Николай Морозов - Стихотворения
Перед судом
Приумолкла тюрьма,
Всюду тишь и покой…
И царит над землёй
Полусвет, полутьма.
Что-то мрачно глядит
Нынче келья моя…
Хоть послушаю я,
Громко ль сердце стучит…
Чу!.. За дверью идут,
Слышен говор людей…
Близок час, – поведут
Нас на суд палачей.
Но ни просьб, ни мольбы
И в последний наш час
Наши судьи-рабы
Не услышат от нас!..
Пусть уныла тюрьма,
Пусть повсюду покой,
Пусть царит над землёй
Полусвет, полутьма,
Но и в этой глуши,
Где так долги года,
Нашей вольной души
Не сломить никогда!
Чу! в тиши гробовой
Снова слышны шаги,
Приходите ж за мной
Вы скорее, враги!..[9]
Цепи
Скованы цепи…
Кто же их будет носить?
Взятый ли в степи
Беглый, уставший бродить?
Вор ли, грабитель,
Схваченный ночью глухой?
Или служитель
Братства идеи святой?[10]
Борьба
Могучее слово
Во мгле прозябанья
Свет истины новей
Приносит в сознанье
Немого раба.
По гордую силу,
И твёрдую волю,
И мощь – до могилы
Не падать в неволе —
Даёт лишь борьба.
Пред грозной борьбою
За свет бесконечный
Над дольней землёю
Царящее вечно
Насилье бежит.
Лишь в битве с врагами,
В годины невзгоды,
Великое знамя
Вселенской свободы
Народ водрузит.
Ночью
Всё тихо. Небесных светил мириады
Мерцают в лазурной дали.
Широкою тенью легли
По Волге прибрежных обрывов громады…
В равнинах и звери, и птицы, и гады
Умолкли и в норы ушли.
О, как хорошо средь природы живётся!
Тепло и спокойно везде…
Всё спит на земле и в воде…
Лишь только на мельнице шум раздаётся
И грустная песня от барки несётся
О горе, о вечном труде…
За рощею видны фабричные своды
Да окна трактира блестят.
И в сердце вливается яд:
«Одни только пасынки вольной природы,
Не ведая счастья, не зная свободы,
Одни только люди не спят!..»
О люди! Среди бесконечного мира,
Где нет ни рабов, ни царей,
В тиши этих чудных ночей,
Вы – чуждые гости средь чуждого пира…
Вселенная – царство свободы и мира,
А вы – достоянье цепей…[11]
Милый друг, безумно смелый,
Честный и живой,
Быстро время пролетело
Наших встреч с тобой!
Если я к тебе, бывало,
Мрачный приходил
И, подавленный, усталый,
С грустью говорил
О тоске невыносимой,
Что людей гнетёт
В этой жизни нестерпимой
Горя и невзгод, —
Ты рассеянно молчала,
Слушая меня,
И скучала, и зевала,
Сон едва гоня.
Но когда в порыве новом
Речь я заводил
О борьбе с врагом суровым
До последних сил,
Снова клялся за свободу
Душу положить
И врагам за все невзгоды
Братьев отомстить, —
Все черты твои светлели, —
Нет следа тоски!
И глаза твои горели
Словно огоньки…[12]
Тайное собрание
Написано совместно с Д. К.
Уж как в Третьем отделенья,
По царёву повеленью,
Храбрый Дрентельн-генерал
Всех жандармов собирал.
Чтоб царю служили смело,
Наливал по рюмке целой,
По полтиннику дарил,
«Эй, ребята! – говорил. —
Подозрительные лица
10 Появилися в столице,
И бунтуют, и мутят,
И царя убить хотят!
Уж вы, синие мундиры!
Обыщите все квартиры.
Мной на то дана вам власть —
Знай тащи, ребята, в часть!
Если где сопротивленье —
В зубы бей без рассужденья.
Сам, мол, Дрентельн-генерал
20 Отвечает за скандал!»
Но, исполнены печали,
Голубые отвечали:
«Ах, отец ты наш родной,
Предводитель удалой!
Показали бы примерно,
Как тебе мы служим верно,
Да сумнительно, вишь, тут —
Сохрани господь – убьют!»
На такое заявленье
30 Молвил Дрентельн без смущенья:
«Стой, ребята, не страшись!
Вот перцовка – подкрепись!
Дам на каждого две роты
Государевой пехоты,
Казаков прибавлю взвод —
Знай подталкивай вперёд!..
Всем отрядом, душ хоть в триста,
Двиньтесь вы на нигилиста,
Навалитесь на него —
40 И не пикнет ничего!»
Тут жандармы ободрились,
Усмехнулись, поклонились,
И ответил бодро всяк:
«Ладно будет, коли так!
Уж послужим мы престолу,
Уничтожим мы крамолу,
И всем недругам твоим
В кровь мы зубы раздробим!»
И пошли у нас в столице
50 Рыскать синих вереницы;
Хочет доблестная рать
Целый Питер обыскать![13]
Завет
П. С. Поливанову
Когда овладеет душою печаль,
Ты вспомни, что скрыта грядущего даль
В тумане от нашего взора,
Что жизнь наша часто страдании полна,
Но вдруг озаряется счастьем она,
Как полночь огнём метеора.
Не надобно в жизни излишних вериг!
Ведь каждый мучительно прожитый миг
На близких тебе отзовётся!
Всецело должны мы для ближнего жить,
Должны для него мы себя сохранить
И бодро с невзгодой бороться!
В тяжёлые дни испытаний и бед
Даёт нам Вселенная вечный завет,
Который гласит всем скорбящим:
«Во имя надежды, во имя любви,
В несчастье грядущим и прошлым живи,
А в счастье живи настоящим!»[14]
Там, средь движенья
Вечных систем мировых,
Нет треволненья
Бурь и страданий земных.
Здесь же народы,
Вечно в цепях и крови,
Ищут свободы,
Правды, добра и любви…[15]
На границе
И вот опять она, Россия…
Опять и церкви, и кресты,
И снова вижу на пути я
Следы старинной нищеты.
Опять жандармские ливреи
Цветами яркими блестят,
И выраженье: «Мы – лакеи!»
Черты опричников хранят.
Опять насилия и слёзы…
И как-то чудится во мгле,
Что даже ели и берёзы
Здесь рабски клонятся к земле!..[16]
Под поэтами-телеграфистами
(В нижнем этаже шлиссельбургских камер)
Я в камере моей – как в лондонском тоннеле,
Где мощная река несётся в вышине.
Безмолвно целый день лежу я на постели
В задумчивых мечтах, в спокойном полусне.
А там, над головой, гремящие потоки
Лирических стихов несутся надо мной,
Бушуют и шумят рифмованные строки
И хлещут в стену мне грозящею волной.[17]
Светоч
Искал он к правде путь далёкий
В юдоли лжи и пошлых дел.
Его окутал мрак глубокий,
А с неба светоч не горел.
Но в мире гнёта и стяжанья,
Где трудно к истине идти,
Он видел в трепетном сияньи
Могилы павших на пути…
И с них любви нетленный пламень
Ему дорогу осветил,
И не споткнулся он о камень
В хаосе зла и тёмных сил…[18]
Людмиле Волкенштейн
Полна участья и привета
Среди безмолвия и тьмы,
Она сошла, как ангел света,
Под своды мрачные тюрьмы.
Была чарующая сила
В душе прекрасной и живой,
И жизнь она нам обновила
Своей душевной чистотой.
В глухой тюрьме она страдала
Среди насилия и зла,
Потом ушла и не узнала,
Как много света унесла.
Есть в мире души, – их узнаешь
Лишь в дни гонений и утрат,
Но мир за них благословляешь
И жизнь за них отдать бы рад![19]
Вере Фигнер ко дню рождения
Пусть наш привет твои невзгоды,
О милый друг мой, облегчит!
Пусть пролетит сквозь эти своды
И светлым ангелом свободы
Тебя в темнице посетит!
И пусть за годы испытанья,
Как в ясный вечер после бурь,
Увидишь ты конец страданья,
И в блеске чудного сиянья
В грядущем вечную лазурь![20]
Прости
Посвящено Вере Фигнер при увозе её из Шлиссельбургской крепости
Пусть, мой друг дорогой, будет счастлив твой путь
И судьба твоя будет светлей!
Пусть удастся с души поскорее стряхнуть
Злые чары неволи твоей!
Скоро, милый мой друг, вновь увидит твой взор
Лица близких, родных и друзей,
(Окружит тебя вновь беспредельный простор
И раздолье лугов и полей!
Ночью встретят тебя и развеют твой сон
Миллионами звёзд небеса,
И увидишь ты вновь голубой небосклон,
И холмы, и ручьи, и леса!
Всё, чего столько лет ты была лишена,
Что в мечтах обаянья полно,
Вдруг воскреснет опять, и нахлынет волна
Прежних чувств, позабытых давно!
Пусть же, милый мой друг, будет счастлив твой путь,
Скоро будешь ты снова вольна,
И успеешь усталой душой отдохнуть
От тяжёлого долгого сна![21]
Снежинка