Аглаида Шиманская - Антенны

Страх и тревога,
Гоголя «Страшная Месть».
Горя так много,
Что сердцем его не счесть.
Гордые души
В неволе слепые борцы:
«Душно мне, душно!»
Из гроба встают мертвецы.
Не примириться,
И я не такой ли мертвец?
Дайте напиться,
И мне угрожает конец.
Ты ль Катерина,
Голубкой влетела в окно?
Мы ли слились в одно
Нашей душой, Катерина?

Не вышло ничего, коса скосила
И травы сочные, и нежные цветы.
Надежду в сердце долго я носила
И слово устаревшее «мечты».

Мы с этим словом вместе постарели
Мечта, мечта, подруга скорбных дней,
Пускай с тобой взлететь мы не сумели,
Но не забыть мне красоты твоей!

Если б я могла, как ты, родная
Счастья пожелать, где я была несчастна,
Но кому нужна страна чужая,
Пусть она по-своему прекрасна?

Полюбить душа ее не может,
Русская душа, любовью русской,
Мне цветок с родных полей дороже
Пышной розы на земле французской.

Здесь березка — палочка слепая,
Небо — как не вымытые окна, —
Где-то русская снежинка тает
И платок от слез намокнет.

Сорвался лист, летит в смятеньи,
Он солнцем был согрет,
Холодный ветер дует вслед,
Бросает ночь косые тени.

Он падает и вновь несется,
В пространстве тонет не дыша —
Так улетит моя душа,
Так нежность где-то оборвется.

Давно, давно — а, может быть, приснилось —
Земли иной рождественская ночь:
Мороз, сугробы и такая милость,
Что и века не могут превозмочь.

Звезда горит, ее с небес достали
И с пеньем дети носят по домам.
В сердцах еще не ведая печали,
Они благую весть приносят нам.

Россия. Русь. Страна моя родная,
Ты в мальчике с рождественской звездой
Все та же, та же — скорбная, святая,
Слезами, кровью грех смываешь свой.

Звезда горит, горит звезда Христова
И память не умеет мне помочь —
Давно… во сне… а, может быть, и снова
Несут звезду в рождественскую ночь?

Знакомый дом. Его мне жаль,
Он в одиночестве тоскует.
Окно печально смотрит в даль
И светом больше не ликует.
Пустые стены, тишина,
Но скрыты тайны здесь живущих.
Когда-то… и часов бегущих
И память дома им верна.

Ушли, покинули, забыли…
Возможно ль? После стольких лет,
Где счастливы, быть может, были,
Где вдохновеньем жил поэт.

Но мчится время роковое
И ничего не изменить.
О, это «Странствие Земное»
Страниц бесценных не забыть.

Они и радостью, и горем
В душе созвучие найдут, —
А «Паруса» над Черным морем
Привет по волнам донесут.

Зацепиться за что попало:
За пустой разговор, за стук,
За пожатье шершавых рук,
За письмо, за утренний чай,
За рукав, за собачий лай,
Все равно, если глупо и мало, —
Зацепиться за что попало,
Чтобы жить!

За трапезой справляют Праздник.
Христос Воскресе отзвучало.
Вновь суетность беседы праздной
И все опять пойдет сначала.

Дни покаянья и прощенья
За рюмкой водки позабыты.
Не жди, не будет утешенья,
И двери для тебя закрыты.

А в церкви темной над распятьем
Лампада скорбно догорала,
Младенца, заключив в объятья,
Святая мать благословляла.

Вечность, вечность, страшней тебя нет —
Столько миллионов, миллиардов лет!
Вечность, как гибель, как буря, как пламень,
Мне б превратиться для вечности в камень —
Камнем у моря иль камнем могилы,
Розовым камнем мраморной виллы…
Что ж, если ты на дороге булыжник,
Если тебя не узнает твой ближний,
Что ж, если станешь камнем в аду?
Камнем в аду или камнем в раю?
Камень на камне — лучше, верней…
Вечности, вечности нет страшней!

Они воскресли. Время возвратилось.
Из гроба встали, побрели домой.
И Гиппиус с Бердяевым простилась,
Забыв и смерть, и вечность, и покой.

Живые с мертвыми в одно смешались
И дышат, ходят, заново живут,
Как будто никогда не разлучались
На чашку чая снова позовут.

Собрания и те же разговоры,
О «самом главном» — кто-то говорит.
Закройте окна, затяните шторы,
Его мы будем слушать до зари!

Лорнет у дамы с тонкими руками,
Она кивает, голову склоня:
— «Мы, кажется, давно знакомы с вами?»
— «О нет, о нет, вы спутали меня».

— «Не все ль равно, что вы или другая»?..
И с места встав, уходит в зеркала.
И я сама, как будто не живая,
Из мира призраков сюда пришла.

А если не на радость воскресенье
Земной не нарушается закон
И угрожают гибель, разрушенье?
— «Оставьте, милая, ведь это сон».

Сверкают звезды и бросают искры
На шар вращающийся — мир земной!
А человечек маленький и близкий
Мне говорит, что «глобус голубой»,

Что он живет среди «сырых туманов»,
Ах, сказка — вымысел и сказка — быль
В невидимых, недостижимых планах
Нам сыплет, сыплет золотую пыль.

Окно выходит прямо в небо
И звезды в комнате горят.
Простор. И комната и небо
Одеты в голубой наряд.

Не ветки, а живые руки
У липы женственной в цвету
И ласточки из стран далеких
Привет бросают налету.

Весна и лето — две подруги
С волшебной палочкой в руках,
Любовь — на год, на три, навеки —
Как это выразить в словах?

В огне сгоришь, в воде потонешь,
Иль просто-напросто умрешь,
К чему опять в минорном тоне
Стихи писать, ценою в грош?

А он, вот, этот грошик медный,
Из кошелька глядит на свет,
Такой же точно, как и бедный
И обездоленный поэт.

А день как все, ничем не хуже
И даже, кажется, теплей.
Смотрю, — а под ногами, в луже
Сиянье солнечных лучей.

Игра, — одна игра — и только!
Давайте будем веселей,
Давайте протанцуем польку
В сияньи солнечных лучей…

В бедности тоже прелесть своя.
Добрая нитка пришьет и зашьет.
Старая кофточка — память моя,
Свечка и светит, и слезы прольет.
Хлеба кусочек, как золотой,
Комната, келья, божий приют,
Тени мне машут легкой рукой,
Мышка скребется. Люди живут.

Деревья спят. Какая радость.
Опять мои друзья со мной.
Ведь это далеко не малость
Глядеть на сад, пусть он чужой.

Глядеть из своего окошка
И поутру, и в час любой.
Влетела крохотная мошка —
Какое чудо быть такой!

Цветочек распустился красный,
Он дышит, светит, он живой.
И только человек напрасно
И неуклюжий, и большой.