Николай Тихонов - Полдень в пути
ШУМАДИЙСКИЕ ЛЕСА
Партизан шумадийский сидит на Зверинской,
В Ленинграде, и песни поет,
Как их пели под Брянском и пели под
Минском,—
Там, где был партизанский народ.
А Шумадии чащи лесные — краса их —
Эти песни любили до слез,
И качаются сербские буки, касаясь
Светлопесенных русских берез.
Здесь лесов шумадийских гвардейское право
О себе говорить, потому
Что Нева здесь сливается с синей Моравой,
Чтобы течь по пути одному.
Мы такую хлебали смертельную вьюгу,
Добывая победу свою,
Мы, как братья, стояли на страже друг друга.
Помогая друг другу в бою.
Потому что фашист, сербской пулей пробитый,
Над Невой не вставал из могил,
Потому что фашист, над Невою убитый,
Шумадийским лесам не грозил.
Мы об этом поем в Ленинграде полночном.
Миру ясно, о чем мы поем,
Долго жили мы только приветом заочным,
А сегодня — сошлись за столом!
ПОЛДЕНЬ В ПУТИ
После бури, после мрака,
Где ревел простор земной,
Мы в селенье Филипп-Яков
Повстречались с тишиной.
Здесь и рощи полусонны,
И дома по сторонам.
Вот кувшин воды студеной
Девушка выносит нам.
Мне почудилось, что долго,
Долго, долго будет так:
Камень белый, полдень колкий,
Лист пожухлый на кустах.
И над плавными волнами
Будет небо голубеть,
Чуть тревожными глазами
Будет девушка смотреть.
Прядь откидывая резко,
Будет бусы колыхать,
Так же будет занавеска
В белом домике играть.
Жажду я хочу иную
Утолить — ее одну,—
Пить, как воду ледяную,
Эту мира тишину.
Пить глотками, пить большими,
Не напьешься ею, брат,—
Так губами меловыми
Час затишья пьет солдат.
Пьет между двумя боями
Тишину, как синий сон,
Пересохшими губами,
Всем на свете увлечен:
Теплой рощей полусонной,
Легким небом без конца,
Этой девушкой, влюбленной
В неизвестного бойца!
II
УМИРАЮЩИЙ БАМБУК
Бамбук умирает,—
Приходит черед и бамбуку.
И он зацветает
Раз в жизни — на скорую руку
И желтых цветов этих
Переплетенья —
Ничем не согреть их,
Подернутых тенью.
А розы — как пламя,
Ликуют самшиты,
И тунга цветы как шелками
Расшиты.
Бамбук засыпает
И видит в неведомом сне,
Как лес проступает
В тяжелых снегов белизне.
Зарницы дрожат
На высоком чужом берегу,
Две палки бамбука лежат
На снегу.
Они умирают,
Припав к белоснежной земле,
Они зацветают,
Но цвет их заката алей.
Здесь лыжник покинул
Ему предназначенный путь.
Он руки раскинул,
Как будто прилег отдохнуть.
Недвижно лежит,
И слышится смутно ему,
Как Черное море
Шумит через белую тьму.
КАДА
Похожая на скатерть-самобранку
Поляна. Небо. Горные края.
И выпил я за женщину-крестьянку,
В колхозный вечер стоя выпил я.
Не потому я пил за незнакомый
Печальный, добрый взгляд,
Что было здесь мне радостно, как дома,
Иль весело, как двадцать лет назад.
Не потому, что женщина вдовою
Бойца была и муж ее зарыт
В обугленной дубраве над Невою,
И сыну мать об этом говорит.
Не потому, что, бросив хворост наземь,
Ответила улыбкою одной,
И в дом ушла, и вынесла, как в праздник,
Печенье, что белело под луной.
Нет, я смотрел на ломтики витые,
Что по-грузински «када» мы зовем,—
Вернулись мне рассветы боевые
В неповторимом городе моем.
…Мешочек тот был невелик и ярок —
И на ладони када у меня.
Кто мне прислал тот фронтовой подарок
На край земли, на линию огня?
Шатаясь от усталости, лишь к ночи
Вернувшись с поля, может быть, она,
Склонив над ним заплаканные очи,
Сидела молчаливо у окна.
Чтоб в ночь осады, в этой тьме кромешной,
Мне просиял ее далекий зов,
Привет земли, такой родной и вешней,
Грузинским солнцем полный до краев.
…Мне завтра в путь, в работу спозаранку.
Темнеют неба дальние края.
Вот почему за женщину-крестьянку
В колхозный вечер стоя выпил я.
«Россия, Украина — дружба вечна…»
Россия, Украина — дружба вечна,
И с детства я к тому уже привык,
Чтоб слышать рядом прелесть русской речи
И украинский сладостный язык!
Отечества нам сладок запах дыма,
Родной души — незримая краса,
Народов наших дружба нерушима,
Как наши земли, наши небеса!
В борьбе за волю были мы едины,
И труд и дом наш вместе бережем,
И в дни торжеств, и в бедствия годины
Едины мы, плечо к плечу идем!
Мы любим жизнь и песенное слово,
Полет мечты, кипенье юных сил,
О нас — семье великой, вольной, новой,
Еще Тарас великий говорил.
Клялись мы братства боевою честью
Когда вставал борьбы девятый вал,
И «Заповит», как гимн, мы пели вместе,
Как вместе пели «Интернационал»!
Все так же вместе, рано или поздно.
Закончим мы великих жизней труд,
Войдем в тот мир, что будет нами создан,
Что коммунизмом люди назовут!
СОВЕТСКИЙ ФЛАГ
Флаг, переполненный огнем,
Цветущий, как заря,
И тонким золотом на нем
Три доблести горят:
То молот вольного труда,
Серпа изгиб литой,
Пятиконечная звезда
С каймою золотой.
Был побежден народный враг
Народною рукой, и
И сто народов этот флаг
Взвивают над собой —
На самой высшей высоте,
На самой дальней широте,
Среди полей и городов,
Меж волн бесчисленных рядов.
В нем — человечеству привет,—
И проще в мире флага нет;
В нем — нашей славы жаркий цвет,—
И жарче в мире флага нет;
В нем — нашей силы грозный свет,—
Сильнее в мире флага нет;
В нем — правда наших красных лет,—
Правдивей флага нет!
ПЕРЕКЛИЧКА ГЕРОЕВ
В просторах вольных ветер дышит.
Румянит осени лицо,
Четыре голоса он слышит,
Как перекличку храбрецов.
Над степью дальней, степью голой
Могучий голос говорил:
«Я друга верного — монгола
Оборонил и охранил!
Я крылья вражеские сбросил
С небес на Горькие пески,
Где жаркой пылью вихрь заносит
Разбитых гусениц куски!»
Над львовским тополем, над Пущей
Веселый голос в небе рос:
«На братний крик, на крик зовущий
Мой путь был радостен и прост».
Над морем, с пеною стальною,
Над прибалтийскою сосной
Шел голос третий над волною:
«Я здесь исполнил долг иной!
Я встал пятой неколебимой
На этих дружбы берегах,
Чтоб славу родины любимой
И день и ночь оберегать!»
Над финским вереском и хвоей
Бил голос в неба глубину:
«Я здесь на бой ответил боем,
К полету крылья развернув!
И под крылом летящих строев,
С победой новой заодно,
Река Сестра — моей сестрою,
Рекой советской стала вновь!»
КОГДА ВЕСЬ ГОРОД ПРАЗДНИЧНО ОДЕТ
