Леонид Трефолев - Собрание сочинений

       Незримая для русского народа,
       Ты медленно, таинственно идешь.
       Пароль мой: "Труд, желанная Свобода!"
       А лозунг твой: "Бодрее, молодежь!"
       Свободное слово, опять ты готово
       Сорваться с пера…
       Чего же ты хочешь? О чем ты хлопочешь?
       Не та, друг, пора!
       Молчи и таися. Каткову [15] молися,
       Печатью он правит и мигом отправит
       Тебя — за Урал.

       Ноченька осенняя, деревенька темная…
       Слева — сосны, елочки; справа — степь огромная.
       Вдаль пойдешь — заблудишься, и с душою робкою
       Вспять назад воротишься проторенной тропкою.

       Ляжешь спать на лавочку, как лежали прадеды, —
       Матушка ругается: "А ходил куда-де ты?
       Аль в притон за девицей — белою лебедкою?
       Аль ходил к учителю?.. Полно, Калистратушко!
       Лучше всех наставников для сыночка матушка…"

       "Не брани, родимая, не корми учителем!
       Был он мне защитником, был моим спасителем.
       Разве в том вина его, что противна ложь ему?
       Что стоял за правду он по веленью божьему?..

       И напрасно, матушка, ты им озабочена:
       Нет его здесь, бедного, школа заколочена;
       Пусто в ней, темнехонько. Больше нам не встретиться,
       Только у кабатчика огонечек светится!"

       Лошаденки за оврагом
       Изнуренные плетутся,
       Выступая робким шагом,
       Под кнутом хозяйским жмутся.

       И хозяева их, кстати,
       Приуныли и устали;
       Мало счастья, благодати
       Эти люди испытали.

       Говорит один (я слышу):
       "Эки, братцы, неудачи!
       Всю соломенную крышу
       Съели дома наши клячи". —

       "Верно, к зимнему Николе
       Нам глодать кору придется". —
       "Ни зерна на целом поле!" —
       Третий голос раздается.

       Тут четвертый, пятый сразу
       Закричали, зашумели:
       "Мы в сибирскую заразу
       Обнищали в две недели!" —

       "И меня, — сказал Ванюха, —
       Посетила вражья сила, —
       Ядовитая, знать, муха
       Спину крепко укусила.

       Сшил себе я саван белый,
       В церкви божьей причастился,
       Гроб купил, с деревней целой
       Пред кончиною простился.

       Да на ум меня наставил
       Коновал один любезный:
       Прямо к спинушке приставил
       Раскаленный прут железный…"

       Все хохочут… Смейся дружно,
       Своротив с дороги узкой,
       Люд страдающий, недужный,
       Терпеливый брат мой русский!

       Много милости у бога,
       Жизнь не вся в тебе убита,
       И широкая дорога
       Пред тобой вдали открыта.

       Осень настала — печальная, темная,
       С мелким, как слезы, дождем;
       Мы лее с тобой, ненаглядная, скромная,
       Лета и солнышка ждем.

       Это безумно: румяною зорькою
       Не полюбуемся мы;
       Вскоре увидим, с усмешкою горькою,
       Бледное царство зимы.

       Вскоре снежок захрустит под обозами,
       Холодно будет, темно;
       Поле родное скуется морозами…
       Скоро ль растает оно?

       Жди и терпи! Утешайся надеждою,
       Будь упованьям верна:
       И под тяжелою снежной одеждою
       Всходит зародыш зерна.

       С молитвою пахарь стоял у порога
       Покинутой хаты: "Война к нам близка,
       Одной благодати прошу я у бога,
       Чтоб _ниву_ мою не топтали войска.
       Тогда пропадет мой ленок волокнистый,
       На саван не хватит тогда полотна…"
       И с верой молился он деве пречистой,
       Чтоб ниву его сохранила она.

       Но враг наступал… И послышался грохот
       Из сотни орудий. Как демонский хохот,
       Носился по воздуху рев батарей;
       И люди — ужасное стадо зверей —
       Безбожно, жестоко терзали друг друга,
       И брызгала теплая кровь, как вода,
       И ядра взорали все поле без плуга,
       И хаты крестьянской не стало следа…

      …Но милости много у вечного бога:
       Построилась новая хата-жилье,
       И пахарь-хозяин опять у порога
       С молитвою смотрит на поле свое.
       Себя он не мучит напрасной тоскою,
       Что нива упитана кровью людскою —
       Чужой ли, родной ли: не все ли равно?
       Ведь кровью и п_о_том не пахнет зерно,
       Ведь свежая рожь не пошлет нам проклятья,
       Не вымолвит явных и тайных угроз?..
       И будем мы сыты (О люди! О братья!),
       Питаяся хлебом — из крови и слез!

      1

       Мечты печальные тая,
       В крещенский вечер еду я.
       Мне что-то страшно. Незнаком
       Я с молчаливым ямщиком.
       На нем истасканный тулуп
       И шапка старая. Как труп,
       Он бледен, мрачен — как мертвец…
       "Да погоняй же, молодец,
       Пошибче! Скоро ли конец?"
       — "Близехонько, всего верст пять…"
       И замолчал ямщик опять.

       2

       Всё степь да степь — простор большой.
       И я с взволнованной душой
       Гляжу тайком на ямщика.
       Нигде не видно огонька;
       Лишь месяц нам издалека
       Попутно светит. Страшно мне
       В глухой, безлюдной стороне,
       И робко бредит мысль моя:
       Не с мертвецом ли еду я?
       "Да скоро ли?" — "Проедем мост,
       А там, близ станции, погост".

       3

       Погост… кладбище… Черт возьми!
       "Людмилу" я читал с детьми
       И хохотал до слез. Теперь
       Мне не смешно. Свирепый зверь
       Не напугал бы так меня,
       Как мой ямщик. Он, наклони
       Тоскливо голову, дрожит, —
       А тройка медленно бежит…
       Через кладбище путь лежит.

       4

       Вдруг мой ямщик махнул рукой
       И "Со святыми упокой"
       Запел протяжно…
       "Замолчи
       И не пугай мня в ночи!"
       — "Я не пугаю, я молюсь.
       Ты, господин, сиди — не трусь!
       Две вёрсты живо промелькнут…"
       И мой ямщик, отбросив кнут,
       Вдруг на кладбище побежал;
       И видел я, как он лежал
       Там на могиле, весь в снегу,
       Потом вернулся, ни гугу,
       На козлы сел, кнутом махнул
       И тихо, жалобно вздохнул.

       5

       "Ямщик!" — "Чего?" — "Скажи, о ком
       Молился ты сейчас тайком?"
       — "О муже…" — "Как?!" — "А почему ж
       Не помолиться, если муж
       Здесь погребен? Он в ямщиках
       Служил и на моих руках
       Скончался. С парою сирот
       Осталась я. Решил народ,
       Что я бабенка — не урод,
       Что у меня сильна рука:
       Могу служить за ямщика…
       Ну, живы будем — не умрем…
       Теперь махнем по всем по трем!"

       6

       От бабы получив урок
       В крещенский зимний вечерок,
       Теперь не верю в мертвецов,
       Но верю в женщин-молодцов…
       Ты, днесь крестившийся, спаси
       Страдалиц женщин на Руси!