
и разными способами ублажить женщин и т. д.

Я за лиризм сумасшедших
За лиризм пьяниц
За трудный и едкий лиризм пьяниц
За лиризм шекспировских шутов

Знать не хочу лиризм который не зовется
освобождением