Демьян Бедный - Том 1. Стихотворения 1908-1917

В убогой церковке толпятся стар и млад
   От алтаря и до притвора.
   «Ой, батюшки, умора!
Должно, жених взаправду клад,
Что у него невест такая свора!»
«Где, где они?»
   «Вон, матушка, гляди:
В нарядах подвенечных!
   Столпилось впереди
Чуть не полдюжины сердечных!»
   «С одним-то женихом?»
   «Ай, да Пахом!»
   «Ай, бабий же угодник!»
«Пришлось крутенько, греховодник?»
Пахом то на невест зернет, то на толпу.
Ни жив ни мертв стоит бедняга пред налоем.
      Невесты с воем
      Кидаются к попу.
«Ох, – поп кряхтит, – куда ж девать мне вас,
                    ей-богу?
Чай, будет с паренька невесты и одной».
«Ребенка прижила!»
   «Врет, врет она, родной!»
   «Ославил!»
   «Обманул!»
      «Со мной венчай!»
      «Со мной!»
«Тьфу, чтоб вас, – плюнул поп, – тут
      дьявол сломит ногу!»
   И, утирая рясой пот,
   Поп кличет сторожа: «Федот,
Зови урядника скорее на подмогу,
   Пускай он разберет,
      Кто врет.
   А я за всех не отвечаю.
Какую из невест урядник отберет,
   Я ту и обвенчаю!»

«Тереху выбрали! Да что вы, очумели?
Ну, нечего сказать, сыскали ходока!»
На весь на сход орет Лука:
«Юле доверились, проныре, пустомеле…
Да я чем хуже, в самом деле?»
«Эх, – крякнул дед Ермил, – Лука, не шебарши!
           Вы оба хороши,
Одна вам и цена и мера…
Взяла бы вас холера!
На кой бы вы нам дались ляд,
Когда бы довелось нам выбирать свободно,
Кого самим угодно,
А не кого велят?
Слышь, опчество кого облюбовало? Клима!
А где наш Клим? Тю-тю! Пыль только вслед легла,
Так хоть потешимся, коль наша не взяла.
Уж был ты „ходоком“, видали – подхалима!
Посмотрим, как теперь почнет
           Мудрить юла?»

Размахнулся б я басней задорною,
Распростясь на минуту с кручиною,
Да боюсь, чтобы слезы не брызнули
   Под веселой личиною.

А и спел бы я, братцы, вам песенку
Обо всем, что на сердце скрывается,
   Да не всякая песенка
   До конца допевается.

В момент весьма серьезный
(Обжоре хищному, Кроту, попавши в рот)
   Взмолился Жук навозный:
«Не ешь меня, высокородный Крот!
Ты знаешь сам, слыву я жестким блюдом,
   Меж тем живым я – побожусь! –
   Тебе в чем-либо пригожусь».
   Внял Крот мольбе каким-то чудом:
   «Ин так и быть, живи,
   Комар тебя язви!
Желудок свой изнежив червяками,
Намедни, впрямь, его расстроил я жуками
   И натерпелся мук.
   А ты как будто славный малый:
Храбрец и говорун. Должно, взаправду Жук
      Бывалый.
Послушай: по душам потолковав со мной,
      Уж вот как ты меня обяжешь,
Когда мне обо всем, что знаешь, порасскажешь.
Хотелось бы мне знать, к примеру, как весной
      Благоухают розы.
         Слыхал я стороной,
Что аромат у них довольно не дурной».
«Душок – божественный!» – утерши лапкой слезы,
      Счастливый Жук жужжит Кроту
И, чтобы отплатить ему за доброту,
Желая показать, как дивно пахнет роза,
      Подносит… шарик из навоза.

      На вкус и цвет
Товарища, как говорится, нет.

Ослу, каких теперь немало,
Наследство с неба вдруг упало.
Добро! За чем же дело стало?
Схватив что было из белья
Да платье модного покроя,
Летит на родину Илья
(Так звали нашего героя).
«Ах! Ах! – приехавши домой,
Заахал радостно детина. –
Какая прелесть, боже мой!
Ну что за дивная картина!
Обвеян славной стариной,
Как ты прекрасен, дом родной!
Привет, почтенная руина!
В тебе живут былые дни.
Священна каждою песчинкой,
Стой, как стояла искони!
Тебя я – боже сохрани –
Чтоб изуродовал починкой!»
Избравши для жилья покой
Полуразрушенный, с пролетом,
Лишенным кровли, наш герой
Ликует, хоть его порой
То куры угостят пометом,
То сверху треснет кирпичом,
То дождь промочит. Ровным счетом
Илье все беды нипочем.
Сроднись душой и телом с грязью,
Леча ушибы – пудрой, мазью,
Среди развалин и гнилья,
Среди припарок и косметик,
Не падал духом наш Илья.
Он был в восторге от «жилья»,
Зане – великий был эстетик!

Набив пустой живот
Картошкою вареной,
Задумался Федот.
Задумавшись, вздремнул и видит сон мудреный:
Все ожило кругом! Ухват забрался в печь,
   Горшки заспорили с заслонкой,
И ложка на столе неслыханную речь
   Вдруг повела с солонкой:
   «Вот так вся жизнь прошла без радостного дня.
   Дает же бог другим удачу?
А мне… Нелегкая, знать, дернула меня
Родиться ложкою – мужицкой на придачу.
Век сохну за других. Гляди, который день
Федот наш мается, слоняется, как тень?
Жена свалилася, у деток золотуха.
В могилу всех сведет лихая голодуха.
   Меж тем что делает Федот?
Уж хуже голода каких еще прижимок?
Нет, он последнюю телушку продает
   Из-за каких-то недоимок.
Как можно дальше жить – не приложу ума.
Так лучше уж своим терзаниям и мукам
   Я положу конец сама!»
   Тут, крикнувши: «Прощай, кума!»,
Бедняжка треснулась о пол с великим стуком.
   «Постой!.. Разбилася!.. Эх-ма!?»
   Федот во сне метнулся,
   Но в этот час проснулся
И в ужасе схватился за виски.
От ложки на полу и впрямь лежат куски.
«Фу, дьявол! Это что ж? Мне снилось аль не снилось?
   В башке ли малость… прояснилось?
Ох! – застонал Федот от яростной тоски. –
Что ж делать? А? Пойти до одури напиться?
   Аль утопиться?»

   Такое диво в кои веки:
Совсем на днях сановник некий
   Сиротский посетил приют.
   «Великолепно! Превосходно!
   Ну, прямо рай: тепло, уют…
Детишки – ангелы. А честь как отдают!
   И маршируют?»
      «Как угодно, –
   По отделеньям и повзводно…»
   «Быть может, „Славься“ пропоют?
Восторг! Божественно! И этому виновник?..»
Смотритель дал ответ: «Я-с и моя жена».
«За все вам русское мерси! – изрек сановник. –
Такая именно нам школа и нужна,
   С патриотической основой.
   Я очень ваш почин ценю.
Я доложу о вас… Я в долг себе вменю…
А здесь – столовая? Доволен и столовой.
   Позвольте мне меню.
Как?! – вдруг вскипел наш гость. – Молочный
                    суп… Жаркое…
      И это… это – в пост!
   Черт знает, что такое!»
«Ваш-сясь! Питание… Малютки… Хилый рост…
   Из бедноты сиротки…
Родные померли все больше от чахотки…
   Врачи…»
      «Врачи нахально врут!
      Не допущу потворства!
      С поста не мрут,
      А мрут – с обжорства!»

      «Ведь этакий вандал!» –
   Иной читатель скажет гневно.
А я б опекуна такого оправдал:
Ведь он от голоду ни разу не страдал,
   А от обжорства – ежедневно!