Максим Богданович - Белорусские поэты (XIX - начала XX века)

«Панок дорогой, не суди меня строго,
Дай пороху старому Гришке немного!..
Беда налетела на нашу сторонку,
И нашего лучшего жеребенка
Медведь-стерва… волки б скорей его съели!..
В лесу задушил да кинул возле ели!..
Ах, боже! Вот конь был бы через два года,
А что же теперь? — только горе-невзгода!
Дай пороху».
                     Так, чуть живой, нездоровый,
Просил пана старый охотник дворовый.
«Зачем?»
                    — «Чтоб от вора не осталось и духа,
Его угощу я из ружья да в ухо!»
— «Что ты, Гришка, с ума сошел?»
                                                  — «Нет, слава богу!»
— «Как же на медведя ты?.. Еле тянешь ногу,
Словно в лихорадке, дрожат твои руки».
— «И сам я не знаю… Если ж плачут внуки,
Если криком, шумом полна наша хата…
Где еще такие найдутся жеребята?
Широкий и рослый и с крепкою шеей,
Такой нам в хозяйстве всего бы нужнее!
Не прощу!.. И гаду повытяну жилы!
Чтоб не знал я покоя и во тьме могилы,
Коль не накажу я это семя вражье!!
Или он сдерет мне шкуру, иль сам, шельма, ляжет!»
— «Ведь с ружьем давно уж не имел ты дела?»
— «Лет пятнадцать, как старость мою душу съела!»
— «Что ж теперь ты вздумал? Ты ведь старше хрена,
Не попасть тебе, стреляя, и в копну сена».
— «Не попасть мне?.. Ну, откуда, пан, ты знаешь это?
Я ж уверен, что злодея я сживу со света.
Не гляди пан, что горбом мне согнуло спину,—
Угощу его я в ухо иль в лоб, в середину!»
— «Да ты, может, нынче белены объелся?..
И куда, ответь, твой разум прежний делся?
Мы иную с тем медведем учиним расправу,
На него устроим мы скоро облаву!..»
— «А, избави бог! Не надо, не надо, паночек!
Убежит он от облавы! Спать не буду ночек,
Есть не стану, покуда не сдохнет ворюга,
Пока кровь не выпущу черную из брюха,
Пока шкуру в нашей не развешу хате:
Вот! — вам, детки, это в память о нашей утрате.
Как пить дать, он из облавы может в чаще скрыться;
К жеребенку в третью ночку должен возвратиться,
Ну, а я подкараулю!..»
                                     — «Жаль старого Гришку!..
Чтоб твои не плакали больше ребятишки,
Дарю тебе жеребенка от сивой кобылы!..
Бери его, успокойся!»
— «До самой могилы
За вас буду, ясный пане, благодарить бога!
Чтобы вам и вашим деткам дал богатства много!
А за добрую заботу обо всех, кто беден,
Подарю я пану шкуру с этого медведя».
— «Как же шкуру? Какую?»
                                          — «Да с него, холеры,
Злое горе навалилось на меня без меры,
Извести душой поклялся я ворюгу злого,
И я должен перед богом сдержать это слово…»
— «Есть ли у тебя ружье-то?»
                                         — «Есть ружьишко в клети,
Я вчера его поправил, испортили дети.
Но выстрелит, я надеюсь, я старуху знаю,
Еще разок мне послужит! Гада доконаю!»
— «Лучше — на! — вот этот штуцер, возьми
                                                                 непременно!»
— «Нет, паночек, не надо!.. Скажу откровенно —
Из чужого не умею… Ведь не даст осечки
И мое ружье, — я хлопну, как по ясной свечке!»
— «Вот козел! Вы все такие и другие тоже!..
Возьми порох!.. Да и пусть сам бог тебе поможет!»
Поутру, еще из леса не глянуло солнце,
Пан проснулся, поднялся, поглядел в оконце:
Глядь! — а Гришка на крылечке с ружьем поджидает.
 «Посылай-ка за медведем!» — пана окликает.

Сивер — северный ветер, не нужен ты нам,
С юга, юга знойного ты не приносишь тепла!
Хоть бы раз без тебя расцвести бы полям,
Хоть однажды бы в срок свой зима отошла.

Встрепенулся бы дух в человечьей груди,
И забылось бы море и грусти и слез,
Стихни, сивер, хоть раз, по лесам не гуди,
На седой океан убеги ты, мороз!..

Вот и праздник, вот коляды.
Скрип полозьев раздается.
Всюду праздник, все-то рады,
Всем-то весело поется.
Пляшут парни и девчата,
Водки выпито немало.
Словом, празднуют как надо.
               Но, кобыла, что ж ты стала?

Что же ты стала? Скажешь — тяжко?
Правда, будь бы ты хоть сытой…
Ну, а мне легко? Сермяжка
Ветерком, гляди, подбита.
Как назло, мороз сильнее,
Вон звезда уж засверкала.
Хоть бы в хату поскорее…
               Но, кобыла, что ж ты стала?

Нарасхват дрова зимою,
И цена за них сердита.
Не помрем теперь с семьею,
Как продам — куплю я жита.
Вот и тащим поневоле
Воз тяжелый, коль прижала
Крепко горькая недоля…
               Но, кобыла, что ж ты стала?

Эх, в корчму бы я забрался,
Всё от чарки потеплее,
Да должок за мной остался, —
Ну, как даст корчмарь по шее?
Ой ты, лихо! В эту пору
Ты насквозь меня пробрало.
               Но, кобыла, ну же в гору…
               Чтоб ты сдохла, что ж ты стала?

Ты пораскинулась лесом, болотами,
Серым песчаником, почвой бесплодною,
Матка-землица, и умолотами
Хлеба не дашь ты нам мерку добротную.

Сын твой, прикрывшись худою сермягою,
В лапти обутый, из лыка сплетенные,
Тихо шагает за колымагою,
За исхудалою клячею сонною…

Родина бедная. Пахарь оглянется,
Горько заплачет от доли безрадостной.
Но никогда он с тобой не расстанется,
Землю взрыхляя с надеждою сладостной.

С детства одетые в старые свитки, мы
Любим, как наше родное и кровное,
Хаты невзрачные вместе с пожитками,
Выгоны тощие, поле неровное…

Даст бог с кровавым потом оратаю
Пашню вспахать и засеять помалости,—
Жить бы хоть сытому, пусть небогатому,
В праздники чарочку выпить с усталости.

Верится, солнце сквозь тучи тяжелые
Ярко заблещет над нашею нивою,
Жить будут детки, потомки веселые,
С доброю долею — с долей счастливою!..

Люди молвят: «Весна». Пишет так календарь.
Разве это весна, коли двор побелел?
Зря готовишь соху в эту слякоть и хмарь.
Да и аист, как насмех, сюда прилетел.

Журавли уж летят с криком звонким своим,
Юг покинул кулик, чайка где-то кричит.
Только ветер всё бьет по полянам пустым.
«Еще лету не быть!» — стон повсюду стоит.

Ой ты, доля моя! Ты — как эта весна,
Не приходишь ко мне, хоть давно бы пора.
Чарку горя как пил, так и пью я до дна,
И заря не горит, только брезжит с утра.

Где же ты? Отзовись! За тобой я пойду,
На край света пойду. У какой ты межи?
Отзовись соловейкой в зеленом саду,
Ясной звездочкой глянь. Где ты, доля, скажи?!

Пора новогодняя скоро наступит,
Пускай календарь этот каждый купит!
Вид у него хоть не очень пригожий,
Но в доме он может быть надобен всё же.
Правда, не в ярком он переплете,
Но будни и праздники в нем найдете,
Узнаете, ярмаркам где открываться,
Где Янки да Савки будут встречаться.
Если родная вам мила сторонка,
И мужик бедный, его детки, женка,
Если наш обычай вам знаком немножко,
Малые про всё тут вы найдете крошки.
Хорошо всё сделать хотим, пусть немного,
Вы нас похвалите, не судите строго,
Мы только — бедны: почва суховата,
Какие ж там всходы?!
                              Чем хата богата.