Габриэла Мистраль - Избранные стихи
Иду я, отвратясь от модниц городских, -
И тенью и стихом, -- вслед за тобою в поле.
Перевод И.Лиснянской
5. Бесплодная женщина
Если нет на коленях в подоле у женщины сына,
чтобы в недра ее детский запах проник и тепло,
то вся жизнь провисает в руках ее, как паутина, -
легковесная с виду, а душу гнетет тяжело.
Видит в лилии сходство с височком младенца: "невинный
ангелок, не пробьешь ты головкою даже стекло,
а тем более лоно с алмазной его сердцевиной,
о тебе я молилась, мой ангел, да не повезло".
И не будет восторг ее в детских глазенках повторен
никогда. Так на что ей мотыга, коль в почве нет зерен? -
и иссякнет огонь ее глаз, как огонь сентября.
Слышит ветер она в кипарисах с удвоенной дрожью,
а столкнется с беременной нищей, чье лоно похоже
на тучнеющий хлеб перед жатвой, -- стыдится себя.
Перевод И.Лиснянской
6. Ребенок остался один
Услышав тихий плач, свернула я с дороги,
и увидала дом, и дверь его открыла.
Навстречу -- детский взгляд, доверчивый и строгий,
и нежность, как вино, мне голову вскружила.
Запаздывала мать -- работа задержала;
ребенок грудь искал -- она ему приснилась -
и начал плакать... Я -- к груди его прижала,
и колыбельная сама на свет родилась.
В окно открытое на нас луна глядела.
Ребенок спал уже; и как разбогатела
внезапно грудь моя от песни и тепла!
А после женщина вбежала на крыльцо,
но, увидав мое счастливое лицо,
ребенка у меня она не отняла.
Перевод О.Савича
7. Пытка
Уж двадцать лет, как в грудь мою вложили -
ее рассек кинжал -- огромный стих, встающий, словно в море
девятый вал.
Я покорилась, но его величье
меня лишает сна. Устами жалкими, что лгали прежде,
я петь должна?
Слова людей и немощны и смертны,
нет жара в них, как в языках его огня и в искрах
его живых.
Кормясь моею кровью, как ребенок,
он всю меня связал, но ни один ребенок столько крови
у женщины не взял.
Ужасный дар! От этой пытки впору
всю ночь кричать! О, пощади, вонзивший стих мне в сердце, -
позволь молчать!
Перевод О. Савича
8. Будущее
Зима накатится комом,
навеет на душу грусть,
и станет мир незнакомым,
печальны песни -- и пусть!
Мой лоб, утомлен и жалок,
уронит легкую прядь.
О дух июньских фиалок,
как больно ими дышать!
У матери под гребенкой
белей завьется зола,
и я не дождусь ребенка,
которого так ждала.
Подарим старым могилам
грядущее, день за днем,
застынем над прахом милым
безумье да я -- вдвоем.
Окликнутый без ответа,
размыты твои черты!
В распахнутом царстве света
совсем растворишься ты.
Перевод Н.Ванханен
9. Кредо
Верую в сердце мое, в эту ветку душистую, -
Дышит Господь на нее и колышет в тени,
Жизнь наполняет дыханьем любви, и становятся
Благословенными дни.
Верую в сердце мое, ничего не просящее,
Ибо в мечтанье причастно оно высоте,
И обнимает властительно все мирозданье
В этой высокой мечте.
Верую в сердце мое, что в глубины господние
Раны свои погружает, слагая напев,
Чтоб, как дитя из купели живительной, заново
Выйти, для счастья прозрев.
Верую в сердце мое, наделенное трепетом, -
Ведь вразумил его Тот, кто волнует моря,
Вот и живет оно первоначальною музыкой,
Ритмы прибоя творя.
Верую в сердце мое, что рукой нещадящею
Я выжимаю на холст бытия, чтобы он,
Красками крови окрашенный, был в одеяние
Огненное превращен.
Верую в сердце мое, что любовью посеяно, -
На борозде бесконечно взошло, как зерно.
Верую в сердце мое: хоть всегда изливается,
Но не пустует оно.
Верую в сердце мое, что не будет источено
Жадным червем, ибо смерти затупится суть.
Верую в сердце мое, ничего не таящее,
В сердце, склоненное грозному богу на грудь.
Перевод И.Лиснянской
10. Мои книги
Жильцы дубовых полок, безмолвны ваши страсти,
как вы красноречивы, хотя молчите глухо,
хранительницы смысла, целительницы духа,
исполненные скорби, дарующие счастье!
Под тяжестью вседневной согбенная устало,
я с наступленьем ночи сумею распрямиться:
поглажу переплеты и угадаю лица,
и мне кивнут с улыбкой все те, кого не стало.
Кипят псалмы Давида разливом жаркой лавы,
и в огненную бездну я сердце окунаю,
о Библия, едва ли найдется даль иная,
чьи вечные просторы настолько величавы!
Ты лучших в этом мире своим вином вспоила.
Несокрушимый стержень и твердая основа.
Когда я повторяю твое святое слово -
ко мне опять приходят спокойствие и сила.
Бессмертный Флорентиец был первым человеком,
разбередившем сердце своим протяжным стоном -
во мне его дыханье, как в тростнике зеленом,
и я плыву доныне по алым адским рекам.
Идя сквозь дым и пламя, томясь по розам сада,
с гортанью пересохшей, безумная от жажды,
на цветники Ассизи я набрела однажды,
и освежила губы нездешняя прохлада.
К Франциску из Ассизи меня вела дорога,
он вышел мне навстречу, бесплотный, как туманы,
целуя чаши лилий, гноящиеся раны,
в любом явленьи божьем целуя имя Бога.
Мистраль, певец Прованса! Я помню и поныне
земли разверстой комья, пьянящий запах пашен.
Взгляд девочки влюбленной беспомощно-бесстрашен
и суждено ей сгинуть в обугленной пустыне.
И ты, Амадо Нерво, сладчайший голос горлиц,
из выжженного сердца невынутое жало.
Цепочка гор далеких ломалась и дрожала,
когда я вдаль глядела, от строчек не опомнясь.
О доблесть книг старинных, о ветхая бумага,
ты не сдаешься тленью, чтоб утолять печали.
Иов, как прежде, страждет, и безответны дали,
и жив Фома Кемпийский, и горечь, и отвага!
Как Иисус, свершая свой крестный путь с любовью,
вы раны отирали стихом, и ваши лики
на книгах проступили, и платом Вероники
глядит творенье -- роза, запекшаяся кровью!
Целую ваши губы, ушедшие поэты!
Вы стали горстью пыли, но остаетесь рядом,
спеша меня ободрить и голосом, и взглядом,
и вечным кругом лампы мы в сумраке согреты.
О мертвые, вы с нами во славе бестелесной!
Прильну во мраке ночи к распахнутым страницам -
к глазам неутоленным, сожженным страстью лицам,
скипевшимся во прахе, в земле глухой и тесной.
Перевод Н.Ванханен
11. Капля желчи
Не пой, не пой! - всегда останется
на языке твоем горчица, -
та песня, что должна родиться.
И не целуй! -- всегда останется
твой поцелуй, -- что за проклятье! -
не в сердце, а поверх объятья.
Молись, молись, -- молитва сладостна,
но слаб язык, -- воскликнешь: "Отче!" -
да не уйдешь от вечной ночи.
Смерть милосердной не зови ты! -
в ее объизвествленной плоти
кусочек нерва все ж останется, -
почувствуешь, как давит камень
на прах твой да и на червей,
что так живучи и не сыты,
хоть смертью кормятся твоей.
Перевод И.Лиснянской
12. Грустный Бог
Под ветхий шорох осени-калеки,
где дряхлость рощ прикрыта желтизною,
я подымаю горестные веки,
и мой Господь встает перед мною.
Глухих часов медлительные слезы,
кармин листвы и золото заката.
Осенний Бог забыл псалмы и грозы,
в его глазах смятенье и утрата.
И мнится мне, что Тот, в огне и громе,
воспетый слепо, с опьяненьем страсти,
едва ли есть; да есть ли кто-то, кроме
того, кто сам нуждается в участьи!
Поблекли щеки, руки ослабели,
а в сердце -- рощей стонет непогода,
туманный взгляд не достигает цели,
и нас Ему не видно с небосвода.
И я из человеческого ада
иду к Нему с молитвой небывалой:
-- Верь, Отче наш, нам ничего не надо,
наш всемогущий, хрупкий и усталый!
Перевод Н.Ванханен
Боль
13. Встреча
С ним я встретилась на тропинке,
Речка спящая не пробудилась,
Не раскрыл шиповник бутоны,
А душа моя вдруг раскрылась, -
И у женщины потрясенной
Все лицо залито слезами!
Шел и нес на губах веселых
Он свою беспечную песню.
А взглянул, и мне показалась
Песня глубже глуби небесной,
А тропинка мне показалась
Странной, словно во сне бессвязном, -
Неспроста на рассвете алмазном
Все лицо залито слезами!
Напевая, прошел он дальше
И унес мой восторг с собою...
Цвет шалфея на стал синее, Н
е вознесся в небо с мольбою.
Ну и пусть! Ведь воздух пронизан
Потрясенной моей душою.
Хоть меня и никто не унизил,
Все лицо залито слезами.
Нет, не он у зажженной лампы
Просидел всю ночь одиноко, -
Спал, и грудь его не щемило
От тоски моей беспросветной,
Но, быть может, во сне глубоком
Обступал его запах дрока,
Потому что у женщины бедной
Все лицо залито слезами!
