Эдуард Лимонов - Стихотворения
Волоокий иностранец…
Р. Бурелли,
послу республики Венесуэла в Москве
Волоокий иностранец
исполняет дивный танец
Я теперь дружу с послом
меня в гости приглашают
меня очень принимают
мне желателен их дом
Прикасаюсь я к другому
миру странному чужому
Здесь послы. послихи. музыка. вино
Здесь икра. столы. бокалы
Если б мама увидала
Расскажу так не поверит все равно
Посол Мексики подходит
Меня за руку уводит
С послом Швеции я пью
Мне приятно. я доволен
Если б видел друг мой Коля
он ходил в нашу семью
Если б друг Золотаренко
увидал как я корректно
рассуждая среди залы я стою
он вообще бы умер сразу
и от первой моей фразы
А еще и от того как я жую
Ну и пропасть! Где же детство
Кладбищ трех со мной соседство
Помидоры. рыбки и ведро
И советские евреи
всех лукавей и мудрее
На источнике воды нажил добро!
Где украинской дороги
мои шелковые ноги
Близорукость безмятежность и песок
Декадентское начало
в толстой книге воссияло
Вэ. А. Брюсов. томик толстый вниз потек
Хулиганы и цыгане
Солнце. степи. поселяне
Новые культурные дома.
Газ. арбуз. пирог. духовка
изменился я как ловко!
Я от радости такой сойду с ума!
Тканям этой оды шум…
Тканям этой оды шум
Ткани мне проникли в ум
помню красные отрезы
помню черное сукно
магазинные березы
лезут к Харькову в окно
Продавец старинный. Проседь
мне рулон сукна выносит
Разрешите? На пальто?
Я волнуюсь — кто я — кто?
Он мистически разводит
руки желтые свои
нужно место он находит
там где хватит для швеи
он сукно перерезает
моя тряпка отползает
остается их рулон
и рулона прежний сон
В старом мире все бывало
туго тряпка обвивала
бледный в зеркале стоял
мамы прихоть выполнял
Подошло! — друзья судили
и серьезно отходили
взором мерили вы русского
в ткань завернутого узкого
Юноша! сегодня день
очень памятный и тень
от него надолго ляжет
к связям с вéщами обяжет
ты сегодня обручен
при друзьях препровожден
Продолженье кожи — ткань
Производство — Эривань
и живых людей толчки
были м'ясны и мягки
Все кто был тогда там в зале
умерли. ушли. завяли
Нас тогда был целый зал
Только мне далось. Бежал
Вечерами, вечерами…
Вечерами. вечерами
в надлежащие моменты
ветер воет. монументы
сотрясая над костями
Уж давно здесь не хоронят
и весной по всем дорожкам
возлежат одни студенты
учат тексты понемножку
Учат тексты. В небе дали
В небе фосфорные спички
И на памятник певичке
бросив куртку и сандали
надпись не читают зыбко
Хватит. Мраморна улыбка
И довольно. и довольно
Обнимают женщин больно
Кое-кто в траве решится
Сползет платье. Заголится
тело бедер. Бедер много
За стеной бежит дорога
И на ней автомобили
Вдоль деревьев рядом были
. . . . . . . . . .
Женщина в траве присела
Льется струйка прочь от тела
и белеют смутно ягодицы
Юность — юность! Насладиться
невозможно было мне тобой
Стой на кладбище — постой
Целый день большой хмельной
Выполнен в манере пятен
пахнут травы. и приятен
холодок с земли ползет
Здравствуйте фонарь — я вот!
У сирени я стою
и совсем не безобидно
Жду я женщину свою
скоро ее будет видно
От сторожки злой дымок
чешется у самых ног
Май курчавый как силен
писает у старых стен
Город сгнил, сгнили люди…
Город сгнил. сгнили люди
Что на месте Харькова будет?
Были юноши и был пыл
Кто на месте нас себя расположил?
Какие Мотричи по садам стихи читают
Какие Басовы сюрреалистов открывают
В кафе пьет кофе ли Лимонов новый
Иль Харьков же рабочий и здоровый?
А новый Бах проходит ли теперь? Он армянин?
Наверно Поль остался там один
Еще красивый постаревший Гена
Если не умерли — сидят подняв колена
Садовые скамейки окружают памятник Шевченко
Людей на дне. Снята с вас Харьков пенка
Вот весна и после снега…
Вот весна и после снега
запевает Генрих Гейне
Генрих Гайне. Генрих Хайне
Запевает зацветает
Вынимает он из почвы
руки ноги. руки ноги
молодой своей улыбкой
солнце бледное встречает
А была ему немилость
А теперь ему пожалте
Сколько хочет он одеждой
себя может покрывает
Милый вечный Генрих Хайне
коготки свои расправив
он не думает что будет
после лета с Генрих Гайне
Переделкино
Турецкая провинциальная жизнь
также как и малайская
понятна ищущему знатоку легко и безучастно
Я не гармонически настроен
в сторону порыжелости советских магазинов
но некоторая степень моей религиозности
присутствует да
Сосны шепча волосатым ушам пастернака дачность говорили о стираном белье и многом другом. Изучая быт племен назывной округи этот Борис Леонидович делал длинное лицо. Страшный сепаратный договор лета был подписан внизу под мостом. Толстая девочка и седовласый армянин обменялись всего взорами Но зато какая плетеная мебель на террасе для гостей могущих быть полезными и как мелко пожарены грибы специалисткой
Сотрудник — сын вьетнамского посольства растапливает комичными старыми книгами. тут и Арцыбашев как белый куст. и святая святых комаровая тетрадь
Вот бы на гравии этого Переделкина с Христом-Богом воду возить. чинить краны и убирать напор
Дети в капорах. к воланам которых детей я не тянулся с детства. вызвали шум и движение. что для философа есть высочайшая непереносимость
Старичок как уже неспособный желто и книжно настроиться лениво только и может за улиткой следить И пионерский галстук вокруг сливы
Авантюрист приехав бодрым шагом грызет кусты. Мелкомасштабие не считается авантюристом. Врозь порознь. белый цветок по икре. желтая в галстук пыль
Нусс мисс — или вернее кисс! (тренировка на кошке) Авантюрист за поездкой в частные дома. Левым глазом не хлопая. С силой ногой раздирая правой. Входит в доходный дом. Вдруг изменяет глаз
На берегу озера. В сладостных начинаниях дрозда…
На берегу озера. В сладостных начинаниях дрозда
ухает черное слово
Лодка германской девушки напитавшись водой
медленно опускается
Расширенные черные глаза поставляет нам
кинематограф
А мы грубы. наша плоская семья в восемь человек
отсмотрела с насмешкой и вниманием
Нам хотелось бы бороться всегда с этим
И только я одна понимаю волнение индивидуалистиче —
ских желаний в нашей социалистической стране
Но я умру через три года
имея в намерении медленное опускание лодки
а вернее от тоски
что не позволяют переживать
Гигантские розы в саду клетчато-одетой
украинской студентки подруги ничему не помогут
Только усугубляют мелкую речку
с осокой и ряской и тонким грубым мостом
Снег есть дело прошлое, есть наследие прошлого…