Илья Британ - Богу

Не выплаканы слёзы, и песни не допеты,
Не высказаны думы, и брошен светлый путь,
И замер как-то жутко без всякого ответа
Призывный шепот сердца, и глухо ноет грудь.

Закат мой так печален, любовь так далека мне,
Я — раб самообманом отравленных минут,
Я лгал земле и небу, и на могильном камне
Об этом не забудут, а после — проклянут.

Печаль моя безмерна от самой колыбели;
Растратив рано душу, я рано изнемог.
Всё прожито без смысла, сгорело всё без цели, —
И не простят мне люди, и не простит мне Бог!

Лишь только погаснут унылые свечи,
Я буду томиться, не зная покоя, —
И снова послышатся милые речи,
И кто-то обнимет дрожащей рукою…

И губы потянутся вновь к поцелую,
Захочется плакать, упасть на колени,
И сердце забудет про муку былую
И станет молиться обманчивой тени.

Чьи волосы нежат мой лоб, мои щёки?
О, кто ты? не хочешь… не смеешь назваться?
Чей голос мне шепчет такие упрёки,
С которыми смертный не в силах расстаться?

Весь мир так ничтожен, так жалок, когда я
Томлюсь в ожидании призрачной встречи:
Я счастлив до боли, я счастлив, страдая,
Лишь только погаснут унылые свечи…

Стою один. В душе — укор,
Тоска владеет мной.
А там — безмолвный разговор
У звёзд идёт с луной.

Ушла любовь. Во мне горит
Сомнений чёрный луч.
А сверху сумрачно глядит
Громада серых туч.

О, кто же там, и что со мной?
Кто так безумно строг?
Иль только бред души больной
Какой-то добрый Бог?

Стою один. Молчат уста,
И- чувствую теперь,
Что даль небесная пуста,
А я — забитый зверь…

О себе продумал до утра я
В полусне, измученный кошмаром:
Чётки дней своих перебирая,
Видел жизнь, растраченную даром.

Много слов и жестов, как на сцене,
Много грёз и сказок, будто в книге:
Как паяц, я падал на колени,
Как поэт, я ткал узор интриги.

Всё ушло бессмысленно и мимо,
Чёрный стыд вонзил мне в душу жало,
Слёзы прочь согнали краску грима,
Сердце верить в Бога перестало.

В полусне, в бреду, с судьбою споря,
О себе продумал до утра я:
Вспомнил много лжи и мук, и горя,
Чётки дней своих перебирая…

Тоска… Тоска… Тоска! О, Боже мой, доколе
Я буду под ярмом у этой ведьмы злой!..
Довольно! Много слёз и много, много боли
Изведала душа. Долой тоску, долой!..

Чего, не знаю сам, ищу я жадным взором,
Ловлю какой-то звук, а он давно погас;
Мне скучно меж людей, — внимая вашим ссорам,
Я чувствую всегда, как я далёк от вас.

Люблю я… Но кого — мой ум решить не может:
Себя я потерял в раздумьи о себе ж,
И демон пустоты меня, скитальца, гложет,
И хочется уйти за жизненный рубеж.

И только иногда, в минуты вдохновенья
Богиня красоты мне родственно близка, —
А там опять идут позорные сомненья,
И властвует над всем тоска… тоска… тоска!

Хлопья мокрого снега. Уныло гудят провода.
Никого. Я — один, не считая подруги — печали.
Помню, как-то давно здесь ходил я с тобой, и тогда
Эти светлые звёзды нас тайно от всех обвенчали.

Так же было темно, так же пусто вокруг, и на нас
Так завистливо старые серые стены глядели;
Помню, где-то вдали, вдруг фонарь, задохнувшись, погас;
Помню это молчанье, — без слов говорить мы умели…

Я и ты… мы — одно! Миг великого чуда настал, —
Оттого, может быть, всё вокруг этой ночью молчало;
Нам казалось, что мир это только — для нас пьедестал,
Мы же — сердце Вселенной, ее и конец и начало.

О, тогда и теперь! Так всё гибнет, как вешний цветок,
И над всем торжествует проклятое жало измены, —
Оттого, может быть, мрак сегодня безумно жесток,
Оттого, может быть, так ликуют, злорадствуя, стены.

И воскреснет ли то, чем я жил и горел? Да иль нет?
Неужели в насмешку нас звёзды тогда обвенчали? —
Я не знаю… Чу, близится серый, холодный рассвет.
Никого. Я — один, не считая подруги — печали…

Влачит устало воды дряхлый Ганг.
Мир спит, угас… И смертных не жалея,
Навек замолк Синай. Поник Олимп.
Пуста, мрачна, беззвездна Галилея…

И смех, и слёзы без ответа.
Конец, начало где пути?
На свете нет ни искры света,
И мира в мире не найти…

Покой сгорел. Ясна мне истина:
Конец — не цель, любовь — не свет,
Смерть так живит, а жизнь убийственна,
И тесен мир, и Бога нет!..

Молчанье, стон ли, дождь иль радуга,
Червяк… звезда — не всё равно ль!
Желать на миг, желать ли надолго:
Всё тот же сон, всё та же боль!..

День… месяц… год… о, люди, горе вам,
Всегда, везде одно и то ж:
Мечта царит во сне лазоревом,
А наяву хохочет ложь!..

Да лжёт ли ложь? правдива ль истина?
Кто разгадает? Где ответ?.. —
Смерть так живит, а жизнь убийственна,
И тесен мир, и Бога нет!..

Отчего так могильно молчит эта ночь?
Отчего я себя не могу превозмочь?
Отчего нет во мне ни конца, ни начала?
Отчего спит душа, и любовь замолчала?

Мы тоскливо бродим,
Край пройдя за краем:
Не искав — находим,
В поисках — теряем.

Брошей кров родимый,
Скучно нам, устали:
К цели не пришли мы
И дойдем едва ли.

Верную дорогу
Знали и забудем:
От людей ли к Богу,
Иль от Бога к людям.

Где отгадка стонам, —
Здесь иль за могилой?..
О, как тяжело нам…
Господи, помилуй!..

Все-то надоскучили… всё-то я грущу…
Думушки измучили, — всё тебя ищу…

Что мне люди здешние! Что мне ласка их! —
Где ты, солнце вешнее, — в странах ты каких?

Встречу песней-пляскою: только появись…
Ах, замучу ласкою… Где-ж ты? Отзовись!..

Сердце точно сковано, взятое в полон…
Спишь ты? Заколдована? — я развею сон!

Аль Кащеем схвачена? — я освобожу! —
Будь, что предназначено: душу положу…

Аль в могилу спрятана старою Ягой?
Аль за кем сосватана? — люб и мил другой?

Аль людьми гонимая, горем извелась? —
Нет, моя любимая, ты… не родилась.

Тройкою диких шальных лошадей
Правит лихой разудалый возница.
Мчи меня прочь от домов, от людей
Быстро, мой милый, как вольная птица!

Душно мне! Медленный яд отравил
Жадное сердце и хищную волю;
Всё, что мне близко, давно разлюбил  —
Мчи же скорей по широкому полю!..

Что-ж ты в сомненьи? — Дорога? эхма,
Всю то я жизнь проплутал без дороги!..
Мчи, где попало! Чай, день ведь, — не тьма…
Всё нипочём, коли крепкие ноги…

Только б забыться… стряхнуть с этих плеч
Тяжесть проклятую прошлых страданий,
Душу безумьем да страстью увлечь,
Трепетом чудным пьянящих желаний!..

Господи… снова я что ли живу?..
Эх, кабы чёрным орлом обернуться…
Эх, кабы к солнцу… туда… в синеву…
Эх, кабы к людям назад не вернуться!..