Эдгар По - Т. 1. Лирика Эдгара По в переводах русских поэтов

В час, когда, клонясь все ниже к тайным свиткам
чернокнижья,
Понял я, что их не вижу и все ближе сонный мор, —
Вдруг почудилось, что кто-то отворил во тьме ворота,
Притворил во тьме ворота и прошел ко мне во двор.
«Гость, — решил я сквозь дремоту, — запоздалый визитер,
Неуместный разговор!»

Помню: дни тогда скользили на декабрьском льду к могиле,
Тени тления чертили в спальне призрачный узор.
Избавленья от печали чаял я в рассветной дали,
Книги только растравляли тризну грусти о Линор.
Ангелы ее прозвали — деву дивную — Линор:
Слово словно уговор.

Шелест шелковый глубинный охватил в окне гардины —
И открылась мне картина бездн, безвестных до сих пор, —
И само сердцебиенье подсказало объясненье
Бесконечного смятенья — запоздалый визитер.
Однозначно извиненье — запоздалый визитер.
Гость — и кончен разговор!

Я воскликнул: «Я не знаю, кто такой иль кто такая,
О себе не объявляя, в тишине вошли во двор.
Я расслышал сквозь дремоту; то ли скрипнули ворота,
То ли, вправду, в гости кто-то — дама или визитер!»
Дверь во двор открыл я: кто ты, запоздалый визитер?
Тьма — и кончен разговор!

Самому себе не веря, замер я у темной двери,
Словно все мои потери возвратил во мраке взор. —
Но ни путника, ни чуда: только ночь одна повсюду —
И молчание, покуда не шепнул я вдаль: «Линор?»
И ответило оттуда эхо тихое: Линор…
И окончен разговор.

Вновь зарывшись в книжный ворох, хоть душа была
как порох,
Я расслышал шорох в шторах — тяжелей, чем до сих пор.
И сказал я: «Не иначе кто-то есть во тьме незрячей —
И стучится наудачу со двора в оконный створ».
Я взглянул, волненье пряча: кто стучит в оконный створ?
Вихрь — и кончен разговор.

Пустота в раскрытых ставнях; только тьма, сплошная
тьма в них;
Но — ровесник стародавних (пресвятых!) небес и гор —
Ворон, черен и безвремен, как сама ночная темень,
Вдруг восстал в дверях — надменен, как державный визитер,
На плечо к Палладе, в тень, он, у дверей в полночный двор,
Сел — и кончен разговор.

Древа черного чернее, гость казался тем смешнее,
Чем серьезней и важнее был его зловещий взор.
«Ты истерзан, гость нежданный, словно в схватке ураганной,
Словно в сече окаянной над водой ночных озер.
Как зовут тебя, не званный с брега мертвенных озер?»
Каркнул Ворон: «Приговор!»

Человеческое слово прозвучало бестолково,
Но загадочно и ново… Ведь никто до этих пор
Не рассказывал о птице, что в окно к тебе стучится, —
И на статую садится у дверей в полночный двор,
Величаво громоздится, как державный визитер,
И грозится: приговор!

Понапрасну ждал я новых слов, настолько же суровых, —
Красноречье — как в оковах… Всю угрозу, весь напор
Ворон вкладывал в звучанье клички или прорицанья;
И сказал я, как в тумане: «Пусть безжизненный простор.
Отлетят и упованья — безнадежно пуст простор».
Каркнул Ворон: «Приговор!»

Прямо в точку било это повторение ответа —
И решил я: Ворон где-то подхватил чужой повтор,
А его Хозяин прежний жил, видать, во тьме кромешной
И твердил все безнадежней, все отчаянней укор, —
Повторял он все прилежней, словно вызов и укор,
Это слово — приговор.

Все же гость был тем смешнее, чем ответ его точнее, —
И возвел я на злодея безмятежно ясный взор,
Поневоле размышляя, что за присказка такая,
Что за тайна роковая, что за притча, что за вздор,
Что за истина седая, или сказка, или вздор
В злобном карке: приговор!

Как во храме, — в фимиаме тайна реяла над нами,
И горящими очами он разжег во мне костер. —
И в огне воспоминаний я метался на диване:
Там, где каждый лоскут ткани, каждый выцветший узор
Помнит прошлые свиданья, каждый выцветший узор
Подкрепляет приговор.

Воздух в комнате все гуще, тьма безмолвья — все гнетущей,
Словно кто-то всемогущий длань тяжелую простер.
«Тварь, — вскричал я, — неужели нет предела на пределе
Мук, неслыханных доселе, нет забвения Линор?
Нет ни срока, ни похмелья тризне грусти о Линор?»
Каркнул Ворон: «Приговор!»

«Волхв! — я крикнул. — Прорицатель! Видно, Дьявол —
твой создатель!
Но, безжалостный Каратель, мне понятен твой укор.
Укрепи мое прозренье — или просто подозренье, —
Подтверди, что нет спасенья в царстве мертвенных озер, —
Ни на небе, ни в геенне, ни среди ночных озер!»
Каркнул Ворон: «Приговор!»

«Волхв! — я крикнул. — Прорицатель! Хоть сам Дьявол
твой создатель,
Но слыхал и ты, приятель, про божественный шатер.
Там, в раю, моя святая, там, в цветущих кущах рая. —
Неужели никогда я не увижу вновь Линор?
Никогда не повстречаю деву дивную — Линор?»
Каркнул Ворон: «Приговор!»

«Нечисть! — выдохнул я. — Нежить! Хватит душу мне
корежить!
За окошком стало брезжить — и проваливай во двор!
С беломраморного трона — прочь, в пучину Флегетона!
Одиночеством клейменный, не желаю слышать вздор!
Или в сердце мне вонзенный клюв не вынешь с этих пор?»
Каркнул Ворон: «Приговор!»

Там, где сел, где дверь во двор, — он все сидит,
державный Ворон,
Все сидит он, зол и черен, и горит зловещий взор.
И печальные виденья чертят в доме тени тленья,
Как сгоревшие поленья, выткав призрачный узор, —
Как бессильные моленья, выткав призрачный узор.
Нет спасенья — приговор!

Фантазию поэта разгадать
Трудней всего; невидному другими
Птенцу в гнезде назначено лежать…
Таинственное в стих я скрою имя.
Ищи к строкам поближе, о химере
Упомни и об амулете, думай
О всем, в сердцах таимом, и в размере
Еще ищи, в согласных легком шуме,
В предлоге, прилагательном, союзе
И в знаках препинания; отвагой
Исполнись: здесь не гордиев дан узел —
Значит, не должно пользоваться шпагой.
Слова, их три здесь, — их неуловимо
Тебе поэт произносил не раз —
Они прозрачнят стих, — душа любимой
Всегда сквозит в молчаньи милых глаз;
Синоним истины они, — скрывать
Я их в стихах задумал; гладко
Я стансы довожу к концу… Искать? —
О, тщетный труд: не разгадать загадки!

Фиалками пленительных очей,
Ярчайших, точно звезды Диоскуры,
На эти строки посмотри скорей:
Ты знала ли искусней трубадура?

Я имя скрыл твое средь этих строк;
Его ищи, в сплетенья слов вникая:
Оно — мой стяг, мой лавровый венок,
Мой талисман; твержу его всегда я.

В стихе значенья полон каждый знак.
Найти сам принцип здесь всего важнее.
Мой узел гордиев завязан так,
Чтоб не был нужен меч, клянусь тебе я.

Найти тут сможет взор прекрасный твой,
Сияющий нетленным, чистым светом,
Три слова, что составят имя той,
Чье превосходство ведомо поэтам.

Нет! Пусть, как Мендес Пинто, буквы лгут,
Дух истины скрыт в их глубинах свято.
Оставь решать загадку; тщетен труд:
Ее не разгадаешь никогда ты.

Фиалковым очам, затмившим Диоскуров,
Предназначаю я цепочку строк моих.
В ней имя нежное властительницы их,
Равно таясь от глаз профанов и авгуров,
Божественно царит. Его затерян след.
Ищи внимательно мой талисман заветный,
Прекрасный талисман, бесценный амулет,
Не пропусти в стихах и буквы неприметной, —
Не то напрасен труд, не то прервется нить,
Не в узел гордиев затянутая мною.
Не надобен здесь меч. Догадкою одною
Возможно, кружево разъяв, соединить
Три слова, что не раз любой бы счел своими,
Когда, о признанных поэтах говоря,
Поэт хотел назвать достойнейшее имя.
Верни ж его из тьмы, очами озаря.
Здесь все — твой вымысел, Фернандо Мендес Пинто.
Лишь буквы здесь не лгут. Но как же их найти?
Оставь бесплодный труд. К тем буквам нет пути.
Вовек, сокровище, не выйдешь из глубин ты.