Перец Маркиш - Стихотворения и поэмы
И даже если впрямь чудовищно трудна
Задача управлять пятью частями света,
Не зная четырех, — то нечего на это
Пенять и сетовать, на ком лежит вина.
Я чувствую, как плоть становится иною,
Как творческая кровь кипит, гудя и ноя.
О да, родился я с оружием в руках,
Но в день рождения глаза мне завязали,
Чтоб видеть я не мог той смертоносной стали,
Которую держу, внушая тайный страх.
Восторгов собственных и собственных печалей
Я сбросил мелкий груз — и вот в груди моей,
Как старое вино в объемистом подвале,
Густое, терпкое, час от часу грозней,
Всемирный бродит груз — всемирные невзгоды,
Настороженные, гонимые народы
Друг к другу тянутся, скликаются во мне.
О, ныне в первый раз я углубляюсь не
В пределы одного народа, а в священный,
В огромный материк народов всей вселенной.
Мой путь, моя судьба, мои дела — до гроба
С судьбой и жизнями рабов соплетены,
За каждого из них моя пылает злоба,
За каждого из них меня изводят сны.
И если я не раб, и если радость ныне
Меня пресытила, то горечью полыни
В меня вливается мучительная скорбь
О рикшах загнанных, об индусах, зажатых
В железные тиски, покорно гнущих горб,
О неграх, вздернутых судами Линча в Штатах.
Законы точные дерзаний и свершений,
Уменье сокрушать преграды на пути
И сквозь лишения, сквозь ужасы крушений
Неудержимо в даль созревшую идти, —
Законы властные, что прошлое попрали
И к солнцу день за днем по новой магистрали
Ведут, благословив, испытанный твой шаг,
Заклятьем каменным звуча в твоих ушах,
О племя мудрое, чью душу открывая,
Так сладко, так светло томится мысль живая!
1929
Перевод Д. Бродского
КОМСОМОЛУ
КОМСОМОЛУ
Как налит сладостью и соками гранат,
Как весла сращены с обхватами уключин,
Так — в подвигах своих упорен и крылат —
Ты с мужеством и славой неразлучен.
В них блеск оружия, готового к борьбе,
Свободный дух, завещанный отцами;
Победою они присуждены тебе,
Как родина тебе присуждена боями.
Бесстрашно шли мужи под знойную картечь,
И мужественно гнев вынашивали жены,
Не избегая смертоносных встреч
В полуночи, предгрозьем заряженной.
Но, колыбель твою снастями укрепя,
Тугие паруса над ней раскинул Ленин
И в рейс невиданный напутствовал тебя
Бушующим своим сердцебиеньем.
Оно вещало всем, что молодой побег
И градоносные не поглотили смерчи,
И сердце мудрое он передал тебе,
Чтоб ты сквозь вихри лет пронес его в бессмертье.
Он, как судьба, прошел сквозь канонадный гул,
Спокойствие храня и в бешенстве сражений,
В тебя он мужество свое вдохнул,
И жизнелюбие, и жажду завершений.
Чтоб не легла и ночь преградой пред тобой
И день не обольстил слепящими лучами,
И если грянет бой — да будет бой!
И пламя ли блеснет — да будет пламя!
1931
Перевод Л. Руст
ВОПЛОЩЕНИЕ
ВОПЛОЩЕНИЕ
Другу моему — Э. Лазебниковой[10]
И камню, может статься, нелегко,
Когда его резец жестокий режет...
Быть может, отзвуком на стон его, на скрежет,
На срезах изрубцованных его
Исторгнется из тьмы и выявится в свете
Слепая клинопись тысячелетий...
Быть может, болью скрытою своей
Исходит дерево, когда, влекомы к сини,
Под натиском весны бушуют в древесине
И раздирают ствол зародыши ветвей.
Но только нам, владыкам из владык,
Наследникам времен и поколений,
Дано постичь материи язык
И мудрые законы воплощений.
Быть может, плачет глина в тишине,
Пока ваятель бьется над замесом
И плоть аморфную то сплющивает прессом,
То вновь калит на медленном огне...
Но только нам, единственным из всех,
Питомцам бурь и песнопевцам штормов,
Дано осмыслить боль и сдвиги ветхих вех,
И выплеск вещества сквозь косный панцирь формы.
Не мерим чисел мы и времени не числим,
Как счета им стрела в полете не ведет.
Как ей на тетиву закрыт обратный лет,
Так нам возврат к исходным дням немыслим.
Уж даль распахнута. И, ею окрылись,
Нам стелют вихри путь по судьбам, по годинам...
Мы смотрим в прошлое лишь в помысле едином:
Не для того, чтоб с ним свою упрочить связь,
А чтоб в грядущее стремительней войти нам.
Да, может быть, и камень терпит боль,
Когда его резец жестокий режет...
И только нам доверено судьбой,
И только мы единственные в силе
На стыке тьмы и светоносных зорь
Прославить и осмыслить скорбь
И в воплях, в скрежете, в стенаньях укоризны
Расслышать первый вскрик рождающейся жизни.
1932
Перевод Л. Руст
«И те, чья жизнь — остылый прах и пепел…»
* * *
И те, чья жизнь — остылый прах и пепел,
И те, чей пепел — жадное рожденье, —
Вы все, как кровь, рокочете во мне,
Вы все, вы все растете из меня
И упадаете с меня плодами...
Но поступи вовек не изменю, —
Что силы есть гони вперед, погонщик!
Не развалюсь в прохладе у колодца,
Покуда прах не провожу в закат,
Рожденное не вознесу в зарю...
О время перечеркнутое! Вы,
Распутья перечеркнутые, словно
Утопленники, в памяти туманной
Всплывающие! Тщетно раздвоялось
На вас мое единственное сердце,
Затем, что в обе стороны струиться
Река заведомо не в силах... Путь
Един, как сердце и как боль, затем, что
Закат — преддверье пламенной зари!
Я возложил тебя на рамена,
О век!
Я препоясался тобою,
Как каменным широким кушаком.
Огромной крутизной встает дорога,
И должен я взобраться на нее.
Сквозь вой ветров, сквозь снеговые крутни
Я подымаюсь... Многие погибнут
Среди сугробов. Многие сорвутся...
Я слышу хряск суставов и костей,
Я слышу вопли падающих в бездну.
Вы все, как кровь, рокочете во мне,
Вы все, вы все растете из меня
И упадаете с меня плодами...
Так бейся, сердце, за обоих. Бейся
Для тех, которых я навек отринул,
Для тех, которым дружбы дал обет, —
Ты быть должно гробницей и купелью.
Встает дорога дикой крутизной.
Сквозь вой ветров, сквозь снеговые круты
Вперед, мое единственное сердце!
Один есть путь, ведущий и приведший!
Но долг последний должен я отдать
Покойнику — закрыть ему глаза,
От света отделить и, на вершину
Взнеся останки бренные, достойный
Ему воздвигнуть памятник в веках —
И возложить на памятник, как меч
На ту могилу, где почиет воин,
Его пустую продранную торбу, —
Затем, что с этой торбой за плечами
Шел сквозь века и множился народ.
1932
Перевод Д. Бродского
«О небо!..»
* * *
О небо!
О земля!
Отцы-бородачи
И деды дряхлые!
