Василе Александри - Александри В. Стихотворения. Эминеску М. Стихотворения. Кошбук Д. Стихотворения. Караджале И.-Л. Потерянное письмо. Рассказы. Славич И. Счастливая мельница

— Эх, графин ты мой пузатый, ты уже давно пустенек
И годишься лишь в шандалы, для трескучей свечки сальной!
Вдохновись-ка, бард, распойся в этой нищете печальной!
Месяц, как вина я не пил, вечность, как не видел денег.

Королевство за окурок! Свод небес волшебным дымом
Заволок бы я, да нечем… Свищет вихрь в оконной раме,
Голосят коты на крыше, в, синея гребешками,
Индюки внизу шагают в размышленье нелюдимом.

Ну и холод! Пар клубами изо рта. Мороз по коже!
Шапку на уши напялил, пробую локтями стужу.
Как цыган, одетый в бредень, сквозь дыру сует наружу
Палец, чтоб узнать погоду, локти выпростал я тоже.

Быть бы мышью мне — у этой шубка есть, по крайней мере!
Грыз бы досыта я книги и не мерз в норе сегодня.
Мне б жена моя казалась благостной, как мать господня,
Я б дворец сыскал в подполье и превкусный кус в Гомере.

На стенах, покрытых пылью, оплетенных паутиной,
В потолочных балках вижу рать несметную клоповью.
Каково-то им питаться постною моею кровью,
Жить в соломенной подстилке?.. Глянь, процессией аршинной

Вышли, будто на прогулку. Вот ползет смиренно слева
Древняя ханжа-клопиха… Вот проворный франт клопиный…
Он умеет ли французить?.. Вот, с мечтательною миной,
Отдалясь от низкой черни, — романтическая дева…

Вдруг мне на руку свалился черный клоп… «Постой, ни шагу|
Я сейчас тебя поймаю мокрым пальцем!..» Нет, не надо…
Если б к женщине попал он, испытал бы муки ада,
Ну, а мне какое дело? Что терзать его, беднягу!

Кот мурлычет на лежанке… «Подойди сюда, котище!
Покалякаем с тобою, мой товарищ по мытарствам.
Я б, ей-ей, тебя назначил управлять кошачьим царством,
Чтоб ты всласть изведал радость барской жизни, тонкой пищи».

Он о чем теперь мечтает, этот дремлющий лукавец?
Может быть, пушистой дамой очарован, обожаем,
Жаждет бурного свиданья на задворках за сараем,
Где, мяуча, ждет счастливца лучшая из всех красавиц?

Интересно: в царстве кошек тоже был бы я поэтом?
Я вопил бы, словно Гаррик, монологи в слезных драмах,
Днем — валялся б на припеке и ловил мышей упрямых,
По ночам — гейнеобразно вдохновлялся б лунным светом.

Как философ я примкнул бы к пессимистам, не иначе,
В популярных выступленьях доказуя непреложно
Светским барышням и снобам, что в природе все ничтожно,
Что земная жизнь всего лишь только смутный сон кошачий.

Будь жрецом я, возгласил бы в храме вышнего владыки,
Соизволившего кошку сделать на творца похожей:
Содрогнись, о род кошачий, трепещи пред карой божьей!
Сгинет наглый святотатец, не блюдущий пост великий!

Вольнодумцы отвергают глас творца, гремящий в тучах,
Издеваясь над Писаньем, превозносят разум бренный,
Что сулит котам и кошкам власть над тайнами вселенной,
Не страшатся преисподней, ни чертей — мышей летучих.

Отлучаю нечестивцев! О коты! Вам каждый коготь
Для царапанья дается, а усы — для осязанья.
Так зачем же вы стремитесь, бессердечные созданья,
Всеблагое провиденье лапой собственной потрогать?

Время спать, мой друг хвостатый! Оплыла свеча в бутылке,
Через миг огня не станет, да и мыслям отдых нужен.
Нам с тобой приснится счастье, груды денег, добрый ужин.
Ты задремлешь на лежанке, я — на жиденькой подстилке.

Сон иль смерть? — мне все едино, лишь избавь меня от боли,
Осени меня навеки гармоничной тишиною.
Безразлично: жить с клопами, жить с котами и луною
Иль сгинуть; ведь искусство — это нищенство, не боле…

Полуночною порою в обветшалом старом храме,
Там, где теплятся лампады пред святыми алтарями,
Где мерцающее пламя, расстилаясь по земле,
Не дотянется до сводов, утопающих во мгле,

Там, у самого придела, призывая божью милость,
Дева, кроткая, как ангел, на колени опустилась.
На нее в венке невзрачном из отцветших повилик
Смотрит с выцветшей иконы непорочный девы лик.

А в стене горящий факел, он склонился, он дымится,
И смола, за каплей капля из него чадя, струится,
И венок цветов засохших льет нежнейший аромат,
И молитвы светлой девы еле слышно шелестят…

А за мраморным распятьем, где плотнее мрак сгустился,
Кто-то в черном одеянье, словно демон, притаился.
И в глазах его раздумье вековое залегло,
И морщинами изрыто скорбное его чело.

К мраморному изваянью припадает Демон черный,
Рядом с камнем непорочным вьется волос непокорный.
И печальная лампада обронила желтый блик,
Озаряя, осеняя этот гордый, скорбный лик.

Это гений всепрощенья с Демоном мятежным вместе,
Это песня примиренья и призыв к великой мести;
Это он — окутан мраком — у подножия Христа,
И она — у ног Мадонны, непорочна и чиста.

Незапятнанные стены так суровы, так печальны,
Самый мрамор так прозрачен, словно гладь реки зеркальной.
Словно там, за четкой гранью, там, за мраморной стеной,
Та же девушка поникла с той же самою мольбой!..

Так о чем же ты тоскуешь? Почему застыли в муке
Эти горестные очи, восковые эти руки?
Под ресницами густыми ясен твой лучистый взор,
По фате твоей прозрачной млечный выткался узор.

Что же нужно, чтоб ты стала светлым ангелом эфира?
Не хватает только крыльев, звездных крыльев из сапфира!
И в ответ ее молитвам содрогнулась ночи мгла,
К ней объятия простерли исполинских два крыла.

Он уже не Демон злобный, не коварный искуситель,
Он — двойник завороженный, и Защитник, и Хранитель
Как живое отраженье и как тень ее судьбы,
Он с ее мольбой сливает чистые свои мольбы.

Образ темный, образ светлый в сочетание воплощенном;
Но значенье этой встречи не понять непосвященным.
Только здесь, где каждый камень знает горечь слез людских,
Ты увидишь эти крылья и услышишь трепет их!

Так впервые черный Демон, чистой радостью волнуем,
Припадает к светлой деве с негреховным поцелуем.
И впервые утоляет он стремления свои
Сладкой негой утешенья, и смиренья, и любви!
…………………………………………………………..
Кто она? Принцесса-сказка в златозвездной диадеме,
Разливающая радость, обожаемая всеми…
Он — трибун, ведущий к бою тех, в ком ненависть свежа,
Он в изверившихся душах сеет зерна мятежа.

Два начала, два теченья на страницах вечной книги.
Между ними протянулись месяцы, недели, миги.
Но когда хоть на мгновенье повстречаться им дано, —
Два различные начала сочетаются в одно.

И в ее глазах лучистых столько кротости безбрежной,
Столько ласки к тем, суровым, что сверкают так мятежно.
И такое просветленье на его лице худом…
Так далеки и так близки! Так живут один в другом!

Всемогущий повелитель, красотой ее прельщенный,
Предлагал ей трон и скипетр, властию отягощенный.
С тем, чтоб, маленькой рукою властелина руку сжав,
Поднялась она к престолу величайшей из держав.

Но в ответ на страсть монарха в ней душа не всколыхнулась,
И рука ее с любовью к королю не протянулась.
Ей другие слышны зовы и другой влечет алтарь.
Кто владеет сердцем девы? Дерзкий, пламенный бунтарь.

Он призывами своими подымал народ над прахом,
И она за ним следила с тайной гордостью и страхом,
За стремительным полетом этих мыслей боевых
Против черных предрассудков и обманов вековых.

В дни великих революций, весь стремленье и отвага,
Всходит он на баррикады в складках огненного стяга,
И лицо его — как буря, словно молнии — глаза,
Голос — как раскаты грома, как народная гроза.
…………………………………………………………….
В страшном приступе горячки на растерзанной постели
Бледный юноша томится… Лампа светит еле-еле,
Еле светит, еле тлеет ало-желтый огонек…
Пусто, холодно и тесно… Он смертельно одинок.

Ты свой век провел в сраженье неустанно, неуклонно
Против старого порядка, против ветхого закона.
Лишь в последнюю минуту замечаешь, о тоска,
Что конец пути уж близок, а победа далека!

Смерть без веры и надежды! Жизнь отдать борьбе и все же
Не дождаться дня победы, сознавать на смертном ложе,
Что мечты заветной нашей мы вовек не воплотим,
Что обман землею правит и что он непобедим.

Ты, боровшийся за правду долго, искренне и страстно,
Только перед смертью видишь: жизнь разбита и напрасно!
И такой конец ничтожный напряженных ярких дней
Смертной казни тяжелее и загробных мук страшней!

Эти тягостные мысли не дают ему забыться:
— Для чего на бой ты вышел? Чтобы истины добиться?
Сколько веры уберег ты? Где растратил свой покой?
С чем в конце концов остался? — Лишь с гнетущею тоской!

И тогда-то нежный облик в затуманенном сознанье
Возникает светлой девой в серебристом одеянье,
И она, склонясь над ложем, непорочна и чиста,
Поцелуем увлажняет пересохшие уста!

То она! И он впервые, тихой лаской осененный,
Ей заглядывает в очи, примиренный, умиленный,
И, дыханье испуская, успевает прошептать:
— Наконец-то ты со мною! Я успел тебя познать…

Чтобы сбросить гнет неволи, чтобы дать голодным хлеба,
Я всю жизнь свою боролся против бога, против неба,
Но проклясть меня навечно не сумел всесильный бог,
Благодатною любовью осенен мой смертный вздох!