Лев Гомолицкий - Сочинения русского периода. Стихи. Переводы. Переписка. Том 2

в передвечерний час когда
уже склонялись в ноч светила
а в Водолее восходила
Сатурна грозная звезда
да незаметно стал в зените
жизнь разоряющий Уран –
хотите ль вы иль не хотите
рожденные под ним – из стран
кидающий из жизней в жизни
лишающий друзей – отчизны
взлетающий перстом меча
от постоянства отуча –
в час тот с совидцами такими
пришол на землю человек
в морщинках с баками густыми
со сросшеюся пленкой век
мать на подушках приподнялась
взглянуть на сына в первый раз
и приглядевшись испугалась:
слепой – совсем не видно глаз
тут доктор ножницы кривые
с комода помрачнев берет
и делая шаги большие
к младенцу сгорбившись идет
мать вскрикнула а он смеется
и ножниц ужас отложив
на веки пальцы наложив
их раскрывает – не придется
прорезывать дитяти глаз
подайте грудь ему сейчас –
решает мать – забота снова
как научить сосать такова
но ткнувшись и поймав сосок
сын присосался и без спроса
грудь ручкой давит – наконец
краснеет пуговочка носа
отпал насыщенный –
                                     отец
меж тем под дверью отирает
глаза счастливые платком
и курит в форточку потом
на небо серое взирает:
ноч петербургская бела
под фонарем стоит прохожий
бредет другой из-за угла
на привидение похожий

переведен в столицу в полк
обзаведясь своей квартирой
он понял в жизни легкой толк
столичново пустово мира
толк в кутежах гонящих сон
в приемах шумных но отныне
в сем вихре будет помнить он
о кротко спящем в детской сыне:
в предутренний вернувшись дом
походкой непослушно тяжкой
взглянуть придет он перед сном
как дышет спинка под рубашкой
рукой неметкой крест чертить
и николаевской бородкой
поцеловав ощекотить
затылка вздрогнувшево щотку

а жизнь свой движет круг и вот –
в столице смутно муж на службе
в кастрюльке геркулес растет
спиртовки огонечек в луже
молочной – пляшет голубой
сын рад ему вдруг грохот вой
под окнами копыта крики
погаснул свет – наперевес
опущены мелькнули пики –
и опрокинут геркулес
рукой хладеющей неловкой:
с ребенком в кухню и на двор
в швейцарскую а от спиртовки
огнь ящерицей на ковер –
слетел двоится разбегаясь
предупреждением дымок
провеял – спешно возвращаясь
звонит отец и на порог
едва ступив – тут стало глуше
откуда гарь – поняв все вмиг
он николаевкою тушит
огонь и ищет где же Мик –
где сын где мать и вот с кухаркой
вниз чорной лестницей бежит –
в коморке дворничихи жарко
на блюдечке свеча дрожит
в чаду завернут в плед поспешный
ребенок в жениных руках
их вид в трагическом потешный
в нем смехом заглушает страх
заботливо полунахмурясь
он с ношей спящею домой
идет с испуганной женой

так первая промчалась буря

и дальше чертит жизни круг
как в осемнадцатом писали –
коловращается: из рук
отцовских на небесной дали
меж дачных голубых осин
кометы косу видит сын
и бабушка в суровой муке
к ним приезжает умирать
благословляя молча внука
ещо умеет крест послать
с высокой точно стол постели
ее костлявая рука
(как ногти страшно посинели
и вена вздулась как река)
в квартире жутко и просторно
звонки и шопот а потом
ево в карете валкой чорной
отвозят в хладный страшный дом
где примут бабушки кузины
старухи строго: их пасьянс
стол мраморный с ногою львиной
запретный лед – паркетный глянц
лоб запрокинуть – над пуками
люстр бронзовых круги картин
ему готовят балдахин
постель холодную как камень
и он не дышит и не спит:
гуляет ветер пол скрипит –
с какою быстротою к маме
он бросится когда она
за ним приедет – за ушами
потрогает тиха бледна
нет дома бабушки и ново
пуст незапретен кабинет
где бабушка жила – в столовой
в часах старинных жизни нет
(потом узнает он: в час смерти
остановилися часы)
спокойно все но холод чертит
круг тайны взмахами косы
и чуя этот холод в паре
с тревогой безотчотной в сон
зловещий первый погружон
он видит бабушку в кошмаре:
клубок от кресла откатясь
чернеет – бабушка на кресле
все ближе неживей чудесней
вдруг ставши вдвое – раздвоясь
уж с двух сторон теснит – пылают
глаза – круглятся и растут –
проснувшись с криком подымает
он дом – родители бегут
лоб щупают – на свет спросонок
кривясь в себя приходит он
но свет погас и – тот же сон

так фантастический ребенок
растет – он вечно одинок
(у матери все на примете:
чтобы болезнь или порок
не занесли другие дети)
она товарищей ему
игр хочет заменить собою
следит что детскому уму
занятно – вот в ночи луною
ребенка поразился глаз
она спешит уже тотчас
к нему на помощь и рисует
на стенах лунные моря
небес таинственные земли
вот к клавишам подсел даря
импровизацией и внемля
ему уж приучает мать
слух детский к времени и звуку
вот научился он читать
и мать ему готовит муку:
в ядь жизни подсыпает яд –
отравленные им глядят
со стороны на все явленья
все приучась переживать
– всеотвержения печать! –
лиш силою воображенья

столица хладная зимой
прогулки с матерью в гостинный
в час летний – финский брег морской
парк павловский полупустынный:
там на холме в древах семья
стояла белых изваяний
меж них резвилися смеясь
не знавшие ещо страданий
лиш отрок хиленький следил
веков на ликах отраженье
перстов у лир орлиных крыл
полузастывшие движенья
и руны каменных страниц
и свиток циркулем пронзенный
и слепота высоких лиц
томили дух неискушонный
потом и петербургский дом
их тайной жизнью населился –

а в доме заняты винтом
бросая карту отклонился
отец – неглядя отложил
– пасс – папиросу – пасс – качаясь
всплывали дымные ужи
тиш – вдруг стакан простывший чая
подпрыгнул на столе звеня
смешалось в крике все и стуке
и снова тиш – пасс-пасс – скользят
по картам – мыслят мыслят руки

уже по новому речист
тут над сукном испачкан мелом
сошолся бывший нигилист
теперь чиновник – с офицером
сначала – у сестры приют
найдя – с брезгливостью с надрывом
он жил: спор возгоревшись тут
грозил окончиться разрывом
не мог не побледнев взирать
одним лиш видом разъярившись
как Новым Временем накрывшись
зять любит в кресле подремать

(тогда мечтал он: как синица
зажеч российский океан
и приезжал отец в столицу
спасать: попавши в ураган
меж казаками – простирая
свой зонтик пробивая бреш
стоял бровями помавая
шепча: са-баки его еш–)

недоучась рожденный поздно
таким шол в жизнь идеалист
а в жизни: неудачи – мглист
чиновный петербургский воздух
им надышавшийся устал
погряз в раздвоенности в частном
и незаметно сам он стал
таким акцизником бровастым
и вышло что он был из тех
на ком ненужности трагичной
печать – не вкусит кто утех
стыдясь удачи в жизни личной
кто целомудрием своим
понятием опасным долга
врагам наскучил и своим –
испортив жизнь себе надолго
надолго или до конца
племянник помнит взор склоненный –
в движеньях бледново лица
над карточным сукном зеленым
зловещий ломберный отсвет
и в лёте тех же помнит лет
взметенный как костром зарею
над миром красный облак-дым:
пылало небо и под ним
стояли дети не игрою
сим зрелищем поражена
была душа их – в этот вечер
истории провеял ветер
услышал мир: война –
                                       жена
готовит мужа в путь походный
мать сына в вихрь свинцовый шлет
за годом чорным год голодный
землистоликий настает
в столице пасмурно и скупо
лиш речи дерзки и вольны

раз гость обедавший (за супом
за кофэ тот же дух войны
тень неотступная) как дети
рассказывал бегут на фронт
потом закрывшись в кабинете
отец шагает взад вперед
и курит в кресло погрузившись
а со стены на мир озлившись
поднявши правый эполет
насупясь клочит баки дед
портрет поблекнувший за синью
полудымка ещо бледней
вот сын вошол с отца очей
не сводит и привлекши сына
отец как с равным первый раз
совет житейский начинает –
он сгорблен – ус растрепан – глаз
над смятою щекой блуждает:
он мог бы – глухо говорит:
здесь совершенствуясь чинами
жить в безопасности и с вами
но что ж – он убедился –: вы
и без меня – а мне чины
не нужны –
                     мало понимая
слова ловя их звук глухой
сын хочет что-то отвращая
в судьбе – закрыть отца собой

но произвел уж разложенье
в нем книжный яд: отделено
от дела в нем ево волненье
как в грезе сковано движенье
косноязычно и темно
и безучастливый наружно
стоит а перед ним отец
твердит серея как мертвец:
я не могу – расстаться нужно –
осудиш сам меня потом

и в хлопотах о переводе
уже отец – уже в походе
и брошен прежний мир и дом
к кузине бабушки в именье
сын с матерью приглашены
вот Петроград зловещей тенью
как призрак отплывает в сны

ещо России лик мелькает
в окне вагонном перед ним
вот берег Волга раздвигает
клокочет пароходный дым
воззрившись ночью в темень в оба
в огнях течот дракон речной
на пристанях сухая вобла
гармоника и женщин вой
вой матерей что провожают
хмельных рекрутов на войну
а лодки с песней рассекают
взлетая чайками – волну
с икон огромных черноликих
сурово тьма времен глядит
и та же тьма во взорах диких
тех провожающих стоит

ещо увидит он усадьбу
в ней бабы Оли силует
в старинном траурном наряде
из белой колоннады в свет
одной ногой вперед ворчливо
ступает – жолтая рука
указывает палкой сливу
упавшую в траву с сука
столичному ребенку в диво
все: ветер парк и эта слива
ездой утешен верховой
забыл он чорный час военный
но в поле вот – австриец пленный
пасет коров – в тростник пустой
он дудку смастеривши свищет
свирель сверлит – все дальше тише –
постукивая в кость копыт
пыльцу взвивая конь бежит
деревнею опустошонной
и обездоленной войной
конь времени – из жизни сонной
несет – проносит в строй иной