Владимир Маяковский - Стихотворения (1927)

Никто не спорит:
летом
          каждому
                        нужен спорт.
Но какой?
Зря помахивать
                          гирей и рукой?
Нет!
       Не это!
С пользой проведи сегодняшнее лето.
Рубаху
            в четыре пота промочив,
гол
      загоняй
                   и ногой и лбом,
чтоб в будущем
                          бросать
                                       разрывные мячи
в ответ
            на град
                        белогвардейских бомб.
Нечего
           мускулы
                         зря нагонять,
не нам
           растить
                        «мужчин в соку».
Учись
          вскочить
                        на лету на коня,
с плеча
             учись
                       рубить на скаку.
Дача.
         Комсомолки.
                              Сорок по Цельсию.
Стреляют
                глазками
                               усастых проныр.
Комсомолка,
                    лучше
                               из нагана целься.
И думай:
              перед тобой
                                  лорды и паны́.
Жир
       нарастает
                       тяжел и широк
на пышном лоне
                          канцелярского брюшка.
Служащий,
                  довольно.
                                  Временный жирок
скидывай
               в стрелковых кружках.
Знай
        и французский
                                и английский бокс,
но не для того,
                        чтоб скулу
                                         сворачивать вбок,
а для того,
                 чтоб, не боясь
                                        ни штыков, ни пуль,
одному
            обезоружить
                                 целый патруль.
Если
         любишь велосипед —
тоже
        нечего
                   зря сопеть.
Помни,
            на колесах
                              лучше, чем пеший,
доставишь в штаб
                             боевые депеши.
Развивай
                дыханье,
                               мускулы,
                                              тело,
не для того,
                   чтоб зря
                                 наращивать бицепс,
а чтоб крепить
                        оборону
                                     и военное дело,
чтоб лучше
                   с белым биться.

Вена.
         Дрожит
                     от рева медного.
Пулями
             лепит
                       пулеметный рокот…
Товарищи,
                 не забудем
                                   этого
                                            предметного
урока.
Просты
            основания
                             этой были.
Все ясно.
               Все чисто.
Фашисты,
                конечно,
                             рабочих убили,—
рабочие
             бросились на фашистов.
Кровью
            черных
                        земля мокра,
на победу
                растим надежду!
Но
     за социал-демократом
                                         социал-демократ
с речами
               встали
                           между.
— Так, мол, и так,
                             рабочие,
                                           братцы…—
стелятся
               мягкими ковёрчиками.
— Бросьте забастовку,
                                     бросьте драться,
уладим
             все
                   разговорчиками.—
Пока
        уговаривали,
                             в окраинные улицы
вступали
               фашистские войска,—
и вновь
            револьверное дульце
нависло
             у рабочего виска.
57 гробов,
                а в гробах —
убитые пулями
                         черных рубах.
Каждый театр
                      набит и открыт
по приказу
                 бургомистра,
                                      эсдека Зейца.
Дескать,
             под этот
                           рабочий рыд
лучше
          еще
                оперетты глазеются.
Партер
           сияет,
                     весел и чист,
и ты,
        галерочник,
                           смотри и учись.
Когда
         перед тобою
                             встают фашисты,
обезоруженным
                         не окажись ты.
Нечего
слушать
              рулады
                          пенья эсдечьего.
Во всех
             уголках
                         земного шара
рабочий лозунг
                         будь таков:
разговарий
                  с фашистами
                                        языком пожаров,
словами пуль,
                       остротами штыков.

Блюет напившийся.
                                Склонился ивой.
Вулканятся кружки,
                               пену пе́пля.
Над кружками
                       надпись:
                                      «Раки
                                                и пиво
завода имени Бебеля».
Хорошая шутка!
                          Недурно сострена́!
Одно обидно
                     до боли в печени,
что Бебеля нет,—
                             не видит старина,
какой он
              у нас
                       знаменитый
                                           и увековеченный.
В предвкушении
                           грядущих
                                           пьяных аварий
вас
      показывали б детям,
                                       чтоб каждый вник:
— Вот
           король некоронованный
                                                 жидких баварий,
знаменитый
                    марксист-пивник.—
Годок еще
                 будет
                          временем слизан —
рассеются
                 о Бебеле
                               биографические враки.
Для вас, мол,
                      Бебель —
                                      «Женщина и социализм»,
а для нас —
                   пиво и раки.
Жены
         работающих
                             на ближнем заводе
уже
      о мужьях
                     твердят стоусто:
— Ироды!
                с Бебелем дружбу водят.
Чтоб этому
                  Бебелю
                              было пусто! —
В грязь,
            как в лучшую
                                 из кроватных ме́белей,
человек
             улегся
                        под домовьи леса,—
и уже
         не говорят про него —
                                             «на-зю-зю-кался»,
а говорят —
                    «на-бе-бе-лился».
Еще б
     водчонку
         имени Энгельса,
                                   под
                                         имени Лассаля блины,—
и Маркс
             не придумал бы
                                       лучшей доли!
Что вы, товарищи,
                             бе-белены
объелись,
                что ли?
Товарищ,
               в мозгах
                             просьбишку вычекань,
да так,
           чтоб не стерлась,
                                       и век прождя:
брось привычку
                         (глупая привычка!) —
приплетать
                  ко всему
                                фамилию вождя.
Думаю,
            что надпись
                               надолго сохраните:
на таких мозгах
                         она —
                                   как на граните.