Иван Бахтин - Поэты Урала. Антология в двух томах. Том 1

В то далекое загляни-ка.
Там зверей и птиц голоса.
Земляникой да костяникой
в Зауралье полны леса.

Дружной стайкой идут ребята.
Рдеют ягоды в туеске.
Отпечатаны лунки пяток
между соснами на песке.

Семилетним да восьмилетним
нет и дела еще до забот.
Но бойчее других, но приметней
в этой стайке парнишка идет…

В то далекое загляни-ка.
Вьется тропкой лесная гать.
Он с винтовкой в руках и с книгой —
людям счастье идет искать.

С добрым сердцем, открытым взглядом
он идет и идет сквозь года.
Рядом смерть проходила, и рядом
пострашней проходила беда…

Вспомнить это — и сердце стынет.
Пусть невзгоды встречал не один,
нелегко он пришел к вершине
неподкупных своих вершин.

Ладонь
Большая мужская.
Ее —
Отчетливы и грубы —
Линии пересекают,
Дороги твоей судьбы.
Она от кирки и лопаты грубела,
На женской груди робела.
Ладонь — это жизни слепок,
Годов пролетевших следы…
В нее запрокинется небо,
Когда зачерпнешь воды.
Она широка, пятипала.
Плывешь — рассекает реку.
В армейском строю прикипала
Под знаменем красным к древку.
Она —
Чтобы гладить ребенка
С любовью, тревогой отца…
И чтобы пощечиной звонкой
Обжечь подлеца.
Округлое, как планета,
Покоится яблоко в ней.
Пускай же ладони этой
Не будет на свете честней.

Видать, Пышма бежать устала
и приняла людскую власть:
у Белоярки морем стала,
до горизонта разлилась

Уральскою голубизною
и нее глядится небосвод.
Неровной кромкою лесною
окаймлено сверканье вод.

Через него мостом горбатым
ночь перекинет Млечный Путь.
Там станция стоит, и атом
в ней трудится — не кто-нибудь.

Она стоит почти в соседстве
с моей деревней Щипачи,
где и сейчас, как было в детстве,
со дна Полдневки бьют ключи.

Стоит с трубою полосатой,
как океанский пароход,
собою славя век двадцатый
и этот непрошедший год.

Вся белая, за кромкой леса
открылась в дымке голубой,
касаясь облаков белесых
той океанскою трубой.

И кажется, глядит куда-то
за горизонт, за край лесной…
Не войнам править — мирный атом
зальет сияньем шар земной.

В весеннюю свежесть, в вечернюю мглу
я девушку в белом встречал на углу.

Ты снова со мною, родной городок,
сиренью пропахший у пыльных дорог.

Плечисты кварталы твоих новостроек,
но прежних примет от меня не закроешь.

В весеннюю свежесть, в вечернюю мглу
я снова стою на знакомом углу.

Стою, вспоминаю… Ах, девушка в белом,
когда же старушкою стать ты успела?

Урал. Он лег в мою строку
Во всю длину, размашисто и строго.
Он Азиатскому материку
Пришелся каменным порогом.
Ему известен мамонта скелет
В грунтах промерзлых. Ливнями, ветрами
Его точили миллионы лет,
Чтобы строкою засверкали грани.
Железо, никель, хромовые руды
Я трону словом, рифму им найду.
Недаром в копях камень изумрудный
Зеленым глазом смотрит в темноту.
Урал запутает тропою лосьей,
Черникой спелой потчевать начнет,
Блеснет меж сосен речкой Сосьвой,
В теснине речкой Вишерой блеснет.
До светлой тучки ледником достанет,
В озера глянет, в стих войдет таким.
Он весь пропах лесами и цветами
И горьковатым дымом заводским.

Урал! Он был как начало песни.
Хочу разглядеть его не спеша,
Когда еще ни в одном перстне
Не сверкала его душа;
Когда еще трубы над ним не дымили,
Мартены не красили небо в зарю
И горнозаводчик Никита Демидов
Чугунные ядра не лил царю.
Пустынные реки, да глушь лесная,
Да белые вьюги по камню мели.
Несметных сокровищ своих не зная,
Урал стоял поперек Земли.

По каменным скулам скользили тени.
Он был тогда как неграмотный гений.

Октябрь…
Двадцать шестое…
Зал аплодирует
Стоя.
Полны все ярусы, все балконы.
Рабочие кепки…
Шинели фронтовиков…
В президиуме
Всем знакомые
Малышев, Вайнер, Хохряков.

Ложатся слова,
Как истории грани.
Оратор в тужурке, в пимах.
На улице Ранняя
Поземкой метет зима.

Над городом
В звездах морозной ночи
Склонилось небо широким плечом,
И Вайнер, трибун и любимец рабочих,
Выйдет на улицу, разгорячен.

Поземке бежать с ним рядом,
Колючему ветру касаться щек…
Знамена красногвардейских отрядов
Пулями не пробиты еще.

Еще не оплакивала верхисетцев
У братской могилы трубная медь,
И Вайнера жаркое сердце
По-прежнему хочет дерзать и сметь.

И Малышева у Златоуста
Еще засада не подстерегла.
Он выйдет под звезды тусклые,
Свернет на улицу от угла.

Ему шагать, не сутулиться.
Он эту улицу знает давно,
Не знает только, что этой улице
Будет имя его дано.

Еще колчаковцы с рук не сдирали
Перчатки кровавые кожи живой,
И правда рабочая на Урале
Ходит с поднятой головой.

Она сегодня за все в ответе,
Советской власти вручая права.
Гуляет по залу балтийский ветер.
Матрос Хохряков бросает слова:
«Восстание», «Ленин», «рабочий класс».

Он в черном бушлате, широкоплечий.
Зал снова поднялся.
Словам навстречу
Сияют тысячи глаз.

В сумке дорожной стихи да хлеб.
Плащ перекинут через плечо.
Раннее утро. Заря еще
словно знамя в чехле.

Такое забудешь разве?
Такое забыть нельзя!
На стыке Европы и Азии
Встречали меня друзья.

Где синью курилось раздолье,
К пригорку тропинка вела.
Уралочка с хлебом-солью
Легко в мою память вошла.

Железный уральский город
Вдруг все оттеснил города.
К тропинке придвинулись горы,
Как прожитые года.

О, если бы, в сердце отметив,
Умела вместить строка
И рукопожатья, и эти
Две части материка!

Зарницы не сгорают,
Их смутно ловит взгляд.
Дороги Зауралья
Под звездами пылят.
Мне этот путь не внове.
Следи и не следи,
Вечерний Богданович
Остался позади.
Завод огнеупоров.
Громады белых труб.
Прославил этот город
Огнеупорный труд.
Я здесь три года не был.
Шофер, хоть погуди!
Под обожженным небом
Тот город позади.
Присматриваюсь. Верно.
Лишь колок обогни,
Волковской свинофермы
Дежурные огни.
Лесок, заметно, мелок.
За тем леском село.
Вкруг церкви запустелой
Безмолвье залегло.
Оглохшая навеки,
Стоит она темна.
Ей каменные веки
Смежила тишина.
У плит глухие травы.
Их ветер шевелит.
Свернуть скорее вправо
Желание велит.
Там Дом культуры… Странно
Мерцает свет в окне.
С широкого экрана —
Солдаты на броне.
Зарницы не сгорают.
Их смутно ловит взгляд.
Дороги Зауралья
Под звездами пылят.
В ночную мглу одета,
Уже невдалеке
Полдневка-речка где-то
Укрылась в ивняке.
В ней где-то месяц тонет.
Но тут как ни гляди,
под мостиком в бетоне
Та речка позади.
Районные дороги.
Клубится пыльный след.
Уральские отроги
Здесь не сошли на нет.
Все круче в гору. Эвон
Куда! Шофер молчит.
Осталась где-то влево
Деревня Щипачи.
Название родное
Не сбережет судьба:
Когда-нибудь на зное
Сотрут волной хлеба.
Не зря почти что рядом
Растет, живет светло
Со школой-интернатом
Все в зелени село.
Мне песня губы сушит,
Хоть слов не подберу.
Сбегутся песню слушать
Колосья на ветру.
Сбегутся и заглянут
В сиянье то, когда
Одною песней станут
Поля и города.
Теплынь июльской ночи
Да звездный свет вокруг.
Березы у обочин
Отстали как-то вдруг.
Ильинское. Хоть поздно
И я не у родни,
В правлении совхозном
Приветливы огни.
Устав от тех раздолий,
Я у крыльца стою.
Готовится застолье,
Должно быть, в честь мою.