Юлия Мамочева - Отпечатки затертых литер

Не задерживайтесь, господа, в проходе —
Всякий нынче поскорей бы рад!
И неважно, что не по погоде,
При параде — все на маскарад.

Под вуалью — льдисто-сини глазки,
Платья в перьях, ореол амбре.
И мелькают маски, маски, маски —
Бал у королевы при дворе.

Вот она сама — стройна как фея,
Будто бы сошедшая с холста:
В локонах белеет орхидея,
По-девичьи пламенны уста.

Вся тяжелым бархатом одета,
Что крыла вороньего черней.
Только из-под кружева манжета
Расцветает золото перстней.

Шарм под стать столичным городам:
На паркеты сыплются верлибры,
И порхают крыльями колибри
Чудо-веера придворных дам.

В реверансах припадают девы,
Точно к платьям примеряя трон.
А под полумаской королевы
Полусмех сменяет полутон.

Не страшны ей лжеподруги эти,
Кто они — коль вертится земля
Для нее лишь и на целом свете
Лучше всех она для короля?

Мажут дамы на лицо белила,
Щек стыдливых прикрывая цвет,
И держась то мило, то уныло,
Льнут, подобно бабочкам, на свет.

Бал в разгаре. И уносят в дали
Ароматы марокканских роз.
И скользят по освещенной зале
Облака напудренных волос.

Внезапно умолкли прохладные звуки,
Скрипки запели и трубы заохали,
Выронив вееры, вскинулись руки,
Воздух зацвел восхищенными вздохами.

Почтенные гости с восторгом сквозь страх
Резко взглянули из бархатных коконов:
Юная дева стояла в дверях
В калейдоскопе корсажей и локонов.

Кто-то приветственно шляпу снимал,
Кто-то схватился за жидкую бороду:
Графская дочка явилась на бал,
Чудо-краса из далекого города.

Подобная нимфе, но истинно зрима,
Будто цвела, непривычно живая,
Лоск и сиянье придворного грима
Нежным румянцем своим затмевая.

И вот расступился наряженный люд:
Гордые гости — крикливые вороны
Деве проход в центр залы дают,
Чинно рассеявшись в разные стороны.

А струны скрипят, а литавры звенят,
Взгляд королевы темней, чем агат,
Кружится дева в летящей тунике,
Точно наяда — столетья назад.

Всем по душе эта свежая роль:
«Ну-ка, еще станцевать нам изволь!» —
Громко сказал — да с улыбкой на лике! —
О королеве забывший король.

Гостья смеется — и снова взлетает,
Юная, милая — точно весна.
А у придворных и сердце уж тает:
Всех красотой покорила она.

Смотрят направо и смотрят налево:
Разве сравнится с красою — наряд?!
С девою меркнет сравнясь королева,
Как и лощеный ее маскарад.

Злится монархиня, чуя потерю
Нежной любви своего короля…
Вот уже вечер закончился для
Большинства. Сквозь дубовые двери

Гости, прощаясь, уходят к каретам
И по домам разлетаются прочь…
Только еще не окончена ночь:
Уж королева-то знает об этом!

Кошкой скользнувши в безлунную тьму,
Спряталась вмиг за каштаном старинным,
Тайну теперь доверяя ему
Горя, грозящего нынче безвинным.

Вот и наяда! А с нею — король:
Под руку деву довел до аллеи…
В ревности гневно оскалилась фея,
Чуя губами кровавую соль.

Тонкой рукою она рукоять
Сжала под мантией крепко и твердо
И обратилась, как нежная мать,
К дочери юной почтенного лорда:

«Милая детка, совсем ты одна!..
Разве тебя не пугает беззвездье?
Глянь ты, как ночка-то нынче черна!
Самое время греха и возмездья».

Дева взглянула на даму в ответ:
Черное платье, а локоны — белы!..
«Коль суждено — так спасения нет…
Там же страдавшие все будут целы».

Не было вскрика — лишь брызнула кровь,
Лоскуты платья во тьме забелели.
Зверски оскалившись, снова и вновь
Мстила безгрешному ангелу фея.

Ветер ночной все сильней раздувал
Редкие звезды, как желтые свечи,
Бархат их свету теперь открывал
Злой королевы старушечьи плечи.

Кончился бал, и в безвременном сне
С ним растворилась роскошная сказка:
Дьявольский облик явила Луне
Наземь упавшая нежная маска.

Где-то уже верещат петухи,
К утру полночное близится время:
Кудри, которым слагали стихи,
Сбились, открыв полулысое темя,

Светлые локоны — только парик —
Пали в траву и лежали, белея,
Там, где под свой же предгибельный крик
Билась в конвульсиях дряхлая фея.

Билась пред ужасом адских огней
Рыбой, попавшей на смертную сушу…
С неба же, искренне плача о ней,
Ангел молился за грешную душу.

Закрой глаза, гони тревоги прочь —
Полна чудес рождественская ночь!
И все мечты найдут осуществленье,
Коль сам решишь ты нынче им помочь!..

Что делать нужно? — Все легко, поверь —
Лишь отвори для светлой сказки дверь
В своем сердечке. Видишь, сновиденья
В ее цвета окрашены теперь!..

Ты спи, малыш, уткнув в ладошки нос, —
Лазурным глазом подмигнет Мороз,
Пускаясь после праздничной седмицы
В обратный путь. Его волшебный пес

Хвостом мохнатым вьюгу всколыхнет —
И чародейство вмиг произойдет,
Желание твое осуществится…
А в Вифлееме — Иисус родится,
И свет звезда на целый мир прольет.

Но только осторожнее с мечтой:
Будь чист рассудком, мыслью и душой —
Чтоб не закралось заблужденье в душу…
А нынче — притчу старую послушай.

Это случилось немного ранее Рождества,
в Новогоднюю ночь…

Жизнь зачастую проходит бесславно,
Если мечтой ты не слишком велик…
Жили на свете давно иль недавно
Маленький мальчик и глупый старик.

Жили в деревне на Северо-Юге
Чудной страны Неизвестно-Какой:
Отрок — у рощи, известной в округе,
Старец — в избушке за быстрой рекой.

Были в одном безусловно похожи
Древний чудак и юнец-дуралей:
Первый на век быть мечтал помоложе,
Ну а второй — на полвека взрослей!

«Вот так умора!» — смеялись соседи,
Глядя, как в праздник морщинистый дед
Скачет без устали в маске медведя,
Точно ребенок двенадцати лет.

Или, вскочив в еще темное время
И не жалея густой бороды,
Льет на свое полысевшее темя
Целые вёдра студеной воды,

Стоя у речки по пояс раздетым…
Был старичок удивительно смел:
С горки зимой он катался, а летом
Даже на яблоню лазать умел!

И на вопрос: «Не ума ль ты лишился?»
Он лишь всклокоченной тряс бородой:
«Глуп? Так еще не всему научился:
Больно пока для наук молодой!»

Что же поделать? Хоть смейся, хоть в слезы…
Вечно старик попадает впросак.
В сердце лелея нелепые грёзы,
Вот уж сто лет не взрослеет никак!

Может, чудачество, может, забава…
Только, колючий, как маленький ёж,
Жил недалёко, от рощицы справа,
Мальчик, до жути на старца похож.

Худенький, сгорбленный, томно угрюмый,
Не признавал одногодок своих
И, озабоченный вечною думой,
Мрачно глядел исподлобья на них.

Он не шалил, как обычный ребенок,
Ведать не ведал про искренний смех…
Только одно повторяя с пеленок:
«В мудрости сила, а прочее — грех!»

Дети его за версту обходили:
Был мальчуган не от мира сего!
Страшные байки о нем говорили
И колдуном называли его.

Парню же только и лучше немножко,
Детство его пролетело за миг:
С книгою вечно сидит под окошком
Юный лицом, а душою — старик.

Так бы и жили чудной и колючий,
Если бы в самую главную ночь
Старый магический Дядюшка Случай
Им не решил в одночасье помочь.

В поле гуляла волшебная вьюга,
Плакал луны немигающий глаз…
Вот экипаж долгожданного друга:
Полночи сказочной близится час!

Глядя в окно, как накрыла равнины
С хохотом звонким колдунья-метель,
Дед потирал сокрушенно седины:
Он не срубил новогоднюю ель!

«Пусто без ели в холодной избенке», —
Думал печально бедняга-старик.
Бури свистели в пугающей гонке,
Но унывать наш герой не привык:

Вдруг силуэт заприметив зеленый
Сквозь не на шутку взыгравший буран,
Свой он тулуп нацепил утепленный,
Чтобы в реальность намеченный план

Был воплощен. Взял тяжелый топор
И на бушующий вышел простор
В битве с природою ёлку срубить,
В дом принести, чтоб ее нарядить
И ускользающий год проводить.

Всюду одно бесконечное поле…
Этот снежище — коварнейший враг:
После десятка шагов, поневоле,
Рухнул несчастный в глубокий овраг.

Снегом прикрывшись, проклятая яма
Деда пленила — капкан! западня!
«Не оберешься до старости срама:
Грустная участь постигла меня!» —

«Верно!» — мальчишечий голос раздался.
В этой же яме, едва в стороне,
Круглый сугроб пареньком оказался
В белом от снега турском зипуне.

Выдался вечер до слез неудачным:
В самый волшебный предпраздничный час
В доме мальчишки — холодном, невзрачном —
Вышел дровишек недавний запас.

Нечего делать — пришлось собираться
И, невзирая на вьюгу, в ночи
К лесу по хрустким снегам продираться
За пропитаньем для утлой печи.

С детства мечтавший казаться взрослее,
Мальчик бесстрашно отправился в путь,
Чтобы, от тяжкой усталости млея,
В снежный овраг с головою нырнуть.

«Вот так история…» — старец присвистнул,
Бороду лихо свою теребя. —
«Уж не Мороз ли в уборе лучистом
Так осерчал на меня и тебя?» —

«Чем же его прогневил я невольно?
Грамоту знаю — полжизни читал!
За год на празднике не был застольном,
Избу в трудах убирать забывал —

Вот как старался постигнуть науки!» —
«Чем прогневили?.. Да сам не пойму!
Дудки моей, верно, стройные звуки
Ночью холодной мешали Ему!»

Свой диалог несчастливцы прервали,
Яму покинуть спеша поскорей, —
Только сейчас же обратно упали,
В полон попали немедленно к ней!

Снег-то негодный совсем накрывает!
Бурю заслыша, мальчоночка сник:
«Что это страшно вдали завывает?» —
«Волки, вестимо…» — подбодрил старик.

Но ошибался чудак седовласый:
Ветры подняли пугающий вой.
По полю, льдистой сверкая кирасой,
В шапке роскошной своей меховой

Гордо шагает Мороз. Вьюгой синей
Шуба свистит, заслоняя пургу,
И, словно в цепи, закованный в иней,
Посох грохочет на каждом шагу.

Двое в овраге со страху притихли —
Ближе, все ближе морозный Колдун!
Только звенят полуночные вихри
Стройною песней серебряных струн.

Кудри с бородушкой — снежны, кудлаты.
Глянул в овраг, подбоченясь, Мороз:
«Мир вам, любезные! Будьте богаты —
Благ — торбу целую в дар я принёс.

Что пригорюнились? Что закручинились?
Али не рады вы добрым гостям?»
…Тотчас из ямы выкрикивать принялись:
«Страшно, Морозушко! Холодно нам…

Вызволь, родимый, из плена ледяного!..»
Пальцем волшебник, смеясь, погрозил:
«Стойте-ка, братцы! Уж больно-то рьяны вы!
Только и гость ведь душой не кривил.

Много припас в эту ночь для народа я:
Радость-здоровье иль злато-парчу —
И, понапрасну добра не расходуя,
Что пожелаешь — в подарок вручу!

Братцы, давайте! Скорей выбирайте!
Что пожелаешь — получишь навек!»
Тут оживился испуганный старец,
Следом за ним — молодой человек.

Дед обратился, краснея, к Морозу —
Мысль овладела горячая им…
«Скинуть годков бы хоть сотенку с возу —
Очень уж хочется быть молодым!»

Мальчик, чудному товарищу вторя,
Голос дрожащий свой робко подал:
«Быть мне дитятей — ужасное горе!
Вот бы я взрослым до времени стал!
Ты уж поверь: книг я целое море
Сам — поборол!.. проглотил!.. прочитал…»

Так чудотворец в ответ рассмеялся,
Что небеса задрожали, звеня,
Лес изумрудный вдали зашатался,
Светлый в лучах ледяного огня.

«Диву даюсь я, родимые, — что вы!
Али решили и вправду, всерьёз?..
Хоть и волшебник, но — будьте ж здоровы!
Годы не может убавить Мороз,

Как и подарком их сделать нарядным!
Может, желаете радости впрок?
Порцию счастья с успехом отрадным
Или здоровьем набитый мешок?»

Но на своем те упрямые люди
Твердо стояли — ни шагу назад.
«Лучшим подарком мне молодость будет!» —
«Дай повзрослеть же — тебе говорят!»

Только махнул чудотворец рукою:
«Что с вами делать? Хоть стой, хоть пляши!
Горю помог бы любому легко я —
Но не причудам капризной души!

Думал, научит хоть Случай чему-то…
Нет же! Эх, ладно! А вот и дары.
Пусть же Прозренье сию же минуту
В ваши, страдальцы, заглянет дворы!»

Расхохотался волшебник морозный,
Хлопнул в ладоши — и слился с пургой.
Вылезли двое из ямы — но поздно:
Мимо пронесся!.. И вдруг под ногой

У мальчугана сверкнул леденисто
Магом обещанный чудо-мешок.
Что же там? Пара коньков серебристых,
Да стариковская трость-посошок!

«Ай да подарки!» — был счастлив мальчонка.
«Ай да Мороз! — вторил радостный дед. —
Как прокачусь, да по озеру, звонко —
Помолодею на тысячу лет!»

«Верно! — схватился ребенок за палку. —
Это ты, дедушка, точно сказал!
Все, коль пройду — да вот с ней, вперевалку,
Сразу решат, что взрослее я стал!»

…В счастье забыв про начальные цели
И не усвоив Морозков урок,
Мигом они по домам полетели,
Благо, что путь был не слишком далёк.

Минула Волшебная Седмица — семь дней,
разделяющих Новогоднюю ночь и Сочельник

Много ль минуло иль попросту мало —
Снова свела несчастивцев судьба!

…Небо искрилось — уж снова светало,
И меж снегов золотилась изба
Нежным сияньем холодного солнца.
В этот по-зимнему сказочный миг
Глянул спросонья герой наш в оконце —
Он, с петухами встававший старик.
Встал, потянулся, себе усмехнулся:
«Вот и коньки!
      Староват?
          Все равно!
В полночь не спал — а под утро проснулся:
Озеро, верно, замерзло давно!»

Наспех одевшись, жуя по дороге
Кем-то под праздник дарённый пирог,
Старец обулся (уже на пороге!)
И со всех ног поспешил на каток.

Эту картину под солнышком ясным
Расхохотался, увидев, сосед:
«Праздник уж точно прошел не напрасно —
Вовсе рехнулся к заутрене дед!»

В эту же пору поднялся парнишка —
Деда чудного по случаю друг.
И, разбирая вчерашние книжки,
Трость обнаружил блестящую вдруг.

«Значит, не сон эта встреча ночная!.. —
Юный мечтатель сказал, восхитясь. —
Палка-то светится, будто стальная, —
Лучше ее не видал отродясь!

Как я пройду по дороженьке с нею —
Вылитый буду премудрый старик!
Сразу в народных глазах поумнею,
Больше, чем с сотни запыленных книг…»

…Солнце уж встало! И вот — что за диво! —
Вмиг приумолк деревенский народ:
Странный малыш — книгочей молчаливый
С палкой по улице главной идет!

Тростью он старческой путь облегчает:
Тащится с нею, хоть вёснами юн!
Валенки дедовски тяжко ступают,
Бьет по коленям мужицкий зипун.

«Ловко же, — начали люди смеяться.—
Ты подшутил!» — И давай хохотать…
Только мальчишка не строил паяца,
Взрослым хотел он до времени стать!

Злые насмешники ранили сильно:
Палкою мальчик в сердцах помахал
И, обливаясь слезами обильно,
Прочь из деревни стремглав побежал.

Теплой стекало, соленой струею
Горе из детских обиженных глаз…
«Больно горазды шутить надо мною.
У! Отыщу я управу на вас!..»

С тростью своею ступая нескоро,
Озера мальчик невольно достиг…
Вдруг размышленье его разговора
Резко окончил раздавшийся крик.

«Что это было?..» — прислушался робко,
Глянул на лед — и едва не упал:
Треснуло озеро — легкою пробкой,
В проруби старый мечтатель скакал!

Праздничной ночи товарищ овражный!
«Дед! Неужели купаться решил?..»
Тот отвечал: «Я пловец-то неважный!
Просто каток невзначай проломил…

Вызволи, миленький, старшего братца!
Разве судьба моя — глупая смерть?..»
И продолжал за осколки цепляться,
Пальцы изранив о льдистую твердь.

«Жди меня, дедушка! Близко подмога!»
Ох, и промерзла за зиму дорога —
Мальчик по ней — не пешком, кувырком,
Несся на помощь с своим посошком.

Тонет товарищ в студеной водице…
Разве ж годится? Совсем не годится!
«Дедушка, палку скорее держи…
Вот же он, берег! Ну что ты, дыши!»

Мокрый, холодный, в коньках мальчуковых —
Кашлял старик на своем берегу:
«Рухнул сквозь лёд, как в чугунных подковах, —
Не пожелаешь такого врагу!

Ты же, дружок, удивил меня, право:
Вытащил деда, от гибели спас…»
Тяжко вздохнул он — не юный, не бравый,
Детства в нем лучик внезапно погас.

«Дедушка, милый! Кручинишься зря ты!
С кем не бывает — подумаешь: лёд!..»
Тот усмехнулся: «Я сам виноватый:
Молодость, думал, обратно придет…»

Грустно смотреть на поникшие плечи,
Длинный тоскливо опущенный нос…
«Смерть-то уж, видно, теперь недалече…
Старость настала — и прав был Мороз!» —

«Рано еще собираться в могилу —
Ты собери молодецкую силу! —
Мальчик товарищу твердо сказал. —
Детство тебе б я с охотой отдал:

Трудно дитяте с хозяйством возиться:
Воду носить да с дровами носиться…
Разве горазда на то ребятня?
Да еще злые соседские лица
Все с осужденьем глядят на меня!

Как же? Иначе и быть не могло бы,
Коль с малолетства — хозяин в дому…
Мама-то с батюшкой померли оба,
Вот и приходится все одному…

Колет тебе полдеревни дровишки.
Я, молодой, — без подмоги колол!..
Нынче ж увольте — согреют и книжки.
Буду читать — коль топорик тяжёл!»

Мальчик умолкнул. И вмиг отвернулся,
Влаге соленой пролиться не дав.
Старец сквозь слёзы ему улыбнулся —
Тронул за жесткий отцовский рукав:

«Вот что, дружок. Собирайся в дорогу:
Что нам, бедовым, людская молва?
Вместе с тобою помолимся Богу,
Встретим к полуночи час Рождества!..» —

«Только не в яме, прошу, леденелой!..»
Ну и мальчишка! — остер на язык.

…Чудный сочельник! Удачею смелой
Внука обрел одинокий старик.

Светлою мечта бывает —
Жизнь порою такова:
Сказка в гости залетает
На пороге Рождества.

Глянет ласково в окошко
На прощание Мороз:
Утомился он немножко,
Ведь работал на износ —

Всю Волшебную Седмицу
Сам одаривал народ.
И восторг на добрых лицах
Освещал его полет.

Что давал он людям щедро?
Ноша чудная легка:
Благ полны святые недра
Чудотворного мешка.

Там успехов есть немало,
Счастья — двести килограмм!
И любовь — чтоб легче стало
Жить на белом свете нам.

Поработал вновь на диво
Дед Мороз в который раз
И на радостях игриво
Бородой своей потряс:

Получил Печальный радость,
Добрый — вмиг поймал успех…
И старик припомнил младость,
Вновь услышав детский смех.

Пусть не повернуть Морозу
Годы канувшие вспять —
Может он в обмен на грёзы
Счастье истинное дать:

Стал чудак, обретши внука,
Вмиг душою молодым —
Да и мальчика наука
Умудрила рядом с ним:

Легче вместе-то, на пару,
Книг глубины постигать…

Сказку слушал ты недаром:
Надо всем, юнцам и старым,
Твердо верить добрым чарам
И, конечно же, мечтать.