Коллектив авторов - Поэтический форум. Антология современной петербургской поэзии. Том 1

Печален, тих мой родовой исток,
Бывал и оживлён, но не был весел.
Полутораэтажный городок,
Затерянный в глубинке русских весей.

Здесь график перемен не слишком част,
Поэтому людьми ещё осилен.
России неотъемлемая часть,
И всё в ней, словно в зеркальце России.

Как и везде, здесь обесценен труд,
Дороги, мягко говоря, не гладки;
По должности чиновники крадут,
Согласно рангу получают взятки.

И рынок здесь пока ещё – базар:
Товару – тьма, особенно съестного,
Глядишь – и разбегаются глаза,
Но свой товар дороже привозного.

Быть нищим среди нищих не с руки —
Просящих нет, но есть смиренье в лицах.
У новых русских здесь особняки
Чуть поскромнее, нежели в столицах.

Здесь для полезных дел большой простор,
Осознавай и пролагай дорогу.
И старый воронихинский собор
Почти что восстановлен. Слава Богу!

Я весенний, но радуюсь лету.
Много рек на веку я встречал.
Не спешу переплыть только Лету, —
Говорят, там – последний причал.

Да и где она, мрачная Лета?
Кто ответит на сложный вопрос?..
Может, нету? А может быть, эта,
На которой родился и рос?

С удовольствием жизнь продолжая
Среди внуков и взрослых детей,
Каждый год я сюда приезжаю,
Тихо радуюсь лету и ей.

Что всё та же, не уже, не шире;
Так же в лодках сидят рыбаки…
Только нету уже в этом мире
Деда Шурки, любимца реки.

Тихую пристань с застойными лужами
Не принимала натура моя.
Я уходил,
Звоном сердца разбуженный,
В дальнюю даль,
В голубые моря.
Там, вспоминая село своё издали,
Миль и годов перейдя рубежи,
Грезил я в снах деревенскими избами,
Запахом сена и скошенной ржи.
Где ж вы, моря?
Злой судьбиной непонятый,
Приобретя нежеланный уют,
На коммуналок обойные комнаты
Я променял непохожесть кают.
Жизнь продолжается.
Новыми ветрами
Парус надраил натруженный шкот.
Грежу я в снах золотыми рассветами,
Запахом моря далёких широт.

Пароход неторопко отчаливал.
Добрались. Вот и выпить предлог.
Правый берег, крутой до отчаянья,
Левый – низменен и полог.

У есенинского истока я.
Широка, раздольна Ока,
К маме Волге спешит, светлоокая,
А над ней – в никуда – облака

Над лугами плывут, рассеяны,
Где в свободном размахе легки,
Косят сено соседи Есенина,
В новом веке его земляки.

В том краю, где несказанно тихо,
Где плывут неспешно облака,
Пахнут мёдом клевер и гречиха,
Служит звёздам зеркалом река.
Там огромны яблоки, арбузы,
А крапива высотой с избу.
В том краю ещё до встречи с Музой
Составлять слова я стал из букв.
Там волшебна каждая росинка —
Ороси усталое лицо.
До сих пор там бродят по тропинкам
Бунина Никитин и Кольцов.
Ивушка над речкою склонилась,
Слушает распевы соловья…
Потому и Муза появилась —
Ей по нраву Родина моя.

В деревьях красота Земли,
Во что бы их ни нарядили.
Едва каштаны отцвели —
Как заневестились рябины.
Весною всё цветёт. Цветы
Порой теряются друг в друге.
Но нет милее красоты,
Предшествующей снежной вьюге.
Листвы наряд ветрами взят,
Но мы их и без листьев любим.
Вон грозди сочные висят:
Пернатым – корм
И радость – людям.
Их в ожиданье зимних снов
Дожди бьют струями рябины.
Весна – красна.
В ней – всё красно,
А в осени – одни рябины.

Здесь озёра с брусничной каймой,
Здесь полночные сумерки серы.
Здесь зверел от бессилья конвой
Перед тихим величием веры.

Там, где вянет от соли трава,
А на лицах – солёная влага,
Как белухи, плывут острова
Соловецкого архипелага.

Звякнет колокол в монастыре,
Не встревожив белёсые дали.
Я стою на Секирной горе,
Где от боли берёзы кричали.

Здесь теперь тишина и покой,
Зверобой у заброшенной бани.
И тропинка под самой горой
Пахнет прелой листвой и грибами.

Но я вижу, как бьются костры,
Но я знаю – в осенние ночи
Здесь из леса выходят кресты
На размытый суглинок обочин.

И стоят вдоль дороги стеной,
И под тяжестью неба не гнутся,
И бессильно звереет конвой,
И не может до нас дотянуться.

Наша совесть не вправе стареть,
Если небо ложится на плечи.
Я стою на Секирной горе
Над распятой бедой человечьей.

И надежда рождает слова,
От которых дымится бумага.
И плывут подо мной острова
Соловецкого архипелага.

Здесь ночью очень холодно,
Здесь мысли – как зола.
Хрустит слепая молодость
Обломками стекла.

Бросает листья рыжие
В предутреннюю дрожь.
Здесь без любви не выживешь
И от любви умрёшь.

Мы ищем, словно милости,
Тепла в чужих глазах.
Кричим, не в силах вынести
Непониманья страх.

Мы алчем, будто пьяницы,
Но горек этот мёд.
К кому душой потянешься,
Тот нас и предает.

Так откажись от жадности,
Она – как нож у вен.
Люби, ни капли жалости
Не требуя взамен.

И на исходе сумерек
Уйди в могильный прах
Без выкриков, без судорог,
С улыбкой на губах.

Наша участь печальна, мой друг, —
Улетают драконы на юг.
Путь их вычерчен светом зарниц
За пределом небесных границ.

Улетают туда, где теплей,
От не верящих в чудо людей.
И мешаются с палой листвой
Лепестки чешуи золотой.

Крылья воздух отчаянно бьют,
Осень гонит драконов на юг.
Равнодушная, сонная мгла
Гасит блеск аметистовых глаз.

Как они улетать не хотят!
Полосует их плетью октябрь,
И мешаются с палой листвой
Лепестки чешуи золотой.

Улетают драконы сквозь ночь,
Смотрит мальчик в слепое окно.
Свист крыла в этот яростный миг
Разбудил его маленький мир.

Этот маленький мир без химер
Скоро станет обыденно сер,
И покажутся палой листвой
Лепестки чешуи золотой.

Наша участь печальна, мой друг, —
Улетают драконы на юг.
Ввысь взлетают, крича на лету,
И уносят на крыльях мечту.

Пусть их спрячет небесный простор —
Мальчик выбежит утром во двор
И отыщет под палой листвой
Лепесток чешуи золотой.

Чуть обернёшься, уходя…
Разлука ничего не значит —
Ты в каждой капельке дождя,
Которым этот город плачет.

Ты в крике чаек над мостом,
В стихе пронзительном и нежном,
В июльском сумраке густом
Над каменистым побережьем.

О большем я и не прошу.
Ничуть не напрягая память,
Я этим сумраком дышу
И тёплый дождь ловлю губами.

Домой, промокнув, не спешу,
Но, вдохновение исполнив,
Я душу строчками крошу
В лениво плещущие волны.

Я знаю: где-то в полутьме,
Чуть лиловеющей спросонок,
Твоя любовь плывёт ко мне,
Как оперившийся чайчонок.

О большем я и не прошу…

Мне десять лет…
Вихрастым невидимкой
Я в полутёмной горнице стою:
Лампадки свет сиреневою дымкой
У образов мерцает на краю.

А за окном неистово метелит,
Глухая полночь бьётся по стеклу.
Но свет лампадки, так же еле-еле
Дрожа, зовёт к уюту и теплу…

Вся до бровей избёнка запуржилась,
Как будто в бурю тянется сама.
Кругом крутым сугробом навалилась
До самой крыши сельская зима.

Но будет день:
Со стёкол стают звёзды,
Плеснут в окно сирени кружева,
И опьянит черёмухою воздух,
И разбросает искорки трава.

А ветерок, нахлынувший устало, —
Шалун, как все лесные ветерки, —
Взметнёт тихонько краем покрывало
Из колокольцев синих у реки…

Да как же можно прошлое обидеть,
Где отрок рос, хранимый от беды,
И из глубокой старости не видеть
Далёкий свет сиреневой звезды…

Неприметная Родина. Русская
Горевая моя сторона.
Соловьями ль печалишься курскими
Иль страданий поморских полна,
Или полною чашей хлебнувшая
Вологодского пива в хмелю?
На морозе как будто уснувшая,
Примеряешь погибель свою,
Иль во храме слова покаянные
Повторяешь за кем-то вослед…
Православные мы, православные,
Несказанный узревшие свет.